Используя свой собственный идентификационный комплект, Меган сняла отпечатки пальцев Оли Свэйна с бутылки кока-колы, перенесла их на карточку и отправила факсом вместе с отчетами в штаб-квартиру для обработки. Автоматизированная система поиска перероет всю базу данных для сравнения. Если они получат совпадение, они ее немедленно уведомят. Меган отправила факсом отпечатки также в Национальный центр информации о преступности штаб-квартиры ФБР в Вашингтоне, чтобы прогнать и через их автоматизированную идентификационную систему отпечатков пальцев. Они проведут поиск, начав с Верхнего Среднего Запада, а потом и по остальной части страны.

Кто-то где-нибудь знал Оли Свэйна. Кто-то где-нибудь сажал его в тюрьму.

Меган снова мысленно представила тонкие синие ниточки на фалангах его пальцев. Грубая татуировка. Та, чем одни мошенники «одаривают» других в заключении. Она не слишком хорошо разглядела, чтобы поклясться в этом, но чувствовала, что права. И причин подозревать его было уже больше, чем одна.

Стук в дверь, разбивший окружающую ее тишину, ворвался словно бы из другого мира. Меган вскочила на ноги, автоматически потянувшись за пистолетом, лежавшим на углу стола. По привычке она обогнула дверь и прижалась к стене рядом с ней. Кто-то постучал снова. Она ждала, глубоко затаив дыхание.

— Меган? Это Митч.

О’Мэлли вздохнула с облегчением и отперла замок.

— Ты и к Лео заглядывал после полуночи? — спросила она, распахивая дверь.

— Нет, — ответил он мягко и шагнул внутрь, не вынимая рук из карманов куртки, все еще сгорбив плечи от ночного холода, оставленного снаружи.

Его пристальный взгляд наткнулся на плоский черный девятимиллиметровый пистолет, который она оставила на кухонном столе, но Митч не сказал ни слова по этому поводу. Возможно, все женщины, которых он навещал глубокой ночью, встречали его у дверей в полной боевой готовности.

— Я проезжал мимо, — пробормотал он. — Увидел у тебя свет.

Меган задумалась, стоит ли рассказывать ему, что она получила отпечатки пальцев Оли. Она все еще злилась на Митча, что тот скрыл информацию от нее; кроме того, ей не хотелось начинать обсуждение этой темы сейчас. Было уже слишком поздно. И, возможно, ничего полезного из этого не выйдет. Вдобавок ей показалось, что Митч не хотел бы сейчас заниматься делами. Он выглядел опустошенным и потерянным.

Холт пробрался сквозь лабиринт коробок к окну, выходящему на Айви-стрит, и стоял там, глядя в темноту ночи.

Меган проследовала по проложенному им пути, рассеянно погладив Гэннона, когда проходила мимо коробки, которую кот выбрал для своего лежбища. Серый кот поднял голову и уставился на нее, затем устремил пристальный взгляд на Митча и хрипло удовлетворенно мяукнул.

— Почему ты ушла сегодня вечером? — поинтересовался Митч, когда она прислонилась плечом к оконной раме.

— Тебе надо было побыть с Джесси. И я не хотела мешать вам… Как парад? — быстро сменила тему Меган.

— Грустный. Они все так старались… Потому что все хотели изменить ситуацию, потому что они испугались… Они обращались ко мне с просьбами защитить их, но они не понимают… — Холт посмотрел на нее, его глаза цвета виски были сейчас мутными и покрасневшими, напряжение, как нож, оставило глубокие морщинки на его лице. — Я не спаситель. Я — просто коп. И я устал от этого. — Он снова повернулся к окну, но закрыл глаза. — Как я устал от этого…

Устал от боли. Устал от ответственности. Устал от спазмов в животе, от паники и страха, что у него нет особых полномочий исправить все заблуждения, что он не Супермен, а просто Кларк Кент с манией величия. Он повернулся к Меган, позволив ей прочитать все это на своем лице.

Та Меган, с гладко зачесанными назад волосами и бесполым гардеробом, правилами и поведением, полностью отличалась от этой женщины, что стояла перед ним сейчас. Ее волосы струились по плечам. Без обуви, только в мешковатых шерстяных носках, она оказалась совсем невысокой. Огромный старый халат буквально проглотил ее, она выглядела крошечной, нежной, хрупкой. Святая Жанна без брони. Она стояла такая настороженная, тихая, терпеливая.

— Я не супергерой, — прошептал он. — Должны же они понять это.

— Ты делаешь все, что можешь, — отозвалась Меган. — Как и все мы.

Но она не смогла сделать все достаточно хорошо. Снова. Слова, которые Митч сказал днем раньше в гараже старого пожарного депо, возвратились к ней, нагруженные сожалением и ненавистью к самой себе.

Холт вновь отвернулся от окна.

— Я не могу избавиться от мысли, что мне следовало бы предусмотреть все, чтобы этого не случилось, я должен был предвидеть, что это может произойти, и что-то сделать с этим. — Его рот скривился в горькой усмешке. — Повторяющаяся тема в моей жизни.

Меган не спросила ничего. Она не будет ничего вытягивать из него. Он скажет ей, если это потребуется или он сам захочет рассказать; в противном случае они простоят здесь всю ночь, ничего не говоря.

— У меня был сын, — сказал он наконец. — Кайл. Ему было шесть лет. — У Меган перехватило дыхание, как будто какой-то ком застрял в горле. — Они оказались не в том месте и не в то время. — Он иронично покачал головой. — Почему мы всегда говорим так? Они не были не в том месте… Моя жена и сын поехали в магазин за молоком и хлебом. Наркоман с обрезом оказался не в том месте. Но я послал их туда, так кто я после этого?

Жертва, подумала Меган, хотя была уверена, что его ответ — «виновный».

Никакой суд никогда не осудил бы его, но он осудил себя сам и в течение всей оставшейся жизни будет казнить себя за это. Какой несправедливый мир, если хорошему человеку придется платить снова и снова за что-то столь же маленькое, как слово или два, столь же простое, как решение, кто должен пойти в магазин, в то время как убийца никогда не страдает от угрызений совести, никогда не чувствует даже секундной боли за жизни, которые он погубил.

— Он просто расстрелял их, — прошептал Митч. — Как будто они были ничем.

Он все еще видел их, окровавленных, лежащих на грязном линолеуме пола; их жизни вытекали из них. Их тела были согнуты под странным углом, как у выброшенных на помойку кукол; широко распахнутые глаза смотрели мрачным, безнадежным взглядом мертвецов. Эллисон одной рукой тянулась к сыну. Кайл был вне ее досягаемости, его слишком большая бейсбольная униформа становилась темно-красной от крови; в руке он сжимал пачку бейсбольных карточек. Эта яркая маленькая жизнь была раздавлена и отброшена так же небрежно, как пустая банка.

— Я услышал запрос по радиосвязи, — продолжил Митч. — Даже раньше, чем я увидел машину Эллисон на парковке, я понял. Я тогда понял все.

И начались обвинения, как они начались и сейчас. Безжалостные. Отвратительные. Неизбежные. И посыпались вопросы, как они навалились теперь, море ярости и пересудов за спиной. Холт всегда работал усердно, следовал правилам, уважал правосудие. Он был принципиальным, здравомыслящим человеком, хорошим несгибаемым полицейским. Его должны были наградить, но вместо этого самая драгоценная составляющая его жизни была вырвана и уничтожена.

— Сто шестьдесят девять долларов, — сказал Митч, продолжая смотреть в темное окно. — Таким штрафом отделалась эта мразь. Столько стоили для него их жизни.

Он закрыл глаза, и одинокая слеза поползла по его щеке. Холт был гордым человеком, жестким человеком, но боль и смятение уничтожили его. Он был полицейским. Он верил в добро и зло, черное и белое, но его мир превратился в мир обмана и мошенничества. Меган услышала в его голосе отчаяние человека, безрезультатно пытающегося понять и разобраться в этой бессмыслице.

Это, должно быть, невыносимо — любить человека, иметь от него ребенка, любить и надеяться на него и… потерять их обоих. Поговорка гласит, что лучше любить и потерять, чем никогда не любить, но Меган не верила этому. Лучше не любить вообще, чем потом вот так рвать свое сердце.

— Я думаю о Ханне и Поле, — еле слышно сказал Митч. — Я и врагу не пожелал бы испытать такую боль.