В небеса с утра взвиваются щеглы,

журавли летят на север тут и там,

все холмы на зелень яркую щедры,

стригунки, резвясь, гоняют по холмам.

      Вечер. Ласковое блеянье ягнят…

      Снова мир весенней радостью объят.

На цветке сидит мохнатая пчела,

муравей травинку в кучу поволок —

муравьиная бригада начала

кладовые и амбары строить впрок.

       Соль земли и кровь отцовская — в моей,

       руки тянутся к земле — спасибо ей!

Пусть участок школьный мал, но он не мал,

чтобы землю научиться понимать,

как впервые просто сердцем понимал,

что с твоих любимых губ слетело, мать.

         Пусть мы сами — стригунки еще с тобой,

         это — первое крещенье, первый бой.

Эту землю, ее щедрость, ее грусть,

и привычки, и обычаи ее

мы, как азбуку, заучим наизусть,

чтоб найти на ней заветное, свое.

        В эту пору даже стыдно отдыхать,

        время пахоты. Научимся пахать!

Мы — дехкане, поколения дехкан

за спиной у нас, за далями годов,

и отцами нам наказ великий дан:

не жалеть для дела сердца и трудов!

        Мы — садовники. Живой листок любой,

        как страницы книг, мы сбережем с тобой.

Теплый ветер веет… Вей, весенний, вей!

Как звонки ручьев искристых голоса!

И не зря взмывает, как бумажный змей,

мое сердце в голубые небеса!

           Всё посеяно в полях. Ну, солнце, жарь!

          Спит младенцем в колыбели урожай.

У стариков и молодых, чуть речь зайдет про Наманган,

как будто сладость с языка медвяная течет.

Особенное солнце здесь, чудесней нет

на свете стран, румянец нежный на щеках не вянет круглый год.

Кто захотел набраться сил, сюда весною приезжай,

хоть ненадолго позабудь заботы и труды.

В себя влюбляет с первых дней благословенный этот край —

его долины, гребни гор, тенистые сады.

Твою усталость и печаль смывает свежести поток,

как будто с зеркала души смывается налет.

Ах, наманганские сады! Здесь воздуха любой глоток

рождает юношеский пыл и бодрость придает.

Жизнь не купить и не продать, она уходит с каждым днем,

а здесь — живи себе, живи, пока не надоест.

Душа, как чаша, до краев нальется солнечным вином,

слов не найдется передать всю прелесть этих мест!

Здесь воздух чист, всегда душист и золотист,

как свежий мед, а воды глубоки, ясны, как думы Навои.

Нет, то не ворот рвет Меджнун и не певец Машраб поет, —

то, скалы тесные прорвав, поют в горах ручьи.

Кто хочет наяву найти источник юности и сил,

пусть отправляется в Чартак — к целебным родникам,

и горечь, что за сорок лет в своей душе ты накопил,

исчезнет с первого же дня и растворится там.

Как ты приветлив, Наманган, земли укромный уголок,

благословенный климат твой ни в чем не упрекнуть,

и странник, весь огромный мир прошедший вдоль и поперек,

наверно, счастлив будет здесь окончить долгий путь.

Но солнце, воздух и вода тогда лишь цену обретут,

когда хозяин-человек в цветущий мир придет,

а счастлив будешь, лишь когда и жизнь твоя, и труд

не для тебя — для всех людей приносят добрый плод.

Да, мы живем в прекрасный век! Плодами радостных трудов

украшен Родины моей обильный дастархан,

и в ожерелии страны средь яхонтов и жемчугов

бесценным перлом ты горишь, любимый Наманган.

Всё сказочней из года в год тебе цвести и зеленеть,

благоухая в чаше гор, как сладостный шербет.

Слагая оду в честь твою, хочу я полной грудью петь,

как в золотые дни любви, как в восемнадцать лет.

Чтоб садоводам петь хвалу, их удивительным трудам,

гранатовое деревцо я в сердце посажу.

Инжиру, персикам, айве — твоим бесчисленным плодам —

я тоже гимн сложить хочу, да слов не нахожу.

Уже не раз я объезжал твои красавцы кишлаки,

смотрел, как трудятся, живут хозяева полей.

О жизни будущей творцы, мои друзья и земляки,

я ваши имена вписал в тетрадь души моей.

Чудесна жизнь, прекрасен век! Бурлит, не зная берегов,

народных сил, свободных сил счастливый океан,

и в ожерелии страны средь яхонтов и жемчугов

бесценным перлом ты горишь, любимый Наманган.

В руке я держу наманганский гранат,

          на маленький глобус похожий,

в нем лучшие соки узбекской земли

          под яркой, бугристою кожей.

А станешь за зернышком зернышко есть —

          граненые, словно рубины,

багряною влагой они освежат

          души утомленной глубины.

Любой, кто заглянет в мой дом или сад,

          становится гостем желанным, —

сегодня собратья мои по перу

          сидят за моим дастарханом.

Пришли они запросто нынче ко мне,

          как ходят соседи к соседу,

и слушают яблони в старом саду

          застольную нашу беседу.

Горжусь вашей дружбой, создатели книг,

           созвездье певцов и ученых,

ведь каждая книга — открытье миров,

           лучами любви озаренных.

По-братски сидят в нашем тесном кругу

           и гости из стран зарубежных,

и мы говорим о сегодняшних днях,

           суровых, прекрасных, мятежных.

Над всею землей, через гребни хребтов

            и грозную зыбь океана,

листки из тетради свободы несет

            могучий порыв урагана —

листки телеграмм, долгожданных вестей,

            туман разрывающих в клочья…

Да здравствует утро свободных времен,

            да сгинут исчадия ночи!

Порой хоть немного захочется мне

            от жизненных бурь отрешиться,

и в солнечной комнате с веткой в окне

            шуршат мотыльками страницы.

Подобно Хафизу, тончайшим пером,

            склонясь над заветной тетрадью,

о мирном досуге, вине и любви

            пытаюсь газели слагать я.

Но вихри эпохи врываются в дом:

           мне видятся джунгли и скалы,

вьетнамская девушка в форме бойца

            нахмурила брови-кинжалы.

Я стар, для сражений уже не гожусь,

            но сердце клокочет упрямо:

проклятье убийцам, позор палачам

            и слава героям Вьетнама!

Сидят за моим дастарханом друзья,

            день ясный, осенний, погожий,

в руке я держу наманганский гранат,

            на маленький глобус похожий.

И я обращаюсь к гостям дорогим,

            к созвездью певцов и ученых,

чьи книги пылают лучами надежд

            и кровью сердец раскаленных.

Как дедов молитвы, как песнь матерей,

            как внуков младенческий лепет,

как волны могучей моей Сырдарьи,

            как птичий восторженный щебет,

так будет, клянусь вам, и чист и правдив

            мой тост перед дружеским тоем:

добро к нам пожаловать в гости, друзья,

            дома и сердца вам откроем!

Я сам эти пышные розы сажал,

            и вы посмотрите: любая

могла бы в девичьей прическе пылать,

            достойно ее украшая.

И каждый бутон в этом скромном саду —

            как сердце в тоске ожиданья,

как знак, что друзей я забыть не могу

            и братского жажду свиданья.

Индийский ученый, арабский поэт,

            добро к нам пожаловать в гости,

докучное бремя забот и тревог

            на этом пороге отбросьте.

Различие наций, одежд, языков —

            для дружбы ничто не помеха,

я вам на большом караванном

            пути желаю большого успеха.

Души я открою для вас тайники,

            мой жребий поистине светел:

одною дорогой с народом я шел

            и правду великую встретил.

Всё в жизни познал я: и радость и скорбь,

            с врагами смертельные схватки,

а нынче счастливую старость свою

           встречаю в почете, в достатке.

В руке я держу намангаиский гранат,

           на нашу планету похожий.

Сидят за моим дастарханом друзья, —

           что может быть в жизни дороже?

Цветите, сады, наливайтесь, плоды,

            сердец умножайся богатство!

Да станет земля — наш чудесный гранат —

            планетою дружбы и братства!