Священник все это время, заложив руки назад, ходил взад и вперед по зале - и в то же время, внимательно прислушиваясь к разговору Вихрова с горничной, хмурился; явно было, что ему не нравились слышимые им в том разговоре шутки.

ЕДИНОВЕРЦЫ[102]

Уже ударили к вечерне, когда наши путники выехали из города. Работник заметно жалел хозяйских лошадей и ехал шагом. Священник сидел, понурив свою сухощавую голову, покрытую черною шляпою с большими полями. Выражение лица его было по-прежнему мрачно-грустное: видно было, что какие-то заботы и печали сильно снедали его душу.

- Вы давно, батюшка, в единоверие перешли? - спросил его Вихров.

- Седьмой год-с, - отвечал священник.

- Что же за цель ваша была?

- Сначала овдовел, лишился бесценной и незаменимой супруги, так что жить в городе посреди людских удовольствий стало уже тяжко; а другое - и к пастве божией хотелось покрепче утвердить отшатнувшихся, но все что-то ничего не могу сделать в том.

- Стало быть, единоверие они не искренно принимают? - заметил Вихров.

- Хе, искренно!.. - грустно усмехнулся священник. - По всей России это единоверие - один только обман и ложь перед правительством! Нами, пастырями, они нисколько не дорожат, - продолжал он, и взор его все мрачней и мрачней становился: - не наживи я - пока был православным священником - некоторого состояния и не будь одинокий человек, я бы есть теперь не имел что: придешь со славой к богатому мужику - копейку тебе дают!.. Уж не говоря то, что мы все-таки тем питаемся, - обидно то даже по сану твоему: я не нищий пришел к нему, а посланник божий!.. Я докладывал обо всем этом владыке... "Что ж, говорит, терпи, коли взял этот крест на себя!"

- Зачем было и вводить это единоверие? Наперед надобно было ожидать, что будет обман с их стороны.

- Как зачем? - спросил с удивлением священник. - Митрополит Платон вводил его и правила для него писал; полагали так, что вот они очень дорожат своими старыми книгами и обрядами, - дали им сие; но не того им, видно, было надобно: по духу своему, а не за обряды они церкви нашей сопротивляются.

- В чем же дух-то этот состоит? - спросил Вихров.

Священник еще больше нахмурил при этом лицо свое.

- В глупости их, невежестве и изуверстве нравов, - проговорил он, главная причина, законы очень слабы за отступничество их... Теперь вот едем мы, беспокоимся, трудимся, составим акт о захвате их на месте преступления, отдадут их суду - чем же решат это дело? "Вызвать, говорят, их в консисторию и сделать им внушение, чтобы они не придерживались расколу".

- Но что же и сделать за то больше? - спросил Вихров.

- Как что? - произнес мрачно священник. - Ведь это обман, измена с их стороны: они приняли единоверие - и будь единоверцами; они, значит, уклоняются от веры своей, - и что за перемену нашей веры на другую бывает, то и им должно быть за то.

- Ну, прекрасно-с, это в отношении единоверцев - их можно считать отступниками от раз принятой веры; но тогда, разумеется, никто больше из расколу в единоверие переходить не будет; как же с другими-то раскольниками сделать?

- Ежели бы я был член святейшего синода, - отвечал священник, - то я прямо подал бы мнение, что никакого раскола у нас быть совсем не должно! Что он такое за учение? На каком вселенском соборе был рассматриваем и утверждаем?.. Значит, одно только невежество в нем укрывается; а дело правительства - не допускать того, а, напротив, просвещать народ!

- А народ не хочет принимать этого просвещения?

- Карай его лучше за то, но не оставляй во мраке... Что ежели кто вам говорил, что есть промеж них начетчики: ихние попы, и пастыри, и вожди разные - все это вздор! Я имел с ними со многими словопрение: он несет и сам не знает что, потому что понимать священное писание - надобно тоже, чтоб был разум для того готовый.

- Однако у Христа первые апостолы были простые рыбари.

- Тогда они устно слышали от него учение, а мы ныне из книг божественных оное почерпаем: нас, священников, и философии греческой учили, и риторике, и истории церкви христианской, - нам можно разуметь священное писание; а что же их поп и учитель - какое ученье имел? Он - такой же мужик, только плутоватей других!

- Что же, вы говорили когда-нибудь об этом раскольникам?

- Сколько раз!.. Прямо им объяснял: "Смотрите, говорю, - нет ни единого царя, ни единого дворянина по вашему толку; ни един иностранец, переходя в православие, не принял раскола вашего. Неужели же все они глупее вас!"

- Что ж они отвечали на то? - спросил Вихров с любопытством.

Священник при этом вопросе вздохнул.

- "Оттого, говорят, что на вас дьявол снисшел!" - "Но отчего же, говорю, на нас, разумом светлейших, а не на вас, во мраке пребывающих?" "Оттого, говорят, что мы живем по старой вере, а вы приняли новшества", - и хоть режь их ножом, ни один с этого не сойдет... И как ведь это вышло: где нет раскола промеж народа, там и духа его нет; а где он есть - православные ли, единоверцы ли, все в нем заражены и очумлены... и который здоров еще, то жди, что и он будет болен!

Покуда священник говорил все это суровым голосом, а Вихров слушал его, - они, как нарочно, проезжали по чрезвычайно веселой местности: то по небольшому сосновому леску, необыкновенно чистому и редкому, так что в нем можно было гулять - как в роще; то по низким полянам, с которых сильно их обдавало запахом трав и цветов. Солнце уже садилось, соловей где-то отчаянно свистал. Леменец работник, в своем зипуне, с своими всклоченными, белокурыми волосами, выбивающимися из-под худой его шапенки, как бы в противоположность своему суровому и мрачному хозяину, представлял из себя чрезвычайно добродушную фигуру. У Вихрова было хорошо на душе оттого, что он услыхал от священника, что если они и захватят на молитве раскольников, то тех только позовут в консисторию на увещевание, а потому он с некоторым даже любопытством ожидал всех грядущих сцен.

Лошади, вероятно, почуявшие близость дома, побежали быстрей.

- Недалеко, видно? - спросил Вихров священника, не обращавшего никакого внимания ни на прекрасный вечер, ни на красивую местность, ни на соловья.

- Недалеко; вон село наше, - отвечал он, показывая на стоящее несколько в стороне село. - Вы уж у меня и остановиться извольте на квартире, прибавил он.

- Очень хорошо, - отвечал Вихров, и потом не удержался и сказал: - Вы, кажется, и меня немного подозреваете - как бы я не перешел в раскол?

- Нет, не то что подозреваю, - отвечал священник угрюмо, - а что если остановитесь в другом месте, то болтовня сейчас пойдет по селу: что чиновник приехал!.. Они, пожалуй, и остерегутся, и не соберутся к заутрени.

- Так вы меня этак поспрятать хотите! - проговорил Вихров.

- Да, поспрячу, - отвечал священник, и в самом деле, как видно, намерен был это сделать, - потому что хоть было уже довольно темно, он, однако, велел работнику не селом ехать, а взять объездом, и таким образом они подъехали к дому его со двора.

Введя в комнаты своего гостя, священник провел его в заднюю половину, так чтобы на улице не увидели даже огня в его окнах - и не рассмотрели бы сквозь них губернаторского чиновника.

- Но завтра нам надобно будет хоть какого-нибудь десятского взять с собой, - сказал ему Вихров.

- А вот я сейчас схожу за сельским старостой, - сказал священник и, уходя, плотно-плотно притворил дверь в сенях, а затем в весьма недолгом времени возвратился, приведя с собой старосту.

Вихров сказал тому, что он завтра с ним чуть свет пойдет, но куда именно - не пояснил того.

- Слушаю-с, - сказал староста и хотел было уйти.

Но священник остановил его.

- Нет, любезный, ты ночуй уж здесь - у меня; пойди ко мне в избу.

Староста усмехнулся только на это, впрочем, послушался его и пошел за ним в избу, в которую священник привел также и работника своего, и, сказав им обоим, чтобы они ложились спать, ушел от них, заперев их снаружи.