Учитывая неудачный опыт А.Н. Косыгина, попытавшегося «передать в правительство отделы, созданные в ЦК КПСС для курирования практически всех отраслей народного хозяйства», но встретившего сопротивление «Брежнева и его окружения», которые «восприняли это как попытку лишить партийное руководство рычагов управления, оставить его с одной идеологией», М.С. Горбачёв в 1987 г. не решился вернуться к этой идее открыто. «Поэтому, — пишет он, — в тезисах лишь в общей форме говорилось, что парткомы не должны вмешиваться в оперативно — хозяйственную деятельность предприятий, им следует сосредоточить усилия на развитии демократических основ управления»[822].
14 мая тезисы были рассмотрены Политбюро[823]. Выступая на этом заседании, М.С. Горбачёв заявил: «Ситуация в обществе обострилась… Одни говорят, надо ли было начинать, другие кричат панически о приближении 41 — го года и считают, что нужен новый Сталинград, чтобы восстановить порядок»[824].
В данном случае Михаил Сергеевич прежде всего имел в виду выступление писателя Ю. Бондарева на заседании Секретариата Правления Союза писателей России 17 марта 1987 г. Отметив, что некоторые из его коллег уже начали говорить о разгорающейся гражданской войне, он заявил: «…гражданской войны я в искусстве пока не вижу. Но я бы определил нынешнее состояние русской литературы, осаждённой тоталитарно — разрушающей частью нашей критики, как положение, создавшееся в июле 1941 г., когда прогрессивные силы, оказывая неорганизованное сопротивление, отступали под натиском таранных ударов цивилизованных варваров… Если это отступление будет продолжаться и не наступит пора Сталинграда — дело кончится тем, что национальные ценности — всё то, что является духовной гордостью народа, будет опрокинуто в прошлое»[825].
Прошло немного времени, и в конце мая — начале июня по Москве стала распространяться листовка, заканчивающаяся словами «Остановить Яковлева»[826]. А.Н. Яковлев познакомил с нею А.С. Черняева 4 июня[827]. В листовке, содержавшей обвинение руководителя Агитпропа ЦК КПСС во враждебной интересам страны политике, выражалась тревога по поводу предстоящего его перемещения на роль «второго человека в государстве» и говорилось: «Июнь 1987 г. может оказаться таким же роковым для судеб нашего отечества, как и июнь 1941 г.»[828].
21 мая 1987 г. на заседании Политбюро Н.И. Рыжков выступил с докладом «О перестройке деятельности Совета министров, министерств и ведомств сферы материального производства и республиканских органов управления». Основные его предложения сводились к следующему: а) в непосредственном подчинении союзного правительства остаются только базовые отрасли экономики, б) сокращается число министерств в центре и республиках, в) ликвидируются всесоюзные производственные объединения, г) в министерствах сохраняются только главки функционального характера. Предложения вызвали много возражений, поэтому было решено — отправить их на доработку[829].
«Одно из пакета, — пишет Н.И. Рыжков, — постановление «О совершенствовании деятельности республиканских органов управления» нарушало много лет просуществовавший отраслевой принцип управления народным хозяйством, передавая многие функции Центра на места. В республику ушло управление отраслями, работавшими на социальную сферу: лёгкая промышленность, агропромышленный комплекс, строительство»[830].
А пока проект экономической реформы обсуждался за закрытыми дверями, в пятом, майском номере журнала «Новый мир» появилась заметка А. Попковой «Где пышнее пироги?»[831]. Статья была готова не ранее 1 января[832] — не позднее 19 февраля 1987 г.[833]
Эта небольшая публикация в своё время произвела эффект разорвавшейся бомбы. Полемизируя со сторонниками «рыночного социализма», с теми, кто считал, будто бы в нашей стране «был построен не совсем тот социализм, который был нам завещан», Л. Попкова писала: «Тот. Слышите: тот. Именно тот, ибо другой, «купцовский» — это вовсе не социализм». «Нельзя быть немножко беременной, — заявляла она. — Либо план, либо рынок, либо директива, либо конкуренция»[834].
И хотя прямо это не говорилось, нетрудно было продолжить мысль автора: либо социализм, либо капитализм, а чему следовало отдать предпочтение, явствовало из следующих слов: «…где больше рынка, там пышнее пироги»[835].
Со ссылкой на Л. Попкову, обсуждение затронутой ею проблемы в середине июня 1987 г. продолжил академик С.С. Шаталин в интервью, которое он дал газете «Аргументы и факты» и которое было опубликовано под названием «План или рынок?». «Рыночный социализм» означает, — заявил С. Шаталин, — что все ресурсы в стране распределяются рынком и только им. Но если так, то тогда фактически не существует политического устройства, характерного для социализма. В таком случае это будет — плохой или хороший, — но капитализм. И ничего больше. Так что «рыночный социализм» — это безграмотная утопия»[836].
Таким образом, С. Шаталин обращал внимание на то, что переход к рынку предполагает осуществление не только экономической реформы, но и реформы всей политической системы и по своей сути означает реставрацию частного капитализма со всеми его атрибутами.
«Сейчас, — заявил С. Шаталин, — в стране производится радикальная экономическая реформа. Замысел её состоит в том, чтобы, с одной стороны, усилить централизованное начало экономического развития, с другой стороны, — в значительной степени расширить хозяйственную самостоятельность предприятий и объединений»[837]. «Полностью принять «рынок» — это значит перейти к капиталистической экономике, этого не будет»[838].
Учитывая, что в те времена существовала цензура, можно утверждать, что обе публикации были по меньшей мере санкционированы, если не инициированы Отделом пропаганды ЦК КПСС, который возглавлял А.Н. Яковлев. К этому следует добавить, что против названных публикаций в руководстве партии не протестовал никто, в том числе и М.С. Горбачёв.
11 июня вопрос «О переводе объединений, предприятий и организаций отраслей народного хозяйства на полный хозяйственный расчёт и самофинансирование» был вынесен на заседание Политбюро[839].
По свидетельству Н.И. Рыжкова, вокруг этого вопроса развернулись горячие споры[840]. Не возражая против самой идеи хозрасчёта и самофинансирования, В.И. Воротников, например, выразил удивление: о каком самофинансировании в данный момент может идти речь, если многие предприятия в долгах, как в шелках[841]. Нетрудно понять, что в таких условиях переход к полному хозрасчёту и самофинансированию мог иметь своим следствием или банкротство таких предприятий, или же искусственное взвинчивание ими цен как самого простого способа повышения рентабельности.
12 июня А.С. Черняев записал в дневнике: «М.С. уединился с Яковлевым в Волынском — 2. Готовят доклад к пленуму, который по значению приравнивается к 1921 и 1929 гг.»[842].
