- Не знаю уже теперь! - проговорил Неведомов, употребляя, как видно, страшные усилия над собой, чтобы поуспокоиться.

"Вот баба нервная!" - думал Павел про себя, отходя от Неведомова.

Петин и Замин, попав в такой богатый дом, тоже как будто присмирели.

- Мучусь и унываю, когда я на сие взираю! - говорил Замин, поглядывая на стены.

- Арап-то какой важный стоит внизу, - говорил Петин, - без всякой отметины, весь черный.

- Нарочно такого уж и делали, - подтвердил Замин.

Павел пригласил всех начать считку.

- Ну-с, Анна Ивановна, пожалуйте сюда! - говорил он, вызывая ее на середину залы.

Та вышла.

- Извольте читать за Юлию, а я - за Ромео.

Анна Ивановна зачитала очень недурно: она между студентами навострилась уже в чтении.

Павел был замечательно хорош в роли Ромео, так что Неведомов, несмотря на свое душевное расстройство, стал его слушать.

Сколько у Вихрова было непритворного огня, сколько благородства в тоне голоса! Но кто удивил всех - так это Петин: как вышел он на середину залы, ударил ногой в пол и зачитал:

- "О, вижу ясно, что у тебя в гостях была царица Маб!" - все тут же единогласно согласились, что они такого Меркуцио не видывали и не увидят никогда. Грустный Неведомов читал Лоренцо грустно, но с большим толком, и все поднимал глаза к небу. Замин, взявший на себя роль Капулетти, говорил каким-то гортанным старческим голосом: "Привет вам, дорогие гости!" - и больше походил на мужицкого старосту, чем на итальянского патриция.

Когда таким образом считывались и Павел был в совершеннейшем увлечении, Анна Ивановна, стоявшая рядом с ним, взглянув на двери, проговорила:

- Какая-то дама еще приехала... Ах, это Клеопатра Петровна! - прибавила она и почему-то сконфузилась.

Павел, ударив себя по голове, произнес:

- Это что еще за штуки она выкидывает!

Фатеева входила медленным и неторопливым шагом; она была бледна, губы у нее посинели.

- Что же ты меня не подождал, когда поехал? - спросила она Павла, проходя мимо него и садясь на один из ближайших к нему стульев.

- А разве ты будешь играть? - спросил он ее.

- Буду!

- Но какую же роль? Роль Юлии я передал Анне Ивановне. Разве вы возьмете роль няни?

- Мне все равно! - отвечала Клеопатра Петровна, еще более побледнев.

- В таком случае, вы будете играть няньку, - сказал Павел, думавший, что m-me Фатеева, в самом деле, будет играть в театре.

Затем считка пошла как-то ужасно плохо. Анна Ивановна заметно конфузилась при Клеопатре Петровне: женский инстинкт говорил ей, что Фатеева в настоящую минуту сердится, и сердится именно на нее. Неведомов только того, кажется, и ожидал, чтобы все это поскорее кончилось. Петин и Замин подсели было к Клеопатре Петровне, чтобы посмешить ее; но она даже не улыбнулась, а неподвижно, как статуя, сидела и смотрела то на Павла, то на Анну Ивановну, все еще стоявших посередине залы.

- Ну, будет на сегодня! - сказал, не вытерпев более этой пытки, Павел. - Я вас, Анна Ивановна, довезу до дому, - прибавил он нарочно громко.

- А я-то как же, опять одна поеду? - отнеслась Клеопатра Петровна к нему.

У ней при этом губы даже дрожали.

- Вы уж потрудитесь одни уехать. Я Анну Ивановну взял и должен ее обратно довезти, - отвечал он ей безжалостно.

Вихров не считал себя ни в чем, даже в помыслах, виноватым против Клеопатры Петровны, а потому решился наказать ее за ее безумную ревность.

- Поедемте, Анна Ивановна! - сказал он.

Анна Ивановна пошла за ним и была какая-то испуганная.

- Замин, поедемте со мной, довезите меня до дому! - сказала, в свою очередь, Клеопатра Петровна Замину.

- С великою готовностью! - отвечал тот.

- А я за вами петушком, петушком! - сказал Петин, чтобы посмешить ее, но Клеопатра Петровна не смеялась, и таким образом обе пары разъехались в разные стороны: Вихров с Анною Ивановною на Тверскую, а Клеопатра Петровна с Заминым на Петровку. Неведомов побрел домой один, потупив голову.

- За что это Клеопатра Петровна сердится на вас? - спросила Анна Ивановна Павла с первых же слов, когда они поехали.

- Ревнует! - отвечал тот.

- К кому же? Ко мне?

- К вам и ко всем в мире женщинам.

- Зачем же вы ее больше сердите и поехали не с ней, а со мной?

- Потому что я вас привез; а она не хотела ехать со мной, так пусть и едет одна.

- Ну вот, зачем это? А домой, я думаю, приедете, сейчас ручки и ножки начнете целовать.

- Нет, я не из таких, - отвечал Вихров.

- Из каких же?.. Сердитый и злой... у!.. Гадкий вы, после того! А что, скажите, Неведомов говорил с вами?

- Ему было очень тяжело с вами встретиться.

- Что ж я - пугало, что ли, какое? - спросила Анна Ивановна.

- Напротив, я думаю, брильянт, от которого он самовольно отказывается.

- А отчего же он отказывается?

- Спросите его! - отвечал Вихров.

- Он сумасшедший.

- Есть немного. До свиданья!

Павел, высадив Анну Ивановну на Тверской, поехал к себе на Петровку. Он хотя болтал и шутил дорогой, но на сердце у него кошки скребли. Дома он первого встретил Замина с каким-то испуганным лицом и говорящего почти шепотом.

- Клеопатра Петровна очень больна, - произнес он.

- Чем же? - спросил Павел.

- Всю дорогу плакала, выгибалась, так что я придерживать ее стал. А народ - фабричные эти встречаются: "Ишь, говорят, студент девку пьяную везет!"

Павел вошел было в спальню, где Клеопатра Петровна в распущенном платье лежала на постели.

- Подите от меня прочь, подите! - почти закричала она на него.

Павел воротился в залу.

Замин понял, что тут что-то такое неладное происходит.

- Ну, так я больше теперь не нужен и могу ехать домой, - сказал он.

- Поезжайте! - проговорил ему Павел.

Замин уехал.

Павел, оставшись один, стал прислушиваться, что делается в спальной; ему и жаль было Клеопатры Петровны, и вместе с тем она бесила его до последней степени.

Вдруг в спальной раздались какие-то удары и вслед за тем слова горничной: "Клеопатра Петровна, матушка, полноте, полноте!" Но удары продолжались. Павел понять не мог, что это такое. Затем горничная с испуганным лицом вышла к нему.

- Павел Михайлович, уймите Клеопатру Петровну: они себя головой бьют о спинку кровати.

Удары между тем все еще продолжались. Павел вошел опять в спальную. Клеопатра Петровна, почти вся посиневшая, колотила себя затылком о кровать.

- Послушайте, - начал Павел задыхающимся голосом, - если вы еще раз стукнетесь головой, я свяжу вас и целый день так продержу.

- Убейте лучше меня! - говорила Клеопатра Петровна.

- Убивать я вас не стану; но я прежде всего желал бы знать, из-за чего вы беснуетесь и за что вы сердитесь на меня?

- Как же, ведь очень весело это, - продолжала, в свою очередь, Фатеева, - заставил меня, как дуру какую, читать на потеху приятелям своим... И какой сам актер превосходный, и какую актрису отличную нашел!.. Нарочно выбрал пьесу такую, чтобы с ней целоваться и обниматься.

- Все это прекрасно! - начал Павел спокойным, по наружности, голосом, хотя в душе его и бушевал гнев: эти вопли невежества против его страсти к театру оскорбляли все существо его. - Маша, подай сюда лавровишневых капель, - прибавил он.

Маша подала.

Павел, накапав их в рюмку, подал Клеопатре Петровне.

- Вот, выпейте это лучше.

Та выпила капли с жадностью.

Павел велел подать еще стакан холодной воды.

Горничная подала.

Клеопатра Петровна выпила его весь. Все это ее сильно успокоило, и, главное, я думаю, ухаживанье Павла порадовало ее.

Она начала рыдать.

- Проплачьтесь, это хорошо! - сказал он и отошел к окну.

Клеопатра Петровна, как и всегда это бывало, от гнева прямо перешла к нежности и протянула к Павлу руку.