У Леоноры была единственная мечта — выйти замуж за богатого человека, и ее взгляды на жизнь достаточно характеризовал тот факт, что, как только она вышла замуж за Дикки Ланчестера, она тотчас же покинула своих родителей. Благодаря своему сказочному богатству и красоте, она скоро стала известна, но не популярна; ее щедрость казалась неискренней; подарки от нее напоминали какое-нибудь пожертвование на благотворительные цели и обычно подавляли, были слишком хороши. Ее гостеприимство напоминало пребывание в безупречном первоклассном отеле; она никогда не умела создать семейного уюта.

В ней была ужасная, все разрушающая зависть ко всему решительно… Она завидовала счастью женщины, которую она даже не знала; завидовала, если муж любил свою жену.

Леонора питала какую-то непонятную злобу ко всей жизни; эта злоба чувствовалась в ее словах и делала ее взгляд неприятным. Она подошла к Джервезу и Филиппе и сразу сообразила, что здесь наступила развязка. Взгляд ее больших глаз скользнул по Филиппе и вмиг обнаружил квадратный изумруд на ее пальце.

— J'accuse [2]! — сказала она, улыбаясь одними губами.

— Мы жених и невеста, — сказала Филиппа. — Джервез тоже хочет устроить свой дом.

— О, это восхитительно! Расскажите же, где и когда? — с нетерпением стала расспрашивать Леонора.

— Вчера, — любезно отвечал Джервез.

— Желаю вам счастья во всем, во всем, — продолжала Леонора. — Это замечательно, чудесно.

— Я совершенно того же мнения, — согласился Джервез, зажигая папиросу Филиппе. Он улыбался ей той своеобразной улыбкой, какой так редко улыбается мужчина и которая выражает восхищение, покровительство и счастье. Он дотронулся до локтя Филиппы:

— Поиграем в теннис?

— Хорошо, — кивнула Филиппа. Они ушли с веселым «увидимся позже», обращенным к Леоноре, в спортивную комнату взять ракетки и ботинки.

Когда Леонора подошла к окну своей комнаты в ожидании, пока ее камеристка достанет все необходимое из сундука с туалетами, она увидела счастливую парочку. Он старательно оправлял концы, держа собственные вещи: теннисную куртку, ракетки и мячи подмышкой.

Глаза Леоноры сузились. Она почувствовала безумную злость. Этот бесцветный маленький утенок подцепил Вильмота, его деньги, земли и, главное, его самого. Какое изумительное, незаслуженное счастье! Боже мой, как некоторые женщины счастливы! Например, Фелисити! Сэм, правда, не Джервез, но он молод, богат, интересен. Почему ей самой не удалось выйти замуж за кого-нибудь вроде него, вместо Дикки? Эти Кардоны ничего особенного не представляют. Все смеются над их мелочностью и плоским тщеславием. Глядя на них, никто не мог бы сказать, что они так хорошо сумеют пристроить своих дочерей!..

И вдруг до нее донесся в чистом осеннем воздухе смех Филиппы. Леонора побагровела; если бы в этот момент мимо нее пронесли бездыханное тело Филиппы, она почувствовала бы радость. И не то чтобы она когда-нибудь увлекалась Джервезом или испытывала какое-нибудь иное чувство, чем то, которое ее охватывало, когда она встречалась с выделявшимся из остальной массы человеком; она просто не могла перенести, что окончательно упустила такого человека, как Джервез! В его глазах была слишком большая заботливость, ясно говорившая о его счастье, о гордости своим выбором.

Внизу, на террасе, она услышала громкий молодой голос Тедди Мастерса.

«О, Леонора, о, Леонора!» — напевал он на мотив оперетки. Леонора высунулась из окна и увидела его поднятое напряженное лицо…

«О, он мне поможет, должен будет помочь», — подумала она презрительно. Вчера вечером она даже была поражена его видимым увлечением. Он подпрыгнул от мысли, что поедет сюда с нею вместе. Довольно долгое пребывание в Италии помешало Леоноре узнать о его дружбе с Филиппой.

А в этот самый момент, приплясывая на террасе и напевая серенаду Леоноре, Тедди недоумевал, зачем он вообще родился и сможет ли он когда-нибудь быть счастлив. Новость о помолвке Филиппы была для него прямым ударом, выбила его из колеи: он никак не ожидал этого. Наоборот, он всегда верил, со свойственной молодости беззаботностью, что рано или поздно «Филь и он справятся с задачей», как он выражался, и станут женихом и невестой… А когда у него будет приличное состояние — поженятся.

Сотни мужчин, которых он знал, женились всего с несколькими сотнями в кармане, а теперь они счастливы, как сурки… Они наняли бы маленькую квартирку в Найтсбридже, или где-нибудь в этом роде, и Филь и он жили бы там вместе, и у них был бы всегда медовый месяц. Все молодое поколение так поступало, женилось, не имея ни гроша, и чувствовали себя великолепно. А теперь Филь помолвлена с Вильмотом…

«Он ей годится в деды», — с горечью думал Тедди.

Так он продолжал петь под окнами Леоноры, мечтая о своей смерти или о смерти Джервеза; а, пожалуй, было бы лучше всего умереть им всем троим… Ему не нравилась Леонора, и он никогда не увлекался ею раньше. Скорее можно было говорить о том, что она ему покровительствует. Как-то Тедди отправился с Сэмом и Фелисити на один из вечеров, и ему было весело… Ее дом был так же хорош, как и всякий другой, для танцев и для того, чтобы быть веселым. Он немного пофлиртовал с ней, находил ее красивой… и только.

Но теперь ему ничего не оставалось, как продолжать ухаживать. Ведь все равно он был обречен на двухдневное пребывание здесь.

— Спускайтесь скорее вниз, — позвал он Леонору, — я уже жду несколько часов.

— Всего две минуты, — подразнила его Леонора и засмеялась.

— А мне показалось часов, потому что это вы, — соврал Тедди.

Он вел себя глупо и умышленно шумно, стараясь скрыть свое огорчение. Он повел ее прямо на двор, уверяя, что должен оценить в качестве знатока достоинства собак. В это время показалась Филиппа с собаками, и на минутку Тедди забыл свои неудачи, болтая с ними и играя. Но все же он должен был поздравить Филиппу. При этом он старался быть развязным.

— Мои поздравления, Филь, и всякое такое. Однако вы это ловко устроили — никто даже не мог предположить, по крайней мере, я. Честное слово!

— Я и сама не ожидала, — ответила Филиппа.

— Вдруг проснулись и все узнали, не так ли? — не без иронии заметил Тедди.

— Приблизительно так.

— Не в этом дело. Факт тот, что вы выходите замуж, и, вместе с этим, всему конец, — с отчаянием произнес Тедди и прибавил резко, отрывисто: — Вы понимаете… все эти месяцы мы были вместе, Филь!.. — он схватил ее руку и невольно сжал ее. — Неужели вы не догадывались, не знали?

Филиппа увидела горечь в его взоре, и у нее невольно легла складка страдания между бровей.

— Да, я знала, — мягко произнесла она. — Во всяком случае, я знала, что вы уверили себя в том, что любите меня. Иногда и мне казалось, что я люблю вас.

Тедди прошептал сдавленным голосом:

— Благодарю вас.

Филиппа высвободила свою руку. На ней отпечатались белые и красные полосы. В это время кто-то позвал ее. Она еще раз мельком взглянула на Тедди.

— Мне жаль, — прошептала она. — И вы должны знать, что я не думала… не считала все это таким серьезным.

К обеденному столу съехалось много народу. Вечером танцевали, играли в бридж. Тедди только один раз потанцевал с Филиппой.

Окна на террасу были широко раскрыты. Стояла благоуханная, мягкая ночь; серебристый туман подымался с полян и цветов, а глубокое, усеянное звездами небо как будто не хотело расставаться с пурпуровым отблеском давно угасшего заката.

Тедди вывел Филиппу на выложенную мозаикой террасу.

— Мне очень жаль, Филь, что я сегодня днем вел себя как дурак. Но в душе я чувствовал, что вы правильно поступаете и делаете прекрасную партию. Я был свиньей, что наговорил вам столько неприятностей.

— Нет, Тедди, вы были правы, и мне тоже очень, очень жаль, что я вас огорчила.

— О, это пустяки! — принужденно засмеялся он. Но все-таки у него было ощущение какого-то успокоения. Быть может, тому была причиной сладостная прохлада ночи или чуткое понимание его настроения Филиппой?.. Он не чувствовал уже больше такой безнадежности, его не раздражало так все окружающее… Как будто кто-то вынул занозу из его раны.