— Да нет, не всегда это. В основном всё-таки днем. Да и работа, откровенно говоря, пока не очень интересная. Вот закончат строительство магистрали, пойдут регулярные поезда — тогда поинтереснее будет. А сейчас у нас ни графика, ни расписания.

— И грузы, наверно, пустяковые? — будто невзначай спросил Ершов, наблюдая, как энергично растирает Аскар вафельным полотенцем свою хорошо развитую, мускулистую грудь.

— Известное дело! В основном стройматериалы пока идут. Главным образом шпалы да рельсы, иногда цемент. Вот скоро вступят в строй новые заводы сборных конструкций — пойдут грузы посолиднев. Оно, правда, и сейчас доводится возить любопытные вещи, иногда даже на специальных многоосных платформах — транспортерах. Вот, к примеру, нынешней ночью сборный цельноперевозный мост отправили и несколько железобетонных строений. А вчера — элементы сборной металлической водонапорной башни системы Рожнова. Ну, а вообще всё это не то, что на центральных магистралях. Там сейчас такая техника идет, что диву даешься.

Аскар кончил обтираться и повесил полотенце на веревку, протянутую через весь двор. Снял с этой же веревки белую майку и с трудом продел в неё свою большую голову с жесткими волосами.

— Вы, железнодорожники, наверно, по этим грузам лучше, чем по газетам, читаете, чем страна живет, а? — сказал Ершов, поднимаясь со ступенек крылечка, на которые присел во время разговора.

— Да, это вы верно заметили, — согласился Аскар.

И голос его прозвучал так искренне и просто, что Ершов подумал невольно: «А может быть, он и не связан ничем с Жанбаевым?» Но тотчас же другой, более трезвый голос заключил: «Чертовски хитрый, видимо, человек. Знает Жанбаев, кого в помощники подбирать. Он и о грузах этих потому, наверно, так подробно мне говорит, чтобы я смог всё это Жанбаеву по радио передать».

— Ну, я пойду позанимаюсь немного, — заметил он вслух. — Раздобыл тут у вас в книжном киоске несколько любопытных брошюрок.

Войдя в свою комнату, Ершов первым долгом посмотрел на окно домика, в котором поселился Малиновкин. Оно теперь снова было открыто — значит, лейтенант уже вернулся из города. Что он делает там у себя? Что переживает? Чертовски скверное это состояние неопределенности. Ершов хоть знал сложившуюся обстановку, а Малиновкин всё ещё пребывал в полном неведении и строил, наверно, различные догадки — одну тревожнее другой. Нужно было придумать какую-то простую систему связи, чтобы в любое время информировать Дмитрия и давать ему задания, не ожидая удобного случая.

Лейтенанта Малиновкина в это время беспокоили те же мысли. Он уже перебрал в уме множество способов конспиративной связи, но все они были слишком сложны, а нужно было придумать что-то совсем простое. Майор, наверно, надеялся на него. Как же было не оправдать его надежд!

Солнце перебралось между тем на противоположную сторону улицы и освещало окна дома Джандербекова. Малиновкин хорошо видел теперь залитый солнцем стол, за которым сидел, видимо читая, Ершов. Хорошо бы рассмотреть, что там за книга у него в руках?

У Малиновкина был с собой хороший полевой бинокль. Он поспешно достал его из чемодана и, приложив к глазам, стал «пригонять по глазам» окуляры.

Мутносерое пятно в линзах бинокля постепенно приобретало отчетливость и резкость. В первую очередь в глаза бросилось только то, что было освещено солнцем: голова Ершова, стол, за которым он сидел, книги. Но когда Малиновкин присмотрелся получше, он разглядел и стены, оклеенные газетной бумагой. На всякий случай, лейтенант решил задернуть на своем окне занавески, оставив лишь узкое отверстие для наблюдения.

«Интересно, — думал Малиновкин, рассматривая в бинокль лицо майора, — что это за книги читает он с таким вниманием?»

Как бы в ответ на его мысли Ершов несколько изменил положение, и Малиновкин совершенно отчетливо увидел название книги, которую майор держал в руках. Вскоре он обнаружил, что может читать всё, что напечатано крупным шрифтом в газетах, которыми оклеена комната Ершова. Это наводило на мысль о возможном способе связи с майором, и, торопливо отложив бинокль, Малиновкин принялся раздумывать над тем, как бы сообщить о своем открытии Ершову.

Бросить в окно майору записку можно было бы только поздно вечером или ночью, тем более что сейчас был дома Джандербеков — Малиновкин видел его недавно в окне соседней комнаты.

Дмитрий до тех пор ломал голову, как осуществить свой замысел, пока не подошло время идти обедать. Тогда он закрыл окно и вышел на улицу, решив, что, может быть, встретит Ершова в столовой, хотя это было маловероятным, так как они условились обедать в разное время, чтобы не привлекать ничьего внимания.

После обеда Малиновкин ещё долго ходил по станции. А вечером, когда Ершов вышел из дома, Малиновкин осторожно пошел за ним следом на некотором расстоянии. У небольшого кафе на соседней улице, где обычно ужинал майор, Малиновкин прибавил шаг и, столкнувшись с Ершовым у самых дверей, передал ему записку с предложением нового способа связи.

В кафе Ершов прочел её. Дмитрий писал очень лаконично: «С помощью старика Цейса я читаю газеты на стенах вашей комнаты. Могу прочесть и ещё кое-что. Учтите это».

Ершов понял: под «стариком Цейсом» лейтенант подразумевал бинокль. «Пожалуй, это неплохо придумано», — подумал он. Завтра же он наладит с Дмитрием связь. Правда, она будет односторонней, но станет возможным, по крайней мере, в любое время дать задание Малиновкину.

Несколько повеселев, Ершов выпил стакан кофе с булочкой и не спеша возвратился домой. Аскар уже безмятежно храпел — завтра рано утром ему нужно было идти на работу. Темирбек, которого целый день не было дома, тоже укладывался спать в своей комнате.

«И куда это вечно уходит этот угрюмый человек?» — подумал Ершов о кондукторе. По словам Аскара, Темирбек будто бы ходил лечиться молитвой у какого-то имама — духовного лица, приехавшего из Аксакальска. Темирбек был религиозен и даже побывал когда-то в Мекке. Раньше, в связи с этим, «правоверные» почтительно величали его «Темирбеком-хажи».

Майор переложил рацию из чемодана в вещевой мешок и, как только Темирбек улегся спать, вышел из дома. Осмотревшись по сторонам, он медленно пошел между грядками к кустам боярышника. Кусты были колючие, цепкие. Майор поцарапал себе руки и даже лицо, прежде чем устроился как следует. Ровно в двенадцать рация была на приеме.

Вокруг было тихо. Только кузнечики трещали в степи, начинавшейся сразу же за огородом Джандербекова. Откуда-то прилетели мошки с длинными лапками и судорожно заметались по светящейся шкале рации. Легкий теплый ветерок приносил смешанные запахи цветов, овощей и каких-то остро пахнущих трав.

Затаив дыхание, Ершов целый час просидел у радиостанции, прислушиваясь к «эфирным шорохам» в телефонных наушниках. Легкая пружинящая пластинка, скреплявшая телефоны, постепенно стала казаться стальным обручем, стиснувшим его голову, а в ушах то гудело что-то, то назойливо звенело, и всё время казалось, что далеко-далеко чуть слышно попискивает морзянка. Майор увеличивал громкость приема, смещал визир по шкале настройки то вправо, то влево, напрягал слух, но морзянка от этого лишь куда-то бесследно исчезала.

Ершов охотился за неуловимой морзянкой до тех пор, пока не понял, что она ему только мерещится от перенапряжения и усталости. Тогда он выключил рацию. Сегодня сеанс не состоялся. Состоится ли он вообще? Что, если Жанбаев разгадал его и скрылся? То, что он назначил ему ночные радиосеансы и дал позывные, могло ведь быть только для отводя глаз, чтобы выиграть время и удрать подальше от преследования.

На следующий день Ершов проснулся в шесть часов утра, как только Аскар начал громыхать в кухне посудой, собираясь на работу. Вместе с ним направлялся куда-то Темирбек. Ершов слышал, как Аскар переговаривался с ним по-казахски. Дождавшись, когда они вышли из дому, майор вскочил со своего дивана и принялся крупными буквами на больших листах бумаги писать приказания Малиновкину. На первом листе он сообщил ему о результате встречи с Жанбаевым и о неудачной попытке связаться с ним по радио минувшей ночью. На втором было распоряжение лейтенанту навести возможно более точные справки о ходе строительства железной дороги и грузах, идущих в его адрес. Необходимость поездки на участок главных работ центральной трассы лейтенант должен был решить сам. В этом случае ему предписывалось обратить внимание на местность — насколько проходима она для мотоцикла.