Все же она полагала, что должна принять его.
— Просите капитана Мастерса, — сказала она молодому лакею и подошла к зеркалу, чтобы посмотреть на себя.
С легким вздохом удовольствия она улыбнулась своему отражению; тень улыбки еще оставалась в ее глазах, когда она повернулась приветствовать Майльса.
Он подождал, пока дверь закроется, и сказал:
— Миссис Ланчестер?
У него была неприятная наружность; в нем не было и следа очарования Тедди — совершенно другой человек!
Леонора встала, машинально пробормотав в ответ какую-то трафаретную фразу учтивости. Майльс резко сказал:
— Садитесь, пожалуйста.
Она бросила на него острый взгляд своих больших, прекрасных глаз и решила, что он очень невоспитан.
— Я пришел, — продолжал уверенно Майльс, — чтобы сказать вам правду и вынудить вас говорить правду.
Леонора побледнела под своими румянами.
— Я не имею понятия, о чем вы говорите, — сказала она немного резко.
— Вы скоро узнаете, — возразил он мрачно, вынул из кармана два письма, взглянул на одно из них, а другое положил обратно, постукивая худым коричневым пальцем по письму, которое он держал.
— Это, — сказал он сурово, — последнее письмо моего брата ко мне. Оно было написано в день его смерти.
Он остановился и, не спуская глаз с лица Леоноры, добавил:
— В этом письме он утверждает, что вы получили письмо от вашего мужа, где он угрожает вам разводом, и что он, Тедди, уговорился с вами уехать вместе в Кению. У Тедди, пожалуй, было много недостатков, но никогда он не был лгуном и никогда в жизни не сделал подлости. Сегодня утром я прочел официальный отчет о судебном процессе. Я заметил, что на суде вы после присяги утверждали в своем показании, что были уверены в преступной любви моего брата к леди Вильмот. Я явился сюда, чтобы назвать вас лгуньей и доказать это.
Он остановился, почти потеряв голос.
Она поднялась, подошла к нему с гордым видом и взглянула ему прямо в лицо.
— Как вы смеете? — воскликнула она вызывающе. — Если бы мой муж был здесь, он бы…
— Я постараюсь увидеться с вашим мужем, — сказал Майльс, наблюдая, как страх показался в ее глазах. — Если, — он сделал паузу, не сводя с Леоноры беспощадного взора, — если вы не скажете мне правду, я ее все равно добьюсь. Я хочу снять пятно с имени моего брата, в связи с разводом Вильмотов. Ну а теперь говорите. В ту ночь Тедди направлялся в вашу комнату? Отвечайте!
И неожиданно он схватил кисть ее руки и сжал ее, как в железных тисках.
— Отвечайте мне или, клянусь Богом, я заставлю вас говорить.
— Да, — прошептала Леонора.
Он освободил ее руку, пробормотав при этом что-то непонятное.
— А когда он был в комнате леди Вильмот, вы следили за ним. Ведь вы же признаете, что видели его входящим туда, а женщины вашего типа еще никогда не брезговали подслушиванием. Вы подсматривали за ним, пока он был там… Что там произошло?
Леонора злобно смотрела на него; она хотела, было, не отвечать, но заметила капельку крови на нижней губе Майльса, и это испугало и покорило ее.
Его голос звучал свирепо, угрожающе:
— Либо вы скажете мне всю правду, либо мы вместе с вами встретимся при вашем муже.
Она начала говорить медленно, запинаясь:
— Я… он… он стал на колени перед Филиппой, она плакала… и это все… Неожиданно появился Вильмот, и я убежала.
Майльс отошел от нее. Его лицо подергивалось. Он хотел что-то сказать, но повернулся и вышел из комнаты.
Леонора услышала, как хлопнула дверь: он ушел, слава Богу. И он не увидится с Диком… Он не такой, он этого не сделает; она уже совершенно не испытывала страха.
Она достала пуховку и слегка провела ею по лицу; затем подошла к телефону и позвонила Акселю Шецу.
В трубке послышался его вкрадчивый, с иностранным акцентом, голос:
— Хэлло!
— Аксель, это я!
И между ними начался разговор, полный игривого смеха. В его голосе чувствовалась теплота.
Леонора наконец повесила трубку.
Она считала, что англичане не умеют легко флиртовать, а иностранцы — просто прелесть!
И если бы Дик, в самом деле, поехал в Боливию, она бы прекрасно провела время.
* * *
Майльсу сказали, что лорда Вильмота нет в городе, и на вопрос, где он, сообщили, что он уехал в Фонтелон.
Майльс возвратился домой и сел возле Мегги, которая стала еще слабее, но была в полном сознании; она очень обрадовалась, увидя его, и все время держала его руку, пока не уснула.
Он спросил у сиделки, не опасно ли ему оставить ее до позднего вечера; та ответила, что, по ее мнению, это возможно.
Он поцеловал руку Мегги и тихо вышел, вызвал по телефону такси и поехал в Фонтелон.
Когда машина свернула на длинную аллею, Майльс почувствовал запах горящих листьев, и ему почудилось, что в этом едком аромате заключается настоящий дух английского осеннего вечера. Он наклонился вперед, чтобы разглядеть едва видневшийся дом, и ему пришла мысль, что Тедди видел его таким же, подъезжая к нему в тот зимний вечер почти год тому назад. Мысль, что Тедди мертв, казалась совершенно невероятной.
Эта мысль вертелась у него в голове, когда он встретился с Джервезом.
Они встречались и раньше в некоторых домах, но не знали друг друга достаточно близко.
Джервез увидел перед собой высокого молодого человека с очень решительным выражением глаз, а Майльс — человека с измученным лицом, какого, казалось, он никогда не встречал.
С минуту они в молчании глядели друг на друга. Потом Майльс сказал:
— Я приехал из Африки, чтобы видеть вас. Я получил это письмо четвертого числа прошлого месяца и уехал первым же пароходом. В январе я был в глубине страны, и моя почта затерялась.
Он вынул из кармана письмо Тедди, разгладил его и протянул Джервезу.
— Я приехал в Англию, чтобы привезти вам это.
Джервез молча взял письмо, надел очки, чтобы прочесть его; в то время, как он читал, Майльс наблюдал за ним и увидел, как на лице дрогнул мускул.
Апатия и тоска охватили его сердце. Он теперь вспомнил Джервеза: хороший был солдат! Его мысли бесцельно блуждали… Он подумал, что Тедди бывал в этой комнате, где сейчас сидел он… И, в конце концов, что бы он ни делал, Тедди не вернуть к жизни… С этой точки зрения все теперь было бесполезно.
Джервез заговорил: его слова вернули Майльса к горькой действительности.
— Я признаю, что это письмо доказывает, что ваш брат был влюблен в миссис Ланчестер, но я не знаю, какое отношение это известие имеет ко мне, капитан Мастерс!
— Я вам скажу, — коротко ответил Майльс. — Сегодня утром я видел миссис Ланчестер, она созналась, что дала ложные показания на суде. Мой брат шел на свидание к ней. Она следила за ним все время, пока он находился в комнате леди Вильмот, и она утверждает, что видела, как леди Вильмот плакала, а он старался ее утешить… Миссис Ланчестер наблюдала за ними все время, может быть, все те двадцать минут (как ей казалось), которые мой брат провел в комнате леди Вильмот.
Джервез поднялся и сказал с принуждением:
— Женщина, которая солжет в одном случае, солжет и в другом. Боюсь, что не могу согласиться с этим…
— Вы не только не можете, но и не хотите, — крикнул Майльс. Он также поднялся, и они очутились лицом к лицу. — Тедди любил вашу жену, — продолжал он сдавленным голосом, — но он думал жениться на этой женщине, к чему его обязывала честь. Его в такой же степени обязывала честь, как и нечто другое, не менее для него важное: его любовь к Филь… Я это утверждаю, потому что слишком хорошо его знал. То и другое вынуждало его вести эту игру в вашем доме. Я готов поклясться, что он был вынужден так поступить, и, если вы отказываетесь верить, то только потому, что вы не хотите этому верить — я в этом убежден. Поэтому, если вы не признаете, что он был в высшей степени порядочный человек и был невиновен, я намерен просить о пересмотре дела. Я обращусь в следующую инстанцию. Я что-нибудь предприму. Тедди не должен быть опозорен и оклеветан. Его честь — моя честь. Я готов бороться за это. Боже мой! Неужели, прочтя это письмо и услышав, что миссис Ланчестер призналась, вы осмелитесь смотреть мне в глаза и говорить, что вы продолжаете верить, что Тедди вероломно пользовался вашим гостеприимством? Вы не смеете, говорю вам, вы не смеете… Неужели вы думаете, что он лгал бы мне в этом письме о своей любви к Филиппе, если бы он бесчестно поступал в отношении нее? Писать мне в том же письме, что он вынужден жениться на миссис Ланчестер, когда она будет свободна? Он писал мне о Филь, чтобы объяснить все остальное, старался заставить меня поверить…