«Насыпает камешки в ведерки…» Насыпает камешки в ведерки, носит от скамейки до ворот… Я стою на солнечном пригорке в первый раз в пилотке, в гимнастерке… Девочка меня не узнает. Я сама себя бы не узнала три недолгих месяца назад… Вдруг она вгляделась, подбежала, засмеялась: «Мама, ты солдат?» Жестяные пыльные ведерки раскидала посреди двора… Для нее пока еще игра — новый двор и мама в гимнастерке. «Уходит день. В углах синее тени…» Уходит день. В углах синее тени. Бледнеют туч румяные края. Ко мне, как медвежонок, на колени, карабкается девочка моя. Беру ее, касаюсь шейки тонкой, откидываю волосы со лба. Она смеется беззаботно, звонко, она со мной, храни ее судьба! В такое время нелегко на свете, и много в жизни сожжено дотла. Я никогда не думала, что дети приносят столько мира и тепла. Прибой У сутулых камней качало незнакомый глубинный груз: рыжих водорослей мочалу, голубое желе медуз. А на смуглой ворчащей гальке, в яркой пене, бегущей вниз, оставались стекляшки, гайки и десятки патронных гильз. И ребенок в белой панамке, торопясь, хватал из воды то ли камушки, то ль останки похороненной здесь беды. Станция Баладжары Степь, растрескавшаяся от жара, не успевшая расцвести… Снова станция Баладжары, перепутанные пути. Бродят степью седые козы, в небе медленных туч гурты… Запыхавшиеся паровозы под струю подставляют рты. Между шпалами лужи нефти с отраженьями облаков… Нам опять разминуться негде с горьким ветром солончаков. Лязг железа, одышка пара, гор лысеющие горбы… Снова станция Баладжары на дороге моей судьбы. Жизнь чужая, чужие лица… Я на станции не сойду. Улыбается проводница: – Поглядите, мой дом в саду! — В двух шагах низкорослый домик, в стеклах красный, как медь, закат, пропыленный насквозь тутовник… (А она говорила – сад.) Но унылое это место, где ни кустика нет вокруг, я глазами чужого детства в этот миг увидала вдруг, взглядом девушки полюбившей, сердцем женщины пожилой… И тутовник над плоской крышей ожил, как от воды живой. Бессонница Кряхтели рамы, стекла звякали, и все казалось мне: вот-вот уснувший дом сорвется с якоря и в ночь, ныряя, поплывет. Луна катилась между тучами, опутанная волокном, как мачта, дерево скрипучее раскачивалось под окном. Давным-давно легли хозяева, огонь погас. А сна все нет. И заманить ничем нельзя его. И долго мешкает рассвет. От окон тянет острым холодом, и хорошо и страшно мне. Все крепко спят. И с грозным городом я остаюсь наедине. Наш утлый дом по ветру носится, раскачивается сосна… И до чего ж она мне по сердцу, азербайджанская весна! Прощанье День осенний… день ненастный, тучи, тучи без конца… Вдоль дорог шиповник красный от Страшен до Быковца. В камыше туманы ткутся, как в дыму холмов валы… По шоссе влекут каруцы флегматичные волы… И когда летит трехтонка, вся в пыли, за поворот, жмется жалобно в сторонку устаревший транспорт тот. В кукурузе бродит ветер, косы желтые трепля… Листья с шорохом на грейдер осыпают тополя… Ах, Молдавия, Молдова, всей душою полюбя, как же я останусь снова без хорошей без тебя? Как же нам с тобой проститься, если натвердо не знать, что весной с зимовья птицы возвращаются опять?! Разлетается по склонам лета мертвая краса… Фрунзе верде – лист зеленый — от души оторвался! Из Вероники Порумбаку (с румынского) Летний дождь Случается, что чувства, как листву, Засыплет душной пылью, И вот, в любовь не веря, я живу И плачу от бессилья. Но, по стволу неслышно восходя, Льнет к веткам сок древесный. И вот довольно одного дождя, Чтобы листва воскресла. Судьба Моя судьба – остаться без судьбы, Моя судьба – нести другие судьбы, Я – как стекло… Мне взором не судьи, А друга в души ваши заглянуть бы. Пускай же вздох мой не затянет гладь Окошка в мир завесою туманной. Всего тяжеле – не существовать И легче легкого – быть безымянной. Есть у меня семья и нет семьи. Я зря брожу в саду цветущим летом. В траву роняет лепестки свои Любовь моя, завянув пустоцветом. Любовь моя, всегда я в стороне, Все отдаю тебе и все напрасно. Порою только память шепчет мне: Ах, Вероника, радость так прекрасна! Хотелось бы мне только одного, Чтобы могла любимые черты я Узнать в чертах ребенка своего, — Но это все мечты одни пустые. Чужой меня не назовете вы, Лишь я сама себе чужда по сути. Моя судьба – остаться без судьбы. Моя судьба – нести другие судьбы. |
