Андреас скривился.

– Терпеть не могу, когда ты становишься такой циничной, мама.

Агнесс проигнорировала его и поправила одеяла вокруг Лидии.

– Все хорошо, солнышко?

Лидия невольно посмотрела на свою забинтованную руку, но улыбнулась в ответ.

– Да, бабушка.

Агнесс подмигнула ей, и девочка подмигнула ей в ответ.

Андреас недоверчиво покосился на мать.

– Поверить не могу! А мне казалось, ты предпочитаешь, чтобы она звала тебя Агнесс…

– Да, – согласилась Агнесс. – Но в последнее время меня переполняет слишком сильная гордость за свою семью, и я теперь не могу обойтись без того, чтобы меня величали бабушкой.

Андреас непроизвольно коснулся тех мест на лице, где под кожей еще просматривались синяки. Рана, которую нанес ему отец Сильвикола дулом пистолета, уже затянулась толстой коркой и прекрасно зажила. Он откашлялся.

Иезуит привел их к поврежденному зданию, знакомому Агнесс по предыдущим посещениям – из тех времен, когда война шла преимущественно в немецких княжествах и армии сражались друг с другом, а не со страной и ее жителями. Она удивилась, что здание вообще еще стоит. Отец Сильвикола вел себя так, как будто оно принадлежало ему: он приказал стражам проводить их вверх по лестнице, в приемную, где какой-то человек стоял перед полудюжиной открытых сундуков и рылся в их содержимом. Но, судя по звукам, содержимого в сундуках было немного. Рядом с человеком стоял кувшин вина, а возле кувшина лежал упавший бокал. Человек вздохнул и залез обеими руками в следующий сундук. Не повернув головы, он спросил:

– Все еще недостаточно? Может, на этот раз вы хотите забрать с собой и ящики, капитан?

– Что означает это безобразие? – вопросом на вопрос ответил отец Сильвикола.

Человек у сундука изумленно обернулся.

Агнесс испугалась, насколько опустившимся выглядел магистр ордена розенкрейцеров. Так как здешнее комтурство ордена еще существовало, она раньше предполагала, что этот человек умудряется относительно неплохо взаимодействовать со шведским гарнизоном. Теперь же она видела, что от того мужчины, с которым она познакомилась много лет назад, осталась лишь пустая оболочка.

Магистр ордена переводил взгляд с одного стража на другого, а потом снова медленно посмотрел на Агнесс – когда, пусть и с небольшим опозданием, понял, что он, совершенно определенно, знаком с некоторыми из незваных гостей. Агнесс слегка покачала головой и немного отставленным в жесте отрицания пальцем; она надеялась, что он поймет ее. Неожиданно она увидела возможность ускользнуть от отца Сильвиколы.

– Кто вы такие? – спросил магистр и сделал жалкую попытку придать себе горделивый вид.

Он опрокинул кувшин для вина и вынужден был прервать зрительный контакт с иезуитом, однако не существовало ни малейшей опасности, что вино прольется. Кувшин был так же пуст, как и бокал. Он окончательно уничтожил впечатление уверенного в себе хозяина дома, когда добавил:

– Я думал, это снова капитан шведского гарнизона, хочет украсть последние остатки собственности ордена. – По крайней мере, он понял немое послание Агнесс.

– Мы не воры, – заявил отец Сильвикола. – Мы хотели бы остаться здесь на ночь. Мне нужно помещение, куда я мог бы поместить арестованных.

– А что… что арестованные натворили?

– Это вас совершенно не касается.

– Вы под моей крышей, отче, так что меня это некоторым образом касается, – возразил магистр, продемонстрировав остатки чести.

Отец Сильвикола подошел к нему и прошептал что-то на ухо. Магистр растерянно заморгал, черты его лица поплыли и превратились в маску откровенного страха. Он кивнул и откашлялся.

– Итак? – спросил отец Сильвикола.

– Вы… Вы… Здесь есть подвальные помещения… Можно запереть их… и… и…

– Отведите нас туда.

– Вообще-то у нас больной ребенок, – вмешалась Агнесс. – Запирать нас в подвале – просто наглость.

– Вы спокойно спали под открытым небом в карете, – ответил отец Сильвикола, даже не обернувшись.

– Мы не позволим упрятать нас в подвал!

– Вы скоро? – обратился иезуит к магистру ордена. – Отведите нас туда.

Агнесс попыталась перехватить взгляд магистра, но ей это не удавалось. Она почти физически чувствовала страх этого человека. Что же такое отец Сильвикола нашептал ему в ухо?

Несмотря на все протесты, их все же повели вниз. Агнесс опять попробовала войти в контакт с глазами магистра, но его взгляд бегал, не задерживаясь ни на чем. То, что он предложил отцу Сильвиколе в качестве тюрьмы, на самом деле оказалось складами комтурства ордена на полуподвальном этаже. Агнесс вздохнула: по крайней мере, там было относительно сухо, хоть и откровенно темно. Магистр завозился со связкой ключей и уронил ее. Он наклонился, снова попытал счастья, и связка ключей, зазвенев, во второй раз упала на пол. Отец Сильвикола нетерпеливо подошел к нему и поднял ключи.

– Который из них? – рявкнул он.

– Вон тот…

После паузы:

– Этот не подходит!

– Э… тогда…

Отец Сильвикола засопел и стал вставлять в замок все ключи по очереди. Магистр бочком протиснулся мимо него, будто испытывая страх от близости иезуита. Солдаты, которые спустились за ними по лестнице и блокировали запасной выход, наградили его насмешливыми замечаниями. Внезапно Агнесс почувствовала чье-то прикосновение к руке, такое ледяное, что невольно отпрянула. Она словно прикоснулась к амфибии – амфибии, дрожащей как осиновый лист, которая молниеносно сунула что-то ей в руку. Она резко повернула голову. Магистр ордена стоял рядом с ней и, тяжело дыша, смотрел в пол.

Наконец один из ключей подошел. Отец Сильвикола вступил в помещение и устремился к факелу. Пока он осматривался в будущей камере, Агнесс осторожно посмотрела на свою ладонь.

Магистр ордена всунул ей в руку амулет. Он походил на монету, но на этой монете были изображены крест и змея, извивающаяся вокруг него. Она сжала ладонь с амулетом в кулак. Магистр постарался встать как можно дальше от нее. Агнесс догадывалась, что его мужества с трудом хватило даже на эту тайную передачу. Она снова посмотрела на ладонь – медальон по-прежнему лежал на ней. Она на мгновение вспомнила о другом медальоне – о том, который носили черные монахи, стремившиеся лишить ее жизни. Но украшение, которое она сейчас держала в руке, почему-то успокаивало ее.

Отец Сильвикола, похоже, был в какой-то степени доволен осмотром. Солдаты загнали их внутрь. Агнесс отошла в сторону и попыталась оказаться последней в очереди, в надежде перекинуться словечком с магистром, однако она в растерянности заметила, что он уже преодолел половину пути наверх и просто бежит прочь по лестнице. Она обошла дверь, чтобы покончить с этим.

Чья-то рука вцепилась в ее запястье. Она вздрогнула. Рядом с ней стоял отец Сильвикола. Он кивнул головой, и солдаты закрыли дверь, оставив Агнесс снаружи. Андреас резко обернулся, но было уже слишком поздно: дверь защелкнулась на замок. Она слышала, как он колотит изнутри в дверь и сыплет проклятиями.

– Что он тебе дал? – спросил отец Сильвикола.

Агнесс окинула его долгим взглядом и промолчала. Ее гнев оттого, что он заметил это, хоть и находился достаточно далеко, был сильнее испуга.

Он схватил ее сжатый кулак и попытался разогнуть его. Она не поддавалась.

– Тебе придется сломать мне пальцы, если хочешь увидеть это! – прошипела она.

– Почему ты считаешь, что я этого не сделаю?

– Так как это на тебя не похоже.

Его глаза сузились. Затем он отпустил ее и отступил на шаг.

– Не похоже, – сказал он. – Ты права. – Он махнул рукой взводному. – Я хочу, чтобы ты разрезал ей кулак, – приказал он.

Агнесс разжала руку и показала медальон. Больше всего ей хотелось швырнуть украшение ему в лицо. Солдат пожал плечами и снова сунул нож за пояс.

Отец Сильвикола взял украшение и рассмотрел его в свете факела.

– Змея, – буркнул он. – Символ дьявола. Все сходится. – Он выразительно глянул на нее, а затем швырнул медальон в темный коридор, ведущий к другим складам. Агнесс услышала, как он отскочил от чего-то в темноте и зазвенел на полу.