— Я так и знал, что ты трус! Я тоже буду жить в Вене. Буду сидеть в кафе и читать газету. А прочитав, откладывать в сторону и брать в руки другую газету. Тут ко мне подойдет плохо одетый господин и робко попросит: "Сударь, эту газету можно взять?" А я едва взгляну на него и процежу сквозь зубы: "Вам — нельзя, господин Гитлер!"

Двое еврейских эмигрантов встречаются в верховьях Амазонки и обмениваются опытом работы.

— Я ловлю змей, собираю их яд и везу его к устью реки. Потом возвращаюсь сюда. Жить можно.

— А я добываю сок каучуковых деревьев. Как наберу достаточно, отвожу к устью и возвращаюсь сюда. Жить можно.

— А что поделывает Меерсон?

— Он пустился в авантюру.

— То есть?

— Вернулся в Германию.

Двое эмигрируют. В том городе, куда они приехали, община обещает им поддержку. Первый — врач, его устраивают санитаром в больницу. Второй говорит, что он кантор. Предлагать кантору грубую работу неудобно, и община назначает ему небольшую пенсию. Но потом все же просит спеть в синагоге.

Кантор-самозванец в отчаянии прибегает к врачу:

— Ой, что мне делать? Я же совсем не умею петь!

— Сделай так: встань на возвышение, издай один-единственный звук и упади. Остальное я беру на себя.

Так все и происходит. Врач пробирается сквозь толпу, осматривает больного, щупает пульс и выпрямляется.

— Евреи, жить он будет. Но петь — никогда!

Еще один эмигрант. Чтобы не работать, он объявляет, что у него паралич.

— Ты с ума сошел? — спрашивает его друг. — Теперь, чтобы не прослыть обманщиком, тебе придется остаться паралитиком на всю жизнь!

— Еще чего! Если мне это дело разонравится, я поеду в Лурд (чудотворный источник, место паломничества у католиков).

Трое эмигрантов встречаются в Нью-Йорке.

— Вы мне не поверите, — говорит первый, — но дома, в Берлине, у меня был самый большой в городе магазин готового платья.

— Вы мне не поверите, — говорит второй, — но дома, в Вене, я жил в княжеском дворце.

Третий, с карликовым пинчером на коленях, говорит:

— Что касается меня, то я и дома был таким же небохантом (бедолагой), как здесь. Но мой пинчер — вы не поверите! — дома мой пинчер был сенбернаром.

Сразу после войны многие еврейские эмигранты в Англии служили в армии и гражданской администрации. В парижских кафе висели объявления: "Просим наших английских гостей не так громко разговаривать по-немецки".

Вена, 1946 год. Возле Венской оперы разговаривают английский и американский офицеры. Мимо проходит французский майор. Англичанин, сквозь зубы:

— Ой, вот и Тейтельбаум опять в Вене!

Вторая мировая война закончилась. В венском кафе еврей требует газету "Фелькишер беобахтер". Официант отвечает, что нацистских газет больше нет. Такая сценка повторяется ежедневно. В конце концов официант спрашивает:

— Я вам каждый день говорю, что этой газеты больше не существует, так зачем же вы ее каждый раз спрашиваете?

— Для того и спрашиваю — чтобы слышать, что ее больше нет!

Чтобы оградить бывшего члена нацистской партии Мюллера от возможных преследований, чиновник задает ему вопросы:

— Были ли вы в заключении при Гитлере? Принадлежали ли к движению Сопротивления? Приходилось ли вам испытывать какие-либо притеснения?

— Нет, — признается Мюллер, — мне тогда вполне прилично жилось. Еды хватало, в погребе у меня было припрятано неплохое вино…

— Вот и отлично! — восклицает чиновник. — Фройляйн, запишите: рядовой член нацистской партии Мюллер в годы нацизма прятал в своем погребе некоего Оппенгеймера (известная марка немецкого вина).

Двое бывших нацистов встречаются на улице.

— Как тебе живется?

— Ужасно! Я потерял работу. А ты как?

— У меня все неплохо.

— Как ты сумел?

— У меня в погребе спрятан богатый еврей, он дает мне деньги.

— Теперь? Через восемнадцать лет после войны?

— Но я же ему этого еще не сказал!

В начале шестидесятых годов в некоторых германских городах черносотенцы малевали на стенах синагог свастики и антисемитские лозунги. Тогда же возник следующий анекдот:

Что такое храбрость? Это когда ты ночью крадешься с кистью в руках вдоль синагоги, а в пяти метрах от тебя — полицейский.

А что такое наглость? Это когда ты сам подходишь к полицейскому и спрашиваешь: "Как правильно написать слово "жид" — с "д" или "т>> на конце?"

Кельн, 1946 год. Тюннес и Шель сидят за решеткой.

— Ты за что сидишь? — спрашивает Шель.

— Я написал: "Евреев — вон отсюда!"

— И где ты это написал?

— На синагоге. А ты за что сидишь?

— Я написал: "Евреев — сюда!"

— И где ты это написал?

— На газовом котле.

После массовых убийств евреев, совершенных нацистами, органы юстиции в ФРГ строго наказывали за преступления на почве антисемитизма.

По автобану мчится шикарный "мерседес". Его пытается обогнать "фольксваген", но при каждой попытке обгона водитель "мерседеса" нажимает на педаль газа и уходит от преследователя. Так происходит раз десять, но в конце концов "фольксвагену" на каком-то перекрестке удается вырваться вперед. Водитель перегораживает путь "мерседесу", выходит из машины и спрашивает:

— Разрешите, пожалуйста, задать вопрос: вы еврей?

— Нет.

— Выходи, сволочь!

В чем разница между выражениями "свинские цены" и "еврейская свинья"?

Первое выражение можно произносить вслух.

Лондон, 1946 год, квартал Swiss Cottage (он был заселен в основном еврейскими эмигрантами из Германии).

— Где вы родились, фрау Хирш?

— В Берлине. Но конечно же, в Британской зоне!

Трое немецких евреев в Тель-Авиве разговаривают о компенсациях.

— Мне повезло, — говорит первый, — я выбрался оттуда еще в тридцать восьмом году. Я подал на компенсацию и кое-что получил, не всю сумму, но все равно неплохо.

— А я, — говорит второй, — удрал еще в тридцать третьем и тоже подал на компенсацию. Ну и что я получил?

Какие-то гроши за утрату возможности профессиональной подготовки. Совсем немного, но все-таки…

— Я эмигрировал в двадцать восьмом, — говорит третий. — Этого ничем не компенсируешь.

В шестидесятых годах эмигрант Кон спешно пакует свои вещи: он возвращается в Германию.

— Вы решили уехать отсюда, господин Кон?

— Да, причем навсегда. Знаете, травля евреев опять начинается.

— Какая ерунда!

— Нет, не ерунда. Один человек мне рассказал, что будут бить евреев и велосипедистов.

— А велосипедистов-то за что?

— Вот видите! Я же вам сказал, что опять начинается травля евреев!

— Хаим, наш ребе считает, что Мессия скоро придет!