Весь день звенели мечи. Весь день кричали умирающие. К вечеру битва закончилась, и потрепанное мидийское войско вернулось в свой стан. Таллия с затаенной усмешкой наблюдала за понуро бредущими бессмертными. Три дня назад они взирали на окружающих, гордо вздернув горбатые носы. Вчера в них уже поселился страх и они выглядели не столь бодро как обычно. После сегодняшнего боя они походили на побитых собак. У ставя глаза себе под ноги, воины исчезали в шатрах, сотники бросали на траву окровавленные бичи и без сил падали рядом. Прошел к себе Мардоний, хмуро взглянувший на Таллию. Вскоре показался Артабан, вышедший из-за золоченых стен царских покоев. Сановник выглядел не лучше остальных. Подойдя к девушке, он поцеловал ее, обдав вкусным запахом крови и острого пота, и вошел в шатер. Таллия тут же кликнула слуг. Они освободили Артабана от тяжелого доспеха, омыли его тело душистой водой, вытерли мягкими полотенцами, умаслили. Лишь после этого его облекли в теплый парчовый халат.

— Жрать! — хрипло приказал хазарапат, мертвой хваткой вцепляясь в поданный ему бокал вина.

Он утолял жажду, а Таллия сидела напротив, терпеливо дожидаясь, когда он заговорит. Однако Артабан молчал до тех пор, пока слуги не накрыли на стол. Велев им убираться, вельможа сел на пушистый ковер, взял рукою кусок мяса и вымолвил:

— Они дрались словно бешеные львы!

После этого Артабан впился зубами в телятину и принялся рвать ее крупными кусками — так ест сильно изголодавшийся мужчина. Он ел мясо, потом сладкие пшеничные лепешки, виноград и груши, пил бокалами вино. Таллия ограничилась куском ячменного хлеба и грушей. Плод уже переспел и был приторен. Как ни слизывала девушка с губ сладкий сок, ее подбородок все равно оказался липким. Тогда она омыла его вином и промокнула краем шелковой туники. Артабан, следивший за ее действиями, усмехнулся.

— Вот так! Принес жертву Зевсу. Быть может, он нам поможет.

Таллия ответила изящной, ничего не значащей улыбкой.

— Воин создал невероятных бойцов, — откидываясь на шелковые подушки, произнес Артабан. — Не представляю, как из сырого человеческого материала можно сотворить таких воинов. Они бьются словно одержимые, ломают копья руками, подставляют грудь под удары мечей. Это не люди, а демоны в человеческом обличье!

— Воин сам дает им пример, как следует драться.

Артабан сокрушенно покачал головой.

— Еще два таких боя, и мне пришлось бы повернуть войско обратно.

— Пришлось бы? — спросила Таллия.

— Да. К счастью, нашелся предатель, который проведет наших воинов через гору. Пять тысяч бессмертных во главе с Гидарном. Они ударят эллинам в тыл, и те окажутся меж двух огней. Тогда Воину не выстоять.

— Он знает об этом?

— Скорей всего — да.

— В таком случае он успеет отступить.

Артабан сделал глоток вина и усмехнулся.

— Думаю, нет.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Закон запрещает спартиатам отступать. Думаю, воин и его триста останутся на месте и примут последний бой.

— Ты считаешь его безумцем?

— Вовсе нет. — Вельможа рассеянно покатал ладонью опрокинувшийся от неосторожного толчка бокал, наблюдая за тем как рубиновая жидкость исчезает в ворсистой поверхности ковра. — Это своеобразный кодекс чести. Они умрут, но не отступят. Если они надумают покинуть поле битвы, матери и дети проклянут их.

Таллия вздрогнула, словно на ее нежную кожу брызнули холодной водой.

— Но это страшно!

— Конечно. С другой стороны это прекрасно. Это — смерть, о которой мечтает мой лев.

— Глупо, — твердо произнесла Таллия. — Я еще могу понять, если б их смерть влекла победу.

— Они рассчитывают победить.

Девушка скривила изящные губки.

— Как?

— Умерев. Героическая смерть вселяет мужество в живых. Триста умрут, те, кто придут за ними, победят.

— Так будет?

— Да.

— Зачем же ты тогда здесь?

Артабан пожал плечами.

— Говоря откровенно — не знаю.

Таллия бросила в рот виноградинку и сочно раздавила ее губами. Внимательно посмотрев в глаза вельможе, она спросила:

— Гумий, а что вы собираетесь делать, когда овладеете миром?

— Построим звездные крейсера и попытаемся захватить еще что-нибудь.

— И так до бесконечности.

— Наверно.

— Не выйдет. Империи рано или поздно разваливаются. Вы проиграете.

— Тогда мы начнем новую игру. И все равно — так до бесконечности.

— Но ради чего?

Артабан задумался лишь на мгновение.

— Ради игры. Тебе ли спрашивать об этом!

Девушка не ответила. Она отставила бокал и растянулась на пушистом ковре, положив голову на живот Артабана. Вельможа погладил ладонью шелковистые волосы.

— Мардоний возненавидел меня из-за того, что ты ушла ко мне.

— Он самолюбивый дурак! — отрезала Таллия. — Хотя и храбрый. А как поживает царек?

— Он знает свое место. Я приставил к нему двух людей. Достаточно одного моего слова — и царек умрет, задушенный подушкой.

— Ты умеешь брать все в свои руки! — похвалила Таллия.

— Это нетрудно, — продолжая гладить ее голову, сказал Артабан. — Ты когда-то умела делать это не хуже моего.

— Лучше. Намного лучше.

В животе Артабана заурчало, отчего по лицу девушки промелькнула быстрая брезгливая гримаска, тут же исчезнувшая. Таллия безмятежно улыбнулась.

— Поцелуй меня.

Она томно повернула прекрасное лицо к вельможе. Тот привстал на локте, намереваясь исполнить ее просьбу, но в этот миг раздался негромкий звонок. Артабан вздрогнул.

— Радиофон!

Отстранив Таллию, он поспешно поднялся и извлек из стоявшего у стены сундука небольшую шкатулку. Указательный палец коснулся небольшой завитушки. Послышался негромкий металлический голос.

— Гумий!

— Да.

— У меня неприятности. Враги атакуют Замок.

— Кто они?

— Точно не знаю. Но они располагают энергетическими спиралями и дестабилизируют Замок. Мне с трудом удается сохранить контроль над Шпилями. Нужна твоя помощь.

— Мгновение. Я лишь отдам приказ моим людям.

Артабан отключил связь и быстро произнес, обратившись к девушке:

— Я отлучусь ненадолго. Думаю, к рассвету вернусь. На всякий случай я оставлю письменное распоряжение. Если к утру меня не будет, передашь его сотнику Дитраву. Он знает, что нужно делать.

— Ты уверен, что там ничего серьезного? — спросила Таллия.

— Уверен. Вдвоем мы быстро справимся с напавшими на Замок. — Артабан хрустнул суставами. — Придется вылезать из этой шкуры. Не хочется, а придется.

— Это обязательно?

— Да. Ахуры не узнают меня в этом обличье.

Артабан закрыл глаза и напрягся. Негромко затрещали кости, по парче, прикрывающей тело, пробежала рябь. Облик вельможи начал изменяться. Исчез внушительный живот, плечи стали уже, руки и ноги слегка вытянулись. Подобная метаморфоза произошла и с лицом. Прошло всего несколько мгновений — и на месте Артабана стоял маг Заратустра. Он открыл глаза и устремил на Таллию их голубой взор. Девушка усмехнулась.

— Так ты смотришься гораздо лучше!

— Еще бы! Ведь это мой настоящий облик! Ладно, я пошел. Будь умницей!

Маг запустил руку в артабанов сундук и извлек оттуда портативный телепортатор. Он нажал кнопку, из прибора вырвался тонкий, почти бесцветный луч. Заратустра коснулся луча рукой и медленно растворился в воздухе. Выждав несколько мгновений, Таллия отключила упавший на пол телепортатор и улеглась на пушистые подушки. Она пила рубиновое вино, терпеливо дожидаясь ночи.

И ночь пришла.

Минуло немало времени с тех пор, как Заратустра растворился в луче телепортатора. Таллия по-прежнему полулежала на мягких подушках, обняв ладонями золотой бокал. Изредка она подносила его ко рту и делала маленький глоток, наслаждаясь терпким привкусом вина. Стемнело, и девушка зажгла несколько свечей. Из-за полога шатра доносились негромкие возгласы стражников. Где-то в горах выли волки, созывая собратьев на кровавую трапезу. Но эти далекие звуки не могли разрушить умиротворяющую тишину, в которую вплеталось пение цикад; тишину, заставляющую глаза слипаться в сладком забытьи…