Сновидение Вижу сон: у окошка сидишь ты в бревенчатом доме, подаешь мне сережки на старушечьей темной ладони. Два грошовых цветочка, со стеклянного сердцевиной, и тоскливо мне, точно я не в гости пришла, а с повинной. И тревожно мне, будто какое-то горе нависло, будто эти минуты исполнены тайного смысла. Ты напомнить мне хочешь? Так я ж ничего не забыла, все, что я полюбила, я раз навсегда полюбила… Но навечно, навечно таежная глушь между нами, бесконечные версты с полями, лесами, снегами. Никогда не приеду, заволглую дверь не открою, твои старые плечи пуховым платком не укрою, не скажу тебе доброго слова, не приласкаюсь… О, как я пожалею когда-нибудь, как я покаюсь! «Сколько же раз можно терять…» Сколько же раз можно терять губы твои, русую прядь, ласку твою, душу твою… Как от разлуки я устаю! Холодно мне без твоей руки, живу я без солнца и без огня… Катятся воды лесной реки мимо меня… мимо меня… Старые ели в лесу кряхтят, к осени тише птичья возня… Дни твои медленные летят мимо меня… мимо меня… С желтых берез листья летят, и за моря птицы летят, и от костра искры летят мимо меня… мимо меня… Скоро ли кончится – мимо меня? Скоро ли вечер долгого дня, плащ и кошелку – и на вокзал, как приказал ты, как наказал… Будет, ах будет лесная река, кряканье утки, треск сушняка, стены тесовые, в окна луна, и тишина, тишина, тишина… Буду я гладить русую прядь, сердце твое целовать, отворять, будут все горести пролетать мимо меня… мимо меня… «Как часто лежу я без сна в темноте…» Как часто лежу я без сна в темноте, и все представляются мне та светлая речка и елочки те в далекой лесной стороне. Как тихо, наверное, стало в лесу, раздетые сучья черны, день убыл – темнеет в четвертом часу, — и окна не освещены. Ни скрипа, ни шороха в доме пустом, он весь потемнел и намок, ступени завалены палым листом, висит заржавелый замок… А гуси летят в темноте ледяной, тревожно и хрипло трубя… Какое несчастье случилось со мной — я жизнь прожила без тебя. «Много счастья и много печалей на свете…» Много счастья и много печалей на свете, а рассветы прекрасны, а ночи глухи… Незаконной любви незаконные дети, во грехе родились они — это стихи. Так уж вышло, а я ни о чем не жалею, трачу, трачу без удержу душу свою… Мне они всех рожденных когда-то милее, оттого что я в каждом тебя узнаю. Я предвижу заране их трудную участь, дождь и холод у запертых глухо дверей, я заране их долгой бездомностью мучусь, я люблю их – кровиночки жизни моей. Все равно не жалею. Мне некогда каяться. Догорай, мое сердце, боли, холодей, — пусть их больше от нашего счастья останется, — перебьются! Земля не без добрых людей! «Сутки с тобою…» Сутки с тобою, месяцы – врозь… Спервоначалу так повелось. Уходишь, приходишь, и снова и снова прощаешься, то в слезы, то в сны превращаешься, и снова я жду, как во веки веков из плаванья женщины ждут моряков. Жду утром, и в полдень, и ночью сырой, и вдруг ты однажды стучишься: – Открой! — Тепла, тяжела дорогая рука… …А годы летят, как летят облака, летят-пролетают, как листья, как снег… Мы вместе – навек. В разлуке – навек. Черемуха Дурманящей, росистой чащею черемуха — дыши, гляди, ласкай, ломай… И боль щемящая — как мало весен впереди! А стоит ли уж так печалиться, прощаясь с миром дорогим? Ничто на свете не кончается, лишь поручается другим. Другим любовь моя завещана, в других печаль моя горька… Сто тысяч раз другая женщина все пронесет через века. Ничто не пропадет, не минется. Все праздничнее, все милей цветет черемуха — любимица покойной матери моей. О поэзии[1] Меня часто спрашивают: «А когда вы начали писать стихи?» И мне всегда бывает трудно ответить на этот вопрос. Что понимать под словом «писать стихи»? Складывать фразы в правильно чередующиеся, зарифмованные строки и строфы? Если так, то я начала писать в самом раннем детстве, лет в шесть-семь… вернутьсяПубликуемая статья хранится в архиве В. Тушновой под названием «Молодым – о поэзии». (Прим. сост.) |
