Кучер, обращаясь к раввину:

— Могу я, хоть я из коэнов, взять разведенную женщину?

— Ты же знаешь, коэну запрещено жениться на разведенной!

— Что вы, ребе! Кто говорит о женитьбе? Я хочу взять ее пассажиркой!

Раввин сидит в экипаже; дорога идет в гору. Он видит дорожных рабочих, которые мостят улицу, и спрашивает кучера, зачем это нужно.

— По мощеной улице в гору ехать гораздо легче, — объясняет тот.

Но, спускаясь по другой стороне холма, они снова видят рабочих, которые мостят улицу.

— Когда мостят дорогу, ведущую вверх, — мудро замечает раввин, — это я понимаю. Но зачем мостить здесь, где она идет вниз?

— Моя лошадь уже не один раз окупила свой корм, — размышляет кучер. — Так что у меня есть все причины быть благодарным. Что бы я делал, если бы Господу, слава Ему, пришло в голову посадить лошадь в экипаж, а меня запрячь?

— Мой коняга, — говорит кучер, — он же одновременно и хасид (благочестивый), и цадик (праведный), и анав (смиренный): не заглядывается на женщин, постится от шабеса до шабеса и не лезет вперед, а всегда довольствуется последним местом…

Кучер — торопящимся пассажирам:

— Зачем погонять бедных животных? Поверьте мне, я своих лошадей знаю. Если они захотят, помчатся, как черти!

— А почему тогда мы еле ползем?

— Что я могу сделать? Они еще ни разу в жизни не хотели никуда мчаться!

Бедный кучер приучал свою лошадку поститься. Сначала он давал ей корм раз в день, потом раз в два дня, потом — в три дня.

Потом она легла на землю и умерла.

— Ох, — жалуется кучер, — она уже так привыкла поститься! Надо же было ей как раз теперь лечь на землю и умереть!

Пока еврей отдыхал на постоялом дворе, конокрады увели его лошадей. Обнаружив это, он сказал, сдерживая слезы:

— Теперь мне придется поступить так, как поступал в таком положении мой бедный отец!

Конокрады услышали это и испугались. Лошадей они, конечно, украли, но обрекать бедного еврея на самоубийство никто не хотел. Они незаметно привели лошадей обратно, а потом спросили:

— Что же делал в таких случаях ваш папаша?

— А что ему было делать? — ответил еврей. — Он шел дальше пешком.

На определенный день — дело было поздней осенью — торговец заказал экипаж с кучером. Кучер не приехал, торговец из-за этого понес убытки — и пришел к раввину с жалобой на кучера.

— Я платить не буду! — заявил кучер.

— Что значит: не будешь? — сказал раввин. — По Моисееву закону ты должен возместить ущерб, причиной которого стало нарушение договора.

— Все равно не буду. Моисею хорошо было говорить! Он дал нам Тору к Швуэсу, когда дороги уже просохли. А сейчас это разве дороги? Это же болото! Летом я бы тоже поехал, а теперь, осенью, пускай сам едет, если ему так хочется!

Еврей заказал экипаж с кучером на понедельник. В понедельник кучер не явился, и еврей из-за этого не попал на ярмарку. Спустя неделю, в понедельник, кучер стучится в дверь.

— Ты только сейчас являешься? С опозданием на неделю?

— Дело было так, — объясняет кучер. — Во вторник мне пришло в голову, что я забыл прийти к вам в понедельник. В среду у меня не было времени. В четверг я подумал, что ехать куда-то, когда на носу шабес, нет смысла. В воскресенье я не пришел, потому что вы меня заказывали на понедельник. А сегодня как раз понедельник, и я вот он. Так что вы хотели?

Кучер догоняет бедного уличного торговца, который с трудом тащит на плечах тяжеленный тюк, и приглашает его сесть к нему на пустую подводу. Торговец садится, но тюк продолжает держать на плечах.

— Да вы положите мешок-то! — говорит ему кучер.

— Ох, — скромно отвечает торговец, — мне и так неловко, что ваша лошадь должна меня везти!

— Черт бы побрал эту клячу! — горько жалуется кучер. — Слепа, как Самсон, а надо же, отыскала на всей улице одну-единственную ямку и сломала себе ногу!

Казак и еврей стоят перед судьей. Еврей утверждает, что казак украл у него коня.

— Да нет, я этого коня нашел, — говорит казак.

— Что значит нашел? На том коне я сидел! А он огрел меня плетью, ударил кулаком и сбросил на землю!

— Так все было или не так? — спрашивает судья.

— Ну, так, — мрачно отвечает казак. — Я их обоих нашел, еврея и коня, только еврей мне ни к чему.

— Слушай, что я тебе расскажу! Дело было в разгар зимы. Мне нужно было ехать в дальнюю деревню. Мой кучер был пьян и сбился с дороги. Наступила ночь, а мы где-то в глухом лесу. И вдруг — волки! Кучер стал хлестать лошадей. Но какой с этого толк? Два волка бросились на лошадь, что бежала впереди. В тот же самый момент я почувствовал дыхание третьего зверя на своей шее… Но как велико могущество Божие! Вся эта история была неправдой!

— Когда мы вчера ехали на телеге через лес, за нами погналась по меньшей мере сотня волков.

— В самом деле, сто волков?

— Ну, если их было пятьдесят или двадцать, вам от этого легче?

— Значит, их было двадцать?

— Я вас не понимаю. Разве в числе дело? Разве один-единственный волк — это не ужасно?

— Ага, значит, там на самом деле был один волк?

— Ну а кто там еще, по-вашему, мог рычать в кустах?

— Когда я минувшей зимой ехал в экипаже через Карпаты, за мной погнались девяносто девять волков.

— Почему именно девяносто девять?

— Я, собственно, хотел сказать: сто, но ведь тогда вы наверняка сказали бы, что это преувеличение.

Еврей идет по тракту. Встречается ему крестьянская телега. Еврей спрашивает крестьянина:

— Далеко отсюда до деревни Сатьмази?

— Полчаса.

— Можно с вами поехать?

— Садись.

Они едут полчаса. Еврей начинает беспокоиться.

— А теперь — далеко еще до Сатьмази?

— Добрый час или около того.

— Как?! Перед этим вы сказали, что полчаса!

— Так мы же едем в другую сторону.

Северный вокзал в Вене. Ицик подходит к билетной кассе и нерешительно бормочет:

— Скажите, до Кракова можно ехать прямо или надо делать пересадку в Перемышле?

— Давайте быстрее, — торопит его кассир.

— А вы разговаривайте повежливей! — возмущается Ицик. — В Вене ведь и другой вокзал есть.

Шмуль обращается к кассиру:

— Будьте так любезны, скажите, сколько стоит доехать до Тернополя?

— Двадцать крон.

— Двадцать крон! Какой ужас! Ваше благородие, сделайте бедному еврею скидку на пятьдесят процентов.

— Я сказал: двадцать крон!

— Ну хорошо, зачем кричать? Давайте скажем так: восемнадцать крон — и по рукам!.

— Убирайтесь к дьяволу!

— Ша, не надо так о себе воображать! Смотрите, на той платформе стоит еще один служащий! Я сейчас пойду к нему и спрошу, что он может мне предложить.

Шмуль спускается на пути и, пренебрегая опасностью, шагает по рельсам. Кассир испуганно машет ему: дескать, вернитесь немедленно. Шмуль с гордым видом отмахивается: