Викарии Христа и сами не останавливались перед применением яда в борьбе с противниками, как внутри Церкви, так и за ее пределами. Разумеется, обличители упадка духовенства или непомерных претензий понтифика, беспрестанно выдвигавшие обвинения в отравлении, могли преувеличивать. Однако не все подобные разоблачения являлись сочиненным в пылу полемики вымыслом.

Вслед за распрями второй половине XI в. яд сопровождал борьбу гвельфов и гибеллинов, т. е. папства против Штауфенов: германского императора и короля Сицилии Фридриха II, а потом его потомков, вплоть до 1268 г. Фридрих II обвинял Папу Иннокентия IV в подлом использовании яда.

В 1249 г. к больному, как утверждалось, вследствие отравления императору приехал врач из Пармы, нанятый Римом. Под предлогом лечения он должен был убить монарха. Однако больного предупредили, и он проверял лекарства на заключенных. На следующий год Фридрих II все-таки умер, и его наследник Конрад IV не преминул обвинить папство. Тем не менее современные исследователи, начиная с Э.Канторовича, единодушны в том, что все разговоры о заговорах с целью отравления императора не находят подтверждения. Скорее всего, он умер от болезни.

В свою очередь, Конрада IV в 1252 г. тоже пытались отравить, и он с трудом выздоровел. В окружении Штауфенов говорили, что Рим опасался мести Конрада IV за отца. Таким образом, черный образ Папы, лишенного совести, в представлении гибеллинов обязательно включал в себя отравление. Партия гвельфов отождествлялась с ядом. Когда 24 августа 1313 г. император Генрих VII умер в окрестностях Сиены, которую он осаждал, естественно, возникли слухи. Сиена являлась городом гвельфов, и Папа Климент V подозревался в том, что руководил преступными действиями предполагаемого убийцы: духовника государя доминиканца Бернардина де Монтепулчиано. Действительно, появление Генриха VII в Италии ^сцелью восстановления императорской власти угрожало позициям Папы и его союзников. Императорский врач мог сколько угодно заявлять перед папскими властями, что отравления не было. Непримиримые враги Церкви все равно стояли на своем и в течение нескольких десятилетий поддерживали веру в «гвельфское» отравление германского государя.

В XV в. обвинения в применении яда вновь использовали во внутрицерковной борьбе. Это произошло в 1417 г. на соборе в Констанце, призванном прекратить соперничество трех имевшихся на тот момент понтификов. Собор обвинил Иоанна XXIII в отравлении предыдущего Папы Александра V, который скончался в 1410 г. В 1433 г. умер кардинал Вителлески, и появились обвинения в адрес Папы Евгения IV. Верно ли связывать их с зарождавшимся конфликтом между понтификом и Базельским собором? Предполагаемая жертва считалась близкой к миланскому герцогу, что придавало делу внешнеполитический аспект. Кроме того, Вителлески отнюдь не являлся проводником «базельской линии». Напротив, он энергично выступал за наведение порядка в Риме, что могло, в конце концов вызвать беспокойство Папы.

Возникавшие беспрестанно, подобные слухи укрепляли в сознании людей убежденность, что Папа Римский вполне способен применить яд. Обычно это делалось от случая к случаю, когда диктовалось обстоятельствами. Систематически это средство стал использовать Александр VI, настоящий «серийный отравитель». Реальные или вымышленные коварные злодеяния этого Папы окончательно подорвали авторитет католической церкви. Он преследовал цели, никак не связанные со службой Святому престолу, действуя только в интересах семьи Борджиа. Автор книги о Борджиа Иван Клула (1987) полагает, что дурная репутация Александра VI и его сына как отравителей стала складываться после убийства в 1495 г. пленного брата турецкого султана, который являлся важной фигурой в международных отношениях. В последние три года правления Папы Борджиа таких дел было очень много. В 1500 г. прошел слух, что внезапно сраженный лихорадкой кардинал Джованни Борджиа пал жертвой Папы. Как раз в тот момент он собирался овладеть от имени Святого престола Форли, что нарушало планы Чезаре Борджиа, кузена кардинала. В феврале 1503 г. умер содержавшийся в заключении кардинал Орсини. «Он выпил вино причастия!» – кратко записал в своем дневнике Буршар. И ни демонстрация тела по приказу Папы, ни свидетельства врачей не смогли развеять подозрение. В сообщении, посланном в Венецию, утверждалось, что Папа обратился к помощи врачей, «дабы доказать естественный характер вышеупомянутой смерти и то, что ни сила, ни яд не применялись». В апреле после двухдневной болезни и сильной рвоты скончался Джованни Микиели, кардинал Сент-Анджело и епископ Падуи и Виченцы. Опять возникло подозрение в отравлении, так же как и в отношении кардиналов Джованни Лопеза, епископа Капуи, Джованни Баттиста Феррари, епископа Модены. Франческо Гвиччардини так писал о сыне Папы Чезаре Борджиа в «Истории Италии»: «Общеизвестно, что употребление яда вошло в обыкновение у его отца и у него самого. Они использовали отравление, не только мстя своим врагам или защищаясь от тех, кто вызывал подозрения. Они утоляли таким образом свою подлую жадность, грабя собственность богатых людей, кардиналов и других придворных. Они поступали так даже с людьми, которые никогда ничем их не оскорбили (как это было с очень богатым кардиналом Сент-Анджело); даже со своими друзьями или родственниками, даже с теми из них, кто (как епископы Капуи и Модены) были очень полезны и преданно им служили». Дож Джироламо Приули подтверждал, что, когда Папа и его сын встречались с могущественным и богатым кардиналом, они добивались приглашения на обед к несчастному, которому слуга Папы вручал яд, так что тот не мог его предварительно проверить. Патриций Пикколомини разъяснил эту циничную хитрость: в присутствии Папы не полагалось предварительно пробовать никакие блюда, кроме блюд Папы. Забавляясь этой опасной игрой, отравитель, в конце концов, сам погиб от яда. Он замышлял убийство кардинала Адриана Кастеллези де Сорнето и приказал отравить три бутылки вина. Слуга перепутал бутылки и принес Папе и его сыну Чезаре отравленное вино. Молодого Чезаре спасли врачи, а Папа скончался к великой радости Приули, который восхвалял Провидение, обратившее грех отравителя против него самого. Гвиччардини рассказывал, что в Риме собралась огромная толпа, желавшая поглазеть на ужасающий труп того, кто, как змея, сеял смерть ядом, коварного, властолюбивого и невероятно жестокого негодяя. Буршар сообщал, что останки выглядели отвратительно, но не рассказывал историю смерти Папы. Вполне возможно, что Александр VI умер от малярии. Однако слишком хорош был случай, позволявший приписать смерть Папы тому средству, с помощью которого он погубил столько людей.

Фигур, подобных Александру VI, после 1503 г. больше не встречалось в истории Церкви; этот Папа остался исключением. Конфессиональные споры и политическими распри усиливались. Папа Пий V выпустил специальную буллу, разрешавшую убийство врагов папской власти. Все это порождало новые обвинения Рима в использовании яда. Однако ни один понтифик не достигал такого масштаба преступлений. Нравы пап соотносились с нравами Нерона, это напоминало об эпохе упадка древнего Рима и совсем не соответствовало всеобъемлющим теократическим устремлениям папства XIII в., согласно которым отравление тирана являлось справедливым, если ставкой было спасение мира.

Под «двойным действием» в данном случае понимается не высокая токсичность того или иного вещества, о которой сообщали средневековые фармакологические трактаты. Речь идет об использовании рассказов об отравлениях в пропаганде. Властям необходимо было сплотить людей вокруг правителя, сформировать определенное общественное мнение, что развивало «политическую коммуникацию». Яркие эмоциональные характеристики, клеймившие отравления, вроде формулы Иоанна XXII horrendum scelus (ужасающее преступление),употреблялись еще чаще, чем раньше. И может быть, в первую очередь их распространяла и использовала Церковь, наряду с другими средствами пропаганды. Число случаев, когда говорили о яде, увеличилось. По-видимому, они становились инструментом воздействия на умы, причем весьма эффективным, поскольку реальность отравления, так же как и применения магии или колдовства трудно как доказать, так и опровергнуть. Помимо всего прочего, римское право квалифицировало отравление как преступление особо тяжкое. Таким образом, обвиненные в нем люди выставлялись низкими подлецами. Подобные утверждения выполняли сразу несколько функций.