- Monsieur Вихров! - проговорил ей Захаревский. - Дочь моя! - сказал он Павлу, показывая на девушку.
Вихров поклонился ей, но о чем говорить с ней решительно не находился.
М-lle Юлии он показался совершенно таким, как описывала его m-lle Прыхина, то есть почти красавцем.
- Вы танцуете, monsieur Вихров? - начала она.
- Танцую-с, - отвечал он и понял, что ему сейчас следует пригласить ее на кадриль, что он и сделал.
Кергель стал ему визави, а Живин махнул только рукой, когда Вихров спросил его, отчего он не танцует.
- Нет, я не умею, - отвечал он и, отойдя в сторону, в продолжение всей кадрили как-то ласково смотрел на Павла.
- Monsieur Живин очень умный человек, но ужасный бука, - начала Юлия, становясь с Вихровым в паре и вместе с тем поправляя у себя на руке браслет.
Поинтересуйся этим ее движением хотя немного Вихров, он сейчас бы увидел, что одна эта вещь стоит рублей тысячу.
Выпитое вино продолжало еще действовать в голове Павла: он танцевал с увлечением; m-lle Юлия тоже танцевала с заметным удовольствием, и хоть разговор между ними происходил немногосложный, но Юлия так его направила, что каждое слово его имело значение.
- Monsieur Вихров, я надеюсь, что вы будете у нас - у моего отца? говорила она.
- Непременно-с, я обязан даже это сделать и заплатить вашему батюшке визит.
- Мы надеемся, что и не по визитам только будете знакомы с нами, а посетите нас когда-нибудь и запросто, вечерком.
- Если позволите.
- Не мы вам позволяем, а вы нас этим обяжете... А вы, monsieur Вихров, я слышала, и музыкант отличный.
- Прежде играл, но теперь совершенно забыл, - отвечал он ей.
Прыхина успела уже отрекомендовать приятельнице своей, что Вихров и музыкант отличный, но об авторстве его умолчала, так как желала говорить об нем только хорошее, а писательство его они обе с Фатеевой, при всей своей любви к нему, считали некоторым заблуждением и ошибкою с его стороны.
По окончании кадрили к Вихрову подошел Кергель.
- Здешний голова желает с вами познакомиться, - проговорил он.
- Очень рад! - отвечал Павел.
Кергель снова попросил его следовать за ним в буфет.
Вихров пошел.
- Пойдем! - мотнул при этом Кергель головою и Живину.
- Пойдем! - отвечал тот ему с улыбкою.
Вслед за ними пошел также опять и Захаревский: его уж, кажется, на этот раз интересовало посмотреть, что в ровную или нет станет Вихров тянуть с Кергелем и Живиным, и если в ровную, так это не очень хорошо!
Толстый голова, препочтенный, должно быть, купец, стоял около разлитого по стаканам шампанского.
- Пожалуйте! - сказал он, показывая Вихрову на один из стаканов и при этом вовсе не рекомендуясь и не знакомясь с ним.
Вихров стал было отказываться.
Но голова опять повторил: "Пожалуйте!" - и так настойчиво, что, видно, он никогда не отстанет, пока не выпьют. Вихров исполнил его желание. Почтенный голова был замечателен способностью своей напоить каждого: ни один губернатор, приезжавший в уездный городишко на ревизию, не уезжал без того, чтобы голова не уложил его в лежку. У Вихрова очень уж зашумело в голове.
- Господа, пойдемте танцевать галоп! - сказал он.
- Идем! Отлично! - воскликнул Кергель.
- Мне позвольте опять с вашей дочерью танцевать? - обратился Павел к Захаревскому.
- Совершенно зависит от вашего выбора, - отвечал тот.
- Пойдемте, друг милый, и вы потанцуете, - сказал Вихров Живину.
- Пойдем, черт возьми, и я потанцую! - отвечал тот, прибодряясь.
С ним почти всегда это так случалось: приедет в собрание грустный, скучающий, а как выпьет немного, сейчас и пойдет танцевать. Вихров подлетел к Юлии; та с видимым удовольствием положила ему руку на плечо, и они понеслись. Живин тоже несся с довольно толстою дамою; а Кергель, подхватив прехорошенькую девушку, сейчас же отлетел с ней в угол залы и начал там что-то такое выделывать галопное и вместе с тем о чем-то восторженно нашептывал ей. Он обыкновенно всю жизнь всегда был влюблен в какую-нибудь особу и писал к ней стихи. В настоящую минуту эта девица именно и была этою особою.
Вихров между тем сидел уже и отдыхал с своей дамой на довольно отдаленных креслах; вдруг к нему подошел клубный лакей.
- Вас спрашивают там, - сказал он.
- Кто такой?
- Спрашивают-с, - повторил лакей.
Вихров пошел.
М-lle Юлия с недоумением посмотрела ему вслед.
В передней Вихров застал довольно странную сцену. Стоявшие там приезжие лакеи забавлялись и перебрасывали друг на друга чей-то страшно грязный, истоптанный женский плисовый сапог, и в ту именно минуту, когда Вихров вошел, сапог этот попал одному лакею в лицо.
- Тьфу ты, черти экие, какой мерзостью в лицо кидаетесь, - говорил тот, утираясь и отплевываясь.
Увидев Вихрова, все лакеи немного сконфузились и перестали кидаться сапогом.
- Кто меня спрашивает? - спросил он.
- Барышня-с, - отвечал один из лакеев как-то неопределенно и провел его в соседнюю с лакейской комнату.
Там Вихров увидал m-lle Прыхину; достойная девица сия, видимо, была чем-то расстроена и сконфужена.
- Клеопаша приехала сюда, она очень больна и непременно сейчас желает вас видеть, - начала она каким-то торопливым голосом. Вихров знал Клеопатру Петровну и наперед угадывал, что это какая-нибудь выходка ревности.
- Не могу же я сейчас ехать, - это неловко! - проговорил он.
- Бога ради, сейчас; иначе я не ручаюсь, что она, может быть, умрет; умоляю вас о том на коленях!.. - И m-lle Прыхина сделала движение, что как будто бы в самом деле готова была стать на колени. - Хоть на минуточку, а потом опять сюда же приедете.
- Да в самом ли деле она больна или капризничает?
- Больна, в самом деле больна! - повторила m-lle Прыхина.
Павел решился съездить на минуточку. Когда они вышли в переднюю, оказалось, что столь срамимые плисовые сапоги принадлежали Катишь, и никто из лакеев не хотел даже нагнуться и подать их ей, так что она сама поспешила, отвернувшись к стене, кое-как натянуть их на ногу. Загрязнены они особенно были оттого, что m-lle Прыхина, посланная своей подругой, прибежала в собрание пешком; Клеопатра Петровна не побеспокоилась даже дать ей лошадей своих для этого. Вихров, конечно, повез m-lle Прыхину в своем возке, но всю дорогу они молчали: Павел был сердит, а m-lle Прыхина, кажется, опасалась, чтобы чего-нибудь не вышло при свидании его с Фатеевой. На грязном постоялом дворе, пройдя через кучи какого-то навоза, они, наконец, вошли в освещенную одной сальной свечкой комнату, в которой Фатеева лежала на постели. Голова ее была повязана белым платком, намоченным в уксусе, глаза почти воспалены от слез. Вихрову сейчас, разумеется, сделалось жаль ее.
- Друг мой, что такое с вами? - говорил он, подходя к ней и, не стесняясь присутствием Прыхиной, целуя ее.
- Фу, как от вас вином пахнет; как вы, видно, там веселились! проговорила Фатеева, почти отвертываясь от него. - Катишь, ты поди домой, мне нужно с ним вдвоем остаться, - перебила она.
- Хорошо, я пойду, - отвечала она и хотела было уже опять идти пешком.
- Да вы возьмите мой экипаж и доезжайте, - сказал ей Вихров.
- Ах, пожалуйста, благодарю, а то я вся по колена в снегу обродилась! произнесла каким-то даже жалобным голосом Прыхина.
Вихров и Фатеева остались вдвоем.
- Вас увезли с балу; вы, вероятно, там танцевали о Юленькой Захаревской? - начала Клеопатра Петровна.
- Да, я с ней танцевал, - отвечал Вихров, ходя взад и вперед по комнате.
Фатеева, точно ужаленная змеей, попривстала на кровати.
- Послушайте, - начала она задыхающимся голосом, - у меня сил больше недостает выносить мое унизительное положение, в которое вы поставили меня: все знают, все, наконец, говорят, что я любовница ваша, но я даже этим не имею честь пользоваться, потому что не вижусь с вами совсем.