— Да-а, не везет тебе, — отвечает другой коммивояжер. — Со мной, слава Богу, такого не было. Меня вышвыривали вон, закрывали дверь перед самым носом, спускали с лестницы — но обижать? Такого ни разу не случалось!
В купе поезда граф Эстерхази разговаривает с попутчиком. Потом он представляется:
— Я граф Эстерхази.
— Очень приятно! Я — о Господи.
Граф Эстерхази, обиженно:
— Что за шутки!
— Никаких шуток! Я — коммивояжер. И куда бы я ни пришел, люди говорят: "О Господи, вы опять тут!"
В переполненной гостинице еврею достается комната, где уже спит офицер. Хозяин гостиницы просит еврея не шуметь и не зажигать свет: господин офицер очень устал на маневрах.
Еврей в темноте раздевается, утром, тоже в темноте, одевается, чтобы успеть на утренний поезд, и уходит из номера.
На улице все встречные солдаты отдают ему честь. Что бы это могло значить? На вокзале он проходит мимо зеркала — и видит: на нем мундир лейтенанта!
— Черт бы взял этого хозяина! — возмущенно восклицает он. — Вместо меня он разбудил лейтенанта…
Ночной пожар в гостинице. Хозяин спешит разбудить постояльцев, чтобы они успели выбежать из горящего здания.
Кон, которого бесцеремонно растолкали, бросает взгляд на часы и говорит строго:
— Хорошо, я выйду. Но сейчас только половина первого ночи. Поэтому за эту ночь я заплачу вам только половину стоимости!
Ицик, смертельно усталый, снимает номер в гостинице и сразу засыпает. В два часа ночи раздается стук в дверь. Ицик в испуге вскакивает.
— Что такое?! — кричит он.
— Я вам хотел сообщить, — отвечает хозяин гостиницы, — что с вокзала доставили ваши чемоданы.
— Оставьте меня в покое с чемоданами! До утра еще много времени! Дайте мне поспать! — кричит Ицик.
Спустя некоторое время его снова будят.
— Ну что там опять? — стонет он.
— Мы только хотели вам сказать, — кричит из-за двери хозяин, — что произошла ошибка: это вовсе не ваши чемоданы.
Гостиница переполнена. Ицика поселяют в номер, где уже есть постоялец.
— Я могу занять вторую кровать? — спрашивает Ицик соседа.
— Пожалуйста. Но я должен вас предупредить, что я очень сильно храплю.
— Это ничего. А я — лунатик…
Сосед, утром:
— Вы всю ночь спокойно спали.
— Никакой я не лунатик, — отвечает Ицик. — Но я знал, что если я вам скажу, что я лунатик, вы всю ночь будете наблюдать за мной, а значит, не будете храпеть.
Океанский корабль получил пробоину; через полчаса он пойдет ко дну. Катастрофа неотвратима.
На борту находится фокусник. Капитан велит его найти, объясняет ему положение и говорит:
— Мы ничего сделать не в состоянии. Но может быть, вы хотя бы сумеете предотвратить панику?
Фокусник обещает сделать все, что в его силах. Он входит в зал, где собрались пассажиры, и объявляет:
— Господа, через полчаса я заставлю наш корабль взлететь.
Он делает пассы и время от времени говорит: "Еще десять минут… Еще пять минут…" — и точно в назначенный момент раздается мощный взрыв.
Еврей в лапсердаке успевает ухватиться за какую-то доску и теперь плывет по волнам. Вдруг невдалеке, на гребне волны, он видит фокусника, которому тоже удалось найти доску.
— Ну ты, мешуге! — кричит ему еврей. — Ты не мог придумать фокуса получше?
Мейер, измученный морской болезнью, приплывает в Нью-Йорк. Шатаясь, он спускается по трапу. И вдруг видит водолаза, который в полном снаряжении поднимается из воды.
— Ой, — говорит Мейер, — если бы я знал, что сюда можно прийти пешком…
Восьмилетний ребенок падает за борт. Его отец в отчаянии; он обещает тому, кто спасет его дитя, десять тысяч долларов. Пока все, оцепенев от растерянности, стоят у поручней, Залман уже в воде. С ребенком в руках он хватается за спасательный круг, и их поднимают на борт. Счастливый отец зовет спасителя в свою каюту, чтобы выписать чек.
— О деле поговорим после, — останавливает его Залман. — Сначала я хотел бы выяснить, кто мне дал под зад пинок, от которого я очутился за бортом.
Корабль тонет. Еврей жалобно кричит и плачет. К нему подходит другой еврей и говорит:
— Ты чего орешь? Это что, твой корабль?
Старый Шмуль плывет в двухместной каюте вместе с другим пассажиром. Ночью Шмуль принимается во весь голос причитать:
— Ой, мне хочется пить! Ой, мне хочется пить!
И нет этому конца. Наконец сосед, проклиная все на свете, одевается и приносит для Шмуля бутылку сельтерской. На некоторое время становится тихо. Потом Шмуль начинает причитать снова:
— Ой, как мне хотелось пить!
Корабль вот-вот пойдет ко дну. Пассажиры молятся. Гольдберг тоже молится вслух, просит Бога спасти их. Еврей, который его знает, трясет Гольдберга за плечо и шепчет:
— Замолчи, пожалуйста. Если Бог узнает, что ты плывешь на этом пароходе, мы все пропали!
Чем он будет говорить?
— Представь, Янкель отморозил себе обе руки!
— Боже милостивый, чем же он будет теперь говорить?
Зима в Польше. Два еврея, засунув руки глубоко в карманы, молча бредут по снегу.
— Что с тобой? Ты почему молчишь? Заболел?
— Вот еще! Просто не хочу руки отморозить!
Перельмуттер возвращается домой после долгой поездки. Семья бурно приветствует его.
— Ну, рассказывай же! — просят все.
— Как мне рассказывать, если вы держите меня за руки?
— Мойше, что такое пантомима?
— Очень просто: это когда люди разговаривают, хотя ничего не говорят.
— Он говорит, и говорит, и говорит. Но что он говорит, он не говорит!
— Ты думаешь, я молчу? Я просто ничего не говорю!
Про уличного торговца, который спускается по лестнице, перешагивая через три ступеньки:
— Какой темпераментный человек! Он говорит даже ногами!
На маленькой железнодорожной станции в США. Два еврея, оживленно жестикулируя, прогуливаются по платформе. К ним подходит дежурный по станции и просит:
— Господа, беседуйте, пожалуйста, за туалетом. Иначе машинист скорого поезда подумает, что вы подаете сигнал экстренной остановки.
Библиотека в Нью-Йорке. В углу, где стоят еврейские книги, вместо "Quiet please" ("Просим соблюдать тишину") написано — "Ша!".
— Ты даже не спрашиваешь, как у меня дела.
— Ну и как у тебя дела?
— Ой, не спрашивай!
В чем разница между Гранд-отелем и кошерным рестораном?
В первом слышно, как люди разговаривают, и видно, как они едят.
