Такое решение М.С. Горбачёва не устроило. За ночь была проведена разъяснительная работа. Вопрос о пакте снова поставлен на голосование, число голосующих увеличилось до 1952, и голоса разделились следующим образом: за — 1435, против — 251, воздержались — 266[2324].
«Я, — вспоминает А.Н. Яковлев, — был удовлетворён. Мои друзья по комиссии — тоже». Что же настраивало Александра Николаевича на такую волну. «Я понимал, что принятое постановление является решающим этапом на пути Прибалтики к независимости»[2325]. И не только Прибалтики, но и Молдавии, и Украины, и Белоруссии. Иными словами, принятое постановление давало старт к развалу СССР. И А.Н. Яковлев не скрывал, что «был удовлетворён» этим.
В те самые дни, когда в Москве заседал Второй съезд народных депутатов СССР, в Вильнюсе 19–23 декабря состоялся XX внеочередной съезд Коммунистической партии Литвы. На своём последнем заседании, почти одновременно с принятием Вторым съездом народных депутатов СССР постановления о незаконности акта 1939 г., съезд КПЛ одобрил Декларацию о самостоятельности компартии Литвы. В качестве главной цели партии в ней было названо создание независимого демократического литовского государства. Меньшинство делегатов съезда, не согласное с принятыми решениями, заявило о своём выходе из КПЛ и создании собственной партии (на платформе КПСС)[2326].
Для многих рядовых членов КПСС это было неожиданностью. Но не для руководства партии.
Предложение «восстановить суверенитет Компартии Литвы» появилось на страницах литовской печати ещё осенью 1988 г.[2327]. В феврале 1989 г. первый секретарь ЦК Компартии Литвы А. Бразаускас имел продолжительный разговор с М.С. Горбачёвым, во время которого заявил, что КПЛ должна «иметь свой устав, свою программу» и должна быть «составной частью самостоятельной республики»[2328].
Лётом 1989 г. председатель Комиссии партийного контроля при ЦК КПСС, бывший первый секретарь ЦК Компартии Латвии Б.К. Пуго выступил за автономизацию республиканских партий[2329].
А пока шло обсуждение этого вопроса, руководство Компартии Литвы завершило разработку документа под названием «Основы Программы Компартии Литвы». 20 сентября в печати появилось «Обращение» составителей этого документа, а через день и он сам. Этими документами было открыто объявлено, что Компартия Литвы видит перед собою две цели: выход из состава КПСС и выход Литвы из состава СССР[2330].
Показательно, что этот шаг был приурочен к Пленуму ЦК КПСС, который собрался в Москве 19 сентября для обсуждения национального вопроса[2331]. Однако Пленум никак не отреагировал на демарш руководства литовской Компартии. Как будто бы его это не касалось. И в последующие три месяца практически ничего не делалось, чтобы парализовать подготовку к съезду, не допустить принятие им названных решений[2332].
Зато имеются сведения, что А. Бразаускас поддерживал тесные отношения с М.С. Горбачёвым и уверял своих соратников, что генсек на стороне литовских коммунистов[2333].
Это даёт основания думать, что подготовка доклада А.Н. Яковлева и Декларации литовских коммунистов представляли собою согласованные действия.
25–26 декабря был проведён новый Пленум ЦК КПСС[2334]. Рассмотрев положение, сложившееся в Литве, он не принял никаких конструктивных решений[2335]. Выступая на нём, М.С. Горбачёв лицемерно предостерегал литовских коммунистов от сделанного ими шага. Но ведь, голосуя за осуждение договора 1939 г., он давал им карт — бланш на выход из СССР.
Между тем некоторые ближайшие соратники генсека считали, что он действует недостаточно решительно. «Михаил Сергеевич, — упрекал его А.Н. Яковлев, — пропустил исторический шанс переломить ход событий именно в 1988–1989 годах. Страна ещё была оккупирована большевизмом, а действия демократии против него оставались партизанскими»[2336].
Под Новый 1990 год А.С. Черняев написал М.С. Горбачёву письмо, которое осталось неотправленным. В нём он тоже обвинял его в медлительности и нерешительности[2337].
31 декабря 1989 г. генсек, как обычно, поздравил советских людей с Новым годом[2338] и, как заметил американский посол, впервые не упомянул ни о возглавляемой им партии, ни о Ленине, ни о марксизме[2339]. Зато 7 января 1990 г., когда «Русская православная церковь согласно григорианскому календарю отмечала Рождество, по телевидению из собора в Ленинграде передавалась вся трёхчасовая служба»[2340].
Это тоже было впервые. И это тоже говорило о многом.
Становилось очевидно: и руководящая роль КПСС, и её идеология остались в старом году, а в новом предстояло официальное прощание с ними.
31 декабря президент Франции Ф. Миттеран выступил по телевидению с проектом создания Европейской конфедерации. В состав этой конфедерации, по его мнению, должны были войти не только страны Западной Европы, но и «бывшие коммунистические страны», в том числе обновлённый Советский Союз[2341].
«Бархатные революции»
Как мы знаем, судьба Восточной Европы была предрешена Г. Киссинджером и М.С. Горбачёвым в ходе январской встречи 1989 г. Курс на подобное соглашение был взят советским генсеком ещё весной 1985 г., а первые практические шаги в этом направлении сделаны осенью 1988 г., когда М.С. Горбачёв огласил решение о выводе советских войск из стран Восточной Европы и поддержал предложение В. Ярузельского о проведении «круглого стола» с оппозицией.
В ходе «круглого стола», заседания которого проходили с 6 февраля по 5 апреля 1989 г., была достигнута договорённость о проведении в Польше свободных альтернативных выборов[2342].
На этих выборах, которые состоялись в июне 1989 г., Польская объединённая рабочая партия (ПОРП) потерпела сокрушительное поражение[2343]. 24 августа премьер — министром стал представитель оппозиции Тадеуш Мазовецкий. В декабре лидер «Солидарности» Лех Валенса был избран президентом страны. В январе 1990 г. ПОРП приняла решения о самороспуске[2344].
После летних выборов состоялась встреча М.С. Горбачёва с лидером ПОРП. Что же услышал М. Раковский от генсека КПСС? «Он считает, что то положение, в котором Польша очутилась сейчас, исторически обоснованно» и «назвал Польшу «опытным полем» для других социалистических стран»[2345].
Поразительно и то, что М.С. Горбачёв счёл возможным сказать это своему «товарищу по оружию», и то, что его слова (перекликавшиеся с тем, что на эту же тему говорили и писали за рубежом) осенью 1989 г. были опубликованы на страницах советской печати.
Прошло немного времени, и в 1993 г. на конференции «КГБ: вчера, сегодня, завтра» 3. Ромашевский обвинил Леха Валенсу в связях с КГБ[2346]. В 2008 г. в Польше вышла 800 — страничная книга «Служба безопасности и Лех Валенса. Дополнительные сведения к биографии». Её авторы Пётр Гонтарчик и Славомир Ценкевич сделали попытку документально обосновать подобное обвинение[2347].
