Вода вправду плеснула. Надо льдом поднялась круглая голова. Гарпуны на ременных поводках ударили с двух сторон, и охотники вытащили тяжелую морскую нерпу. Большой зверина, куда до него невским нерпам!

— С добычей!

Но Онг не хочет уходить:

— Мало сидели. Ещё будет хорошо.

— Ладно, ещё посидим. Пусть на каждого придется по целой нерпе или по две.

Одинец так же терпелив, как Онг. Он может долго ждать. Одинец не торопится домой. А дом у него есть, есть и свой очаг. У других жены, а у него сестра, завещанная братом. Как она захочет, так и будет. Её воля.

Яволод, Бэва, Заренка и Одинец живут одной семьей. Былой друг, товарищ Верещагиных детей, былой возлюбленный Заренки, Одинец без жалобы сделался кровным братом Доброги. Он честно, от души соблюдает братство, и он брат молодой вдовы.

С ними живет и пятый. Заренка ждет своего срока. Женщина бережно носит дитя.

После долгих ночей для человеческого сердца большая радость видеть, как нарастает солнечный день. Всё выше ходит солнышко над Черным лесом. Оно живо, как и прежде. Оно не забыло людей.

Ещё с осени Онг и Расту обещали своему другу и наставнику, Одинцу, показать какое-то чудо. Они пустились в путь на низких санях в оленьих упряжках. На летних оленных пастбищах биармины отвернули от моря вглубь земли. Ехали долго, оленям давали роздых, а сами спали в меховых мешках на снегу. Биармины рассказывали, что в этих местах нет летних дорог из-за топей. Наконец добежали до холмов. Здесь.

На одном из бугров заступами раскопали снег и увидели кости, которые, как камни, торчали из мерзлой земли. Странно и дико было видеть их. Ещё раздолбили землю. Открылся серой глыбой чудовищный череп, а в нем два загнутых зуба по сажени длиной. Кость белая с прожелтью, не хуже моржовой.

— Моржи, что ли, такие живут здесь?

— Нет, не моржи и не живут, — толковали биармины.

Они как умели объяснили своему большому новгородскому другу, что на этих местах и летом земля оттаивает лишь четверти на три, а бугры внутри всегда мерзлые. В них спрятаны чудовища, по имени Хиги. Хиги обижали древних биарминов. Йомала помогла своим детям победить Хигов.

Расту и Онг выломали четыре длинных загнутых клыка, тяжелых, словно железные. Они поклонились Одинцу и просили принять дар. Здесь ещё очень много такой кости, и они всю её отдадут своему новгородскому другу.

— Твоё, всё будет твоё, только ты учи нас. Ой, учи делать железо, ещё учи, сильно бей нас, открой все тайны!

Жена Яволода, Бэва, нянчит маленького живулечку. Ладный живулечка, занятный. На голове темный пушок, а глазенки голубенькие, в Яволодову мать Светланку, в бабушку. Тельце с желтизной, как дареные Одинцу Хиговы клыки, и личико чуть скуластое, в дедушку Тшудда.

Повольники рады первому новгородскому мужику, рожденному в острожке.

За зиму биармины дали жен ещё шести повольникам…

Старший биарминовский кудесник захотел взглянуть на Верещажку, для этого он приехал из недоступного святилища Йомалы. Парнишку распеленали перед очагом.

Древний старец пощупал тельце, убедился, что у него есть всё нужное для правильной жизни, и сказал что-то, не сразу понятое ватажниками, а для биарминов ясное:

— Когда две реки слились в одну реку, их никто не может разделить — ни великая Йомала, ни боги железных людей!

Приливной вал, разбитый и рассеченный скалами, входил в устье фиорда и послушно нёс длинный драккар, который принадлежал нидаросскому ярлу Оттару, сыну Рёкина, внуку Гундера.

Ярл стоял на короткой носовой палубе драккара «Дракон». Под его ногами поднималась искусно вырезанная позолоченная чешуистая шея чудовища. Она оканчивалась задранной головой, похожей и на голову крокодила и на голову змеи.

«Дракон» повсюду нес тяжелый, неизгладимый запах смолы, разлагающейся крови и прогорклого сала.

Кожаными канатами, толщиной в руку человека, «Дракон» тащил за собой пять громадных туш тупорылых кашалотов. Сплетенные из китовой кожи, эти канаты были крепче железных цепей. Они держались за толстые кольца гарпунов, глубоко всаженных в туши.

За устьем, в широкой части фиорда, прилив поднимал воду спокойно, без волн. Кормчий Эстольд находился на своём месте, на короткой кормовой палубе. Двое викингов, учеников и помощников Эстольда, держали длинное правило руля, направляя драккар по кратким приказам кормчего. Перед Эстольдом в круглой железной раме висел вогнутый бронзовый диск.

Из дыр в бортах высовывались лапы и плавники «Дракона» — по четырнадцати длинных весел с каждого бока. Гребцы сидели на поперечных скамьях в открытой средней части так низко, что их головы не были видны над бортами.

Эстольд часто бил в диск. Звонкие, пронзительные удары задавали гребцам стремительный темп. Вдруг кормчий ударил дважды подряд. Правая сторона продолжала грести, а на левой все вёсла, точно связанные, одновременно опустились и уперлись в воду. «Дракон» повернул на хвосте, как рыба.

Тяжелые туши кашалотов, разогнанные быстрым бегом драккара, устремились к берегу. На «Драконе» освободили канаты, и громадные морские звери, теснясь, как живые, выскочили на мель.

Эстольд безошибочно метко нацелился на широкую скалистую площадку, которую покрывал прилив, а отлив оставлял сухой. Это место служило для приема добычи, предназначенной для разделки.

На берегу ждали сто двадцать, а может быть, и сто пятьдесят рабов — траллсов, одетых в короткие грязные рубахи, с коротко остриженными головами и железными обручами, заклепанными на шее. Траллсы смело бросились в воду, ловили канаты и подтаскивали кашалотов повыше. Работая дружно, они разумно пользовались последним дыханием прилива, чтобы облегчить свой труд.

Берега фиорда были завалены тысячами черепов китов и кашалотов, накопившихся за много лет.

В фиорде стояло густое, тяжелое, удушающее зловоние.

Шло горячее время охоты на китов и кашалотов. Рук траллсов едва хватало, чтобы брать с добычи нужные части — кожу и лучшее сало.

Дань моря… Киты и кашалоты плавали стадами в водах Гологаланда — Страны Света. Владения Оттара носили это имя потому, что, расположенные дальше всех к северу, они дольше всех пользовались бесконечными летними днями.

Поблизости от владений племени фиордов нигде не было столько морских зверей, как здесь. Оттар никому не позволил бы охотиться в его водах. Первым из всех ярлов он брал дары моря и выбирал лучших животных из тех, что паслись на его лугах или спускались к югу.

Кожа кита лучше, и кит дает лучшее сало. Но в кашалоте есть драгоценный кашалотовый воск — нежный, плотный, чистый белый жир. Его жадно берут и платят за него золотом арабские и греческие купцы, которые приезжают в Скирингссал через страну русских — Гардарику, через город Хольмгард.

Бревенчатый настил длинной пристани, сложенный из целых, неошкуренных стволов, опирался на лес свай из лиственницы, которая способна долго стоять в воде, не подвергаясь гниению.

У пристани покачивались три других драккара, собственность Оттара. Кожаные причальные канаты были закреплены за прикованные к столбам кольца величиной с колесо телеги. Другие борты заботливо оттягивались на якорях, чтобы драккары не помяло о пристань. Самое драгоценное состояние викинга — его драккары.

Умело направленный кормчим Эстольдом «Дракон» медленно и точно разворачивался правым бортом. Его ожидали три-четыре десятка викингов. Они носили полное вооружение — одни в броне с набедренниками и поножами, другие в кольчугах с железными юбками, надетых на кожаные кафтаны, сшитые из бычачьих хребтин, все в простых или в рогатых шлемах.

Шумная толпа направилась вверх по дороге, брошенной змеиными петлями на крутой берег фиорда. Стража осталась на пристани.