Но где написано, что я обязательно умру?

Диалог двух приятелей:

— Ты осел!

— Наверное, я и вправду осел… Только вот какой вопрос: я осел, потому что я твой друг, или я твой друг потому, что я осел?

— Рабби, я — хамор (осел). Что мне делать?

— Если ты сам это знаешь, то ты не хамор!

— Вот как? Но почему все говорят, что я — хамор?

— Если ты не знаешь, почему все это говорят, тогда ты таки хамор.

Приехавший откуда-то издалека ученый-талмудист сделал в городской общине доклад. Слушатели смущены и раздражены изощренностью его умозаключений. После доклада один горожанин пригласил его на обед.

Гость сидит за столом и не ест свой суп.

— Почему ты не ешь? — спрашивает хозяин.

— У меня нет ложки, только вилка.

— Но ты должен согласиться, — говорит хозяин, пародируя доклад гостя, — что рыбу, которую вообще едят вилкой, можно есть и ложкой, которой едят суп. А почему тогда нельзя сказать обратное: что вилкой, которой едят рыбу, можно есть и суп?

Женщина, которая целыми днями торчит в маленькой лавочке, добывая пропитание для семьи, в то время как ее муж изучает Талмуд, просит своего ученого супруга посидеть часок в лавке: ей нужно приготовить субботний обед. Вернувшись в лавку, она видит: два казака беззастенчиво опустошают полки, а муж молча смотрит на них. Она выгоняет казаков и принимается бранить мужа:

— Ты, батлан (бездельник), почему ты хотя бы на них не крикнул?

— А чего тут кричать? — удивленно отвечает муж. — Вот если бы сюда вдруг пришли два раввина и занялись грабежом, у меня была бы причина кричать и возмущаться. А если грабят казаки, то это совершенно нормально!

Поперек улицы лежит бревно. Подъезжают на повозке два еврея и принимаются обсуждать, что тут можно сделать. Появляется еще одна повозка, на ней сидит плечистый крестьянин. Он соскакивает с повозки, хватает бревно и оттаскивает его в сторону.

Янкель, повернувшись к Шлойме, с презрением:

— Сила есть, ума не надо!

— Интересно, почему лошадей меньше, чем волов, хотя волов режут на мясо?

— Это же ясно: потому что лошадей воруют!

— Ага… Но почему там, куда уводят краденых лошадей, их все равно меньше, чем волов?

— Тоже понятно: там лошадей тоже воруют!

Читать Талмуд принято негромко, подчеркивая мелодию, которая способствует пониманию смысла фразы. Это мелодичное звучание перенесено и в идиш.

Один еврей назвал другого хвастуном и мошенником, тот подал на него в суд. Судья вынес приговор: обидчик должен публично извиниться перед пострадавшим.

— Я сказал, что он — хвастун и мошенник, — признал ответчик и продолжал с вопросительной интонацией: — Он — не хвастун? Он — не мошенник?

— Это никакое не извинение! — закричал пострадавший.

— Мне было сказано произнести эти слова, и я их воспроизвел точно. Интонация мне не была предписана. Я ведь не хазан (синагогальный певец).

Вариант.

Действие происходит перед судом раввинов, ответчик по профессии хазан. На возмущенную реплику раввина, что это не извинение, он отвечает:

— Ваше дело, рабби, дин (вынесение приговора). А нигун (мелодия) — мое дело. Коли уж я хазан.

Еврей купил у цыгана хромую лошадь. Другие евреи стали смеяться над ним. Еврей объяснил:

— Лошадь вообще-то хромает не по-настоящему: ей гвоздь забили в копыто.

— Ты думаешь, — сказал другой еврей, — цыган так легко позволит еврею обвести его вокруг пальца? Лошадь точно хромает, а цыган наверняка забил гвоздь в копыто для того, чтобы ты поверил, будто она хромает не по-настоящему.

На что еврей, купивший лошадь, возразил:

— А ты думаешь, еврей так легко даст цыгану обвести его вокруг пальца? На всякий случай я заплатил ему фальшивыми деньгами.

Едут евреи в поезде и беседуют. Первый еврей говорит:

— А вы знаете, что знаменитый хазан Розеншток в Одессе зарабатывает в год тысячу рублей?

Второй:

— Ну-у, это наверняка преувеличение!

Третий, обращаясь к первому:

— Да не слушай ты его! Я знаю, что ты сказал чистую правду. Только Розеншток живет не в Одессе, а в Екатеринославе. И он не хазан, а лесоторговец. И тысячу рублей он не зарабатывает за год: тысяча рублей — столько за год он несет убытков.

— Умер реб Копл. Ты пойдешь на его похороны?

— С какой стати? Он что, на мои похороны собирается прийти?

Экономические хитрости.

— Йосель, почта продает десятикопеечные марки точно по цене десять копеек за марку. Где же тут выгода?

— Погоди, дай подумать… Ага, понял! Письмо с десятикопеечной маркой не может быть больше какого-то веса. Но письма чаще всего весят меньше. Так вот: разница между дозволенным весом письма и его фактическим весом — это и есть чистая выгода почты!

У входа в Государственный банк Санкт-Петербурга стоит часовой. Вольф удивленно качает головой:

— Не легкомысленно ли охрану государственной казны возложить на одного-единственного солдата?

— Ах, — машет рукой Гирш, — этого вполне достаточно. Казна все равно пуста.

— Ага… Тогда зачем солдату вообще тут стоять?

— Ну, это-то понятно. Ему приказано стоять, он и стоит — по крайней мере, не может грабить где-нибудь в другом месте.

Гольдфельд стоит перед судом: он торговал поддельным вином. Не полагаясь на адвокатов, Гольдфельд защищает себя сам:

— Ваша честь, вы что-нибудь понимаете в химии?

Судья:

— Нет. Я юрист.

— Господин эксперт, вы разбираетесь в законах?

Эксперт:

— Нет. Я химик.

— Ваша честь, чего же вы хотите от бедного еврея? Чтобы я разбирался сразу и в том, и в другом?

В шабес приходит Нахман к Шмулю — и что он видит? Шмуль сидит за столом совсем голый, только шляпа на голове, и читает Талмуд.

— Шмуль! Что с тобой? Почему ты совсем без одежды?

— Я думал, в такую жару ко мне никто не придет.

— А зачем тогда шляпу надел?

— Так я думал, вдруг кто-нибудь все-таки придет.

— Янкель, я просто голову себе сломал. Целый день думаю: в состоянии ли Бог создать камень такой тяжелый, что он сам не сможет его поднять?

— Мойше, зачем, собственно, нужна буква "п" в имени "Аман"?

— В имени "Аман" нет буквы "п".

— Как так нет буквы "п"?

— А зачем нужна буква "п" в имени "Аман"?

— Вот и я про то спрашиваю.

Иешиве-бохер рассуждает: "Вот говорят, что могущество Божье безгранично! Чушь! У него даже денег нет! Когда он пообещал евреям, что они уйдут из Египта с богатствами, он им дал хоть грош из собственного кармана? Нет, он посоветовал им одолжить серебро и золото у соседей египетских! А вот несчастья, которые он на египтян обрушил, не понадобилось ни у кого одалживать. Этого добра он из собственного кармана брал сколько угодно…"