— О! Дружочек, но это же…

— Да-да, не удивляйся. Думаю, он мог это сделать, но не стал. В общем, мы свободны, как ветер, и можем идти на посадку. Я бы, конечно, с большей радостью приземлился с помощью нашей гравитики — это заняло бы всего пятнадцать минут, но я не знаю, где у них космопорты, и боюсь наделать беды. Значит, придётся ползти по радиолучу, значит, несколько часов мы по спирали будем скользить через атмосферу.

Пелорат нисколько не огорчился:

— Но это же замечательно, Голан. Спуск будет достаточно медленным для того, чтобы осмотреть поверхность планеты?

Он достал из кармана экранчик, где по-прежнему красовалось изображение планеты.

— Увидишь довольно скоро, — пообещал Тревайз. — Но для начала придётся преодолеть облачный слой, и двигаться мы будем со скоростью несколько километров в секунду. То есть мы не будем опускаться, как воздушный шарик, но полюбоваться планетографией ты сумеешь.

— Прекрасно! Прекрасно!

Тревайз задумчиво проговорил:

— Я вот думаю… стоит ли переводить часы на местное время? Как знать, удастся ли нам пробыть на планете Сейшелл достаточно долго…

— Всё зависит от того, чем мы тут займемся… то есть так я думаю. А ты как думаешь, Голан, что мы будем делать?

— Наша задача — отыскать Гею, а сколько времени на это уйдёт, не знаю.

Пелорат сказал:

— Тогда на местное время можно перевести наши наручные часы, а корабельные оставить как есть.

— Отличная мысль! — улыбнулся Тревайз.

Он смотрел на планету, всё быстрее приближавшуюся к ним.

— Ну, хватит ждать, — решительно заявил Тревайз. — Настрою компьютер на радиолуч и перейду на гравитационный спуск, имитируя обычный полёт. Так! Ну, полетели вниз, Джен, и посмотрим, что нас нам ожидает.

Тревайз не отрывал глаз от иллюминатора обзора. Корабль лег на курс приземления по тщательно выверенной гравитационной кривой.

Тревайз никогда не бывал в Сейшельском Союзе, но знал, что на протяжении последнего столетия особой дружбы между ним и Академией не отмечалось. Поэтому он был удивлен и немного обескуражен тем, что так быстро всё уладилось с таможней.

Да, это казалось непонятным…

Таможенника звали Йогорот Собхадарта, и почти половину своей жизни он провёл на орбитальной станции.

Он не имел ничего против такого образа жизни — это давало ему возможность один месяц из трёх жить в своё удовольствие: просматривать книги, слушать музыку, отдыхать от общества сварливой жены и озорного сынишки.

Правда, последние несколько лет таможенную службу возглавлял Сновидец, и это в значительной степени портило дело. Нет ничего более мерзопакостного, чем иметь своим начальником человека, который любые собственные действия оправдывает тем, что на это якобы получил указания во сне.

Для себя Собхадарта сразу решил, что ни капельки не верит в эту дребедень, но был тем не менее достаточно осторожен для того, чтобы не высказывать свои убеждения вслух, ведь подавляющее большинство народа в Сейшелле находилось во власти мистических предрассудков; и на того, кто выражал какие-либо сомнения по поводу нужности и искренности Сновидцев, тут смотрели искоса. Обнаружить материалистические воззрения означало остаться без пенсии под старость.

Собхадарта неизвестно зачем пригладил и без того безукоризненно гладкую бородку, довольно громко кашлянул и с заискивающей вежливостью вопросил:

— Это тот самый корабль, Начальник?

Начальник, имя которого было Намарат Годхисаватта, не отрывая взгляда от экрана компьютера, даже не взглянул на подчиненного.

— Какой корабль? — рассеянно спросил он.

— «Далекая Звезда». Корабль Академии. Тот, что я пропустил только что на посадку. Тот самый, голографическую съёмку которого во всех ракурсах мы произвели. Это он вам приснился?

Годхисаватта наконец удостоил Йогората взглядом. Начальник был невысокого роста, с тёмными, почти чёрными глазами, окруженными сеточками тонких морщинок, причиной которых была не склонность к смешливости.

— О чём ты спрашиваешь? — недовольно спросил он.

Собхадарта распрямил спину, тёмные брови его сошлись на переносице.

— Они сказали, что они туристы, но никогда раньше я не видел такого корабля у туристов и считаю, что они — агенты Академии.

Годхисаватта сердито откинулся на спинку кресла.

— Послушай, друг мой, что-то я не припоминаю, чтобы я спрашивал твоего мнения по этому поводу.

— Но, Начальник, мой патриотический долг диктует мне необходимость не оставлять без внимания…

Годхисаватта скрестил руки на груди и одарил подчиненного столь выразительным взглядом, что тот, будучи гораздо выше и крупнее начальника, сразу стал ниже ростом, как-то весь съежился.

— Друг мой, — возгласил Годхисаватта, — чтобы у тебя не было неприятностей, ты обязан выполнять свою работу без лишних разговоров, иначе я позабочусь о том, чтобы ты остался без пенсии, когда выйдешь в отставку, — и это произойдёт, если я услышу от тебя хоть слово о том, что тебя не касается и не входит в твои обязанности.

— Да, сэр, — вполголоса пробормотал Собхадарта и тут же с подозрительной степенью услужливости в голосе поинтересовался: — Позволено ли мне будет узнать, сэр, входит ли в мои обязанности сообщить вам, что в пределах видимости наших экранов находится второй корабль?

— Будем считать, что я принял твоё сообщение, — раздражённо буркнул Годхисаватта и повернулся к компьютеру.

— И он очень похож, — добавил Собхадарта ещё более услужливо, — на тот, что я только что пропустил.

Годхисаватта слегка наклонился вперёд и положил руки на колени.

— Второй?

Собхадарта мысленно злорадно улыбнулся. Этот малахольный продукт неравного брака, конечно же, не видел во сне двух кораблей. Вслух он сказал:

— Да, сэр, второй. А теперь я вернусь на свой пост, сэр, и буду ждать ваших распоряжений. И я очень надеюсь, сэр…

— Да?

— Я очень надеюсь, сэр, что мы пропустили не неправильный корабль.

«Далекая Звезда» быстро скользила над поверхностью планеты Сейшелл, Пелорат не отрывал от неё восхищенного взгляда. Облачный слой редел, здесь он вообще был менее плотным, чем над Терминусом. Судя по карте, площадь, занимаемая сушей, на Сейшелле была обширна, а окраска континентов на карте говорила о том, что крупные участки суши заняты пустынями.

Пока казалось, что планета мертва и безжизненна — внизу раскинулись серые, мертвенные равнины, плоское однообразие которых лишь кое-где оживляли мелкие складки, вероятно, горы, ну и, конечно, океанские просторы.

— Да, скучновато… — разочарованно проговорил Пелорат.

— Что-то живое с такой высоты не разглядишь, — пояснил Тревайз. — Вот опустимся пониже, и увидишь зелень в складках поверхности. Но сначала увидишь, как красиво выглядит ночная сторона — она вся будет покрыта мерцающими огоньками. Люди по всей Галактике с наступлением темноты освещают свои миры: никогда не слышал, чтобы где-либо это правило нарушалось. Другими словами, первые признаки жизни, которые ты увидишь, будут не только признаками наличия людей, но и признаками наличия техники.

— Да, но ведь люди по своей природе существа с дневным образом жизни. И мне кажется, что первоочередной задачей техники должно стать превращение ночи в день. На самом деле мир, лишенный техники и вынужденный развивать её, неизбежно сталкивается с проблемой освещения затемненной поверхности. А как ты думаешь, сколько времени уйдёт на переход от всеобщей тьмы к всеобщему свету?

Тревайз рассмеялся:

— Странные у тебя мысли, однако! Наверное, это оттого, что ты мифолог. Не думаю, что когда-нибудь весь мир станет залит светом. Ночное освещение будет отражать картину плотности населения, и континенты будут покрыты точками и нитями огней. Даже Трентор в лучшие дни, представляя собой громадную неделимую структуру, никогда не был озарен светом со всех сторон.