— Та тут и дивчина е?.. — удивился один из вошедших и тихо добавил: — Це, мабуть, наши.

Сердюк нажал кнопку электрического фонарика. Луч света ослепил людей, они зажмурились, один из них закрыл лицо рукой, в другой руке у него была граната. Стало ясно: перед ними трое рабочих, удравших с погрузки эшелона и искавших прибежища.

— Что, решили не дожидаться ночи, пока в казарму погонят? — спросил Сердюк.

— Точно! — весело отозвался один из рабочих. — Вы, значит, тоже наши?

— Валя, зажгите свет, — попросил Сердюк Теплову.

При тусклом свете фонаря хозяева и гости рассмотрели друг друга.

— У вас тут козы нет? — спросил мужчина средних лет в лихо надвинутой кепке и донельзя рваной спецовке.

— А при чем тут коза? — не понял его Сердюк.

— Вид вашей комнатки такой обжитой, что только живности недостает в ней, — не смущаясь, ответил рабочий.

— Мы вам мешать не будем, — настраиваясь на фривольный лад, заметил другой, в замазанной мазутом рубахе. — Раз эта квартира занята, поищем другую.

Рабочие повернулись к выходу.

— Одну минуточку… — сказал Сердюк, и снова Валя не узнала его голоса. — В чужом монастыре своих законов не устанавливайте. Порядок у нас такой: вошел — выходить без разрешения нельзя.

— У вас в семье? — насмешливо бросил рабочий в рваной спецовке.

— Нет, у нас в организации! — почти выкрикнул Сердюк.

Теплова вздрогнула. Что он делает? Незнакомым людям и так прямо!

Рабочий подошел к фонарю, стоявшему на ящике, поднял его и осветил Сердюка. Тот стоял не двигаясь.

— Сердюк! — с уважением произнес пришелец.

— Он самый.

— Простите, товарищ Сердюк. Сразу не рассмотрел.

— Как узнали?

— Мудрено не узнать. Портреты ваши до сих пор по заборам расклеены. Так что прикажете нам делать? — с готовностью спросил рабочий.

— А что вы собирались?

— Отсидеться здесь до наших, а если бы не удалось, если бы фрицы застукали, им вот эту закуску! — Рабочий поднял гранату.

— Садитесь. Придет один товарищ, отведет вас в… общежитие. Но только вы уж там порядка не нарушайте.

Рабочие охотно сели. Сердюк расспросил их о ходе погрузки боеприпасов и выяснил, что ящиков со снарядами на складе почти не осталось.

— Тол не грузили? — осведомился Сердюк.

— Кроме снарядов и гранат, ничего не грузили.

В водосборник влетел Сашка и остановился в недоумении, увидев незнакомых людей. Он с ног до головы был в угольной пыли и походил на смешного юркого чертенка.

— Проводи их, Сашка, в общежитие, — обратился к нему Сердюк, с трудом сдерживая улыбку. — Валя тебе поможет.

В ответ на многозначительный взгляд Сердюка Валя молча кивнула головой: понимаю, мол, ни один не должен потеряться.

Валя и Сашка долго не возвращались, и Сердюк начал было беспокоиться, не произошло ли по пути какого недоразумения; может быть, рабочие не захотели идти туда, куда их повели.

Но вот они вернулись, и Саша отрапортовал:

— Всё в порядке. Астафьева предупредил, радисту бумажку передал. Сегодня ночью в каменоломне начнут собираться люди.

— Что в городе? — поинтересовался Сердюк.

— Тихо. Пусто. Даже как-то страшно. Все по домам сидят и на улицу носа не показывают. Только патрули расхаживают.

— А канонада?

— Гудит. И не разберешь, в какой стороне. Кажется, со всех сторон.

Сердюк так и не дождался Петра Прасолова, который должен был прийти в водосборник после окончания погрузки эшелона. Дежуривший на поверхности Сашка рассказал, что он видел, как гитлеровцы провели по заводскому шоссе большую группу рабочих и заперли их в заводоуправлении. Стало ясно, что там находился и Петр, не сумевший выскользнуть из оцепления.

Вскоре появился Николай, тоже следивший за тем, что делалось на заводе, и доложил, что гитлеровцы начали минировать цехи. Они уложили ящики со взрывчаткой у опорных колонн доменных печей, но с наступлением темноты свою работу прекратили.

Оба сообщения Сердюк выслушал спокойно.

Около двенадцати часов ночи появился Гудович и отрапортовал: первая партия людей, собравшихся в каменоломне, проведена им в чугуновозный тоннель; за второй партией отправился Артемьев; народу много, но ведут все себя тихо, не курят, и можно надеяться, что задолго до рассвета удастся всех перевести в тоннель.

— Ночь там какая? — спросил Сердюк.

— Хорошая ночь. Темно и ветер.

— Вот ветра-то и не надо. Может тучи разогнать, и посветлеет.

— Особенно не посветлеет, — вставила Валя. — Сейчас новолуние. Луна тоненькая, как арбузная корочка.

В водосборнике стало тихо. Издалека по ходам доносились шаги людей, проходивших в чугуновозный тоннель.

— Большую партию принял Артемьев, — заметил Сердюк.

— Он их, наверно, непрерывной цепочкой повел, догадался Гудович. — Так будет быстрее.

Сердюк вышел из водосборника, дошел до того тоннеля, по которому шли люди. Они двигались гуськом, один за другим. Одни освещали себе путь, другие держались за одежду идущего впереди. «Много! — Радость охватила Андрея Васильевича, он улыбнулся в темноте. — Очень много!» И, постояв еще некоторое время, вернулся.

В водосборнике он застал молодежь, рассевшуюся на скамьях вокруг фонаря. Валя о чём-то рассказывала Сашке, Николай подтрунивал над Гудовичем, и ребята весело смеялись.

У молодежи были такие беззаботные лица, словно всё уже кончилось, а ведь главное должно начаться только сегодня, и никто из них не знал — встретят своих или погибнут в схватке.

Сердюк прошел в слабо освещенный угол, лёг на скамью и ещё раз в мельчайших подробностях продумал операцию. Как будто он предусмотрел всё, но разве предугадаешь, что предпримут гитлеровцы, когда рабочие захватят завод!

— Андрей Васильевич, окликнула его Теплова, — мне кажется, никаких действий нельзя предпринимать до тех пор, пока все люди не перейдут сюда из каменоломни.

— Это одно с другим не связано. Мы уже можем выступить, а люди будут идти. Степь никто не охраняет, а перестрелка на заводе даже отвлечет внимание от охраняемых участков.

— Когда начнем, Андрей Васильевич? — спросил Николай.

Теплова и Сашка переглянулись. Они хорошо знали манеру своего руководителя не говорить больше того, что нужно.

Сердюк перехватил и понял их взгляд.

— В три часа ночи начнем занимать огневые точки, — сказал он, — в четыре можно начинать.

Сашка вскочил со скамейки:

— Я в ковш полезу, Андрей Васильевич! Сам эту точку выбрал.

— А я куда? — забеспокоился Николай.

— Узнаешь позже.

— А что мне делать? — спросила Валя.

— Будете в газопроводе. Там могут быть раненые.

— Чем перевязывать?

— Получите.

— Где мне прикажете быть? — не выдержал Гудович.

— Потерпи.

В водосборнике снова стихло, и снова издалека донеслись звуки шагов в тоннеле.

В половине третьего ночи Сердюк поднялся со скамьи, прислушался. Всё ещё идут. Он разбудил спавших и спокойным тоном, будто речь шла о самом обычном деле, сказал:

— Ну, товарищи, пошли в общежитие.

Вперед ринулся Сашка, освещая путь своим фонариком. Валя, уходя, бросила прощальный взгляд на водосборник.

В огромном зале подземной лаборатории было тихо. Люди спали. Только у входа стоял на часах машинист Прохоров.

— Поднимай людей! — скомандовал Сердюк.

— По-о-ды-майсь! — громко крикнул Прохоров.

Рабочие вскочили со своих нар. Сердюк взобрался на стол. Опанасенко снял со стены фонарь и высоко поднял его над головой, осветив Сердюка. В сапогах, спецовке, кепке он казался самым обыкновенным рабочим, таким, как все здесь. Но вот он поднял руку и внезапно стал похож на статую. В зале стихло.

— Товарищи! Штаб партизанского движения и Центральный Комитет нашей партии дали нам задание — помешать гитлеровской сволочи уничтожить завод, — сказал Сердюк. — Через час мы начинаем вооруженное выступление. Наша задача — захватить завод и удержать его до прихода Красной Армии. Захватить будет просто — на нашей стороне численный перевес сил и, внезапность, а удержать — сложнее, тем более что неизвестно, сколько дней придется держаться. Сердюк сделал паузу, прошелся взглядом по лицам. — Как руководитель подпольной большевистской организации приказываю: первому взводу под командой Гудовича занять огневую позицию в газопроводе.