Мать спросила:

— Дитя мое, ты действительно счастлива?

И Филиппа ответила:

— Очень, дорогая!

— Джервез кажется… ну… довольно молчаливым. Ты не находишь? — осмелилась спросить мужа миссис Кардон, когда они остались одни.

— Молчаливым? Что значит «молчаливым»? — ответил воинственно Билль.

— Кроме того, наша маленькая Филь…

— Ну, если Филь говорит за всех, у него не может быть много шансов вставить свое слово, не так ли?

— Билль, ты уверен, что они счастливы?

— Счастливы? О, господи, ну разумеется — они счастливы! Ты ведь не ожидаешь от них, чтобы они пели и плясали от радости?

— Нет, но когда мы были женаты всего полгода, мы не были, как они. «Джервез», «Филиппа»… даже не «Филь»…

Билль встал с кресла и направился к кушетке, миссис Кардон подвинулась, освободив ему место возле себя.

— Ради Бога, перестань выдумывать всякую всячину, дорогая! — сказал он, пытаясь ее утешить. — Это ни к чему не приведет, да ничего в данном случае и нет. У Джервеза и Филь все в наилучшем порядке, и они прекрасно ладят между собой, как мне кажется. — Он ласково обнял ее. — Ты всегда была склонна волноваться за детей, не так ли? А они никогда в этом не нуждались! У Филь все идет отлично. Джервез дает ей полную возможность делать абсолютно все, что ей нравится, а я еще ни разу не видел молодежи, которой бы это не нравилось. Подожди немного, дорогая, и когда начнут появляться детишки, это оживит немного Джервеза, а Филь станет солиднее. — Он высвободил руку и стал искать папиросу. — Филь тебе еще ничего не сообщала? Я хочу сказать — никаких новостей?

— Ах, нет! Было бы хорошо, если бы они были! — вздохнула миссис Кардон.

У Билля нашелся готовый ответ и на это пессимистическое замечание:

— О, я об этом не беспокоюсь. Филь сама еще дитя, и, в конце концов, — они повенчались лишь после Рождества!

Он вдруг хихикнул, а затем засмеялся.

— И, честное слово, никто не назовет нашего зятя чересчур прытким! Верь мне, дорогая, наследник Вильмотов родится в должное время и благополучно во всех отношениях.

Миссис Кардон схватила его за руку.

— Вот в том-то и дело, Билль! Как раз то, что я думаю, понимаешь, Билль? Сама жизнь здесь чересчур благополучна, а это и заставляет меня беспокоиться за Филь.

Билль поднялся и великолепно зевнул.

— Долли, дать тебе соды с мятой или чистой? И от чего это у тебя так: от омаров или от икры?

Он пошарил на ее туалетном столике и вернулся с небольшой золотой коробочкой, в которой хранились эти домашние средства.

— Ну, давай — открой рот и закрой глаза.

Его жена мило повиновалась, и Билль, чувствуя, что он победил по всей линии, благосклонно поцеловал ее.

Он уже давно крепко спал, а миссис Кардон все еще лежала с широко раскрытыми глазами. Не было ничего осязаемого, за что она могла бы ухватиться… Холодность со стороны Джервеза, небрежность со стороны Филь дали бы ей право сказать: «Вот оно… Джервез устал — или Филь мудрит».

Но Джервез был абсолютно любезен с Филь, а Филь была очень мила с ним.

Бедная миссис Кардон сомкнула наконец усталые вежды: не было смысла копаться во всем этом… действительно, не в чем копаться… и все же… что-то было в атмосфере этого брака… да, несомненно… что подтверждало ее опасения.

«Он слишком стар, а она слишком молода! — решила миссис Кардон. — И это так, даже если ни один из них этого не допускает… Хотя похоже на то, что он… У него вид, который Фелисити называет, кажется, „напряженным"? Да, это так. И в этом вся суть. Иногда похоже на то, что для Джервеза это уже чересчур; так было и после обеда, когда Филь вздумала танцевать под радио и собиралась пригласить по телефону всю свою компанию… Может быть, Билль и прав, что дети необходимы для настоящего счастья нашей дорогой крошки… Как ужасно трудно выбирать для другого! Казалось, что это было такое большое счастье… А ведь не похоже на то, чтобы один из нас мог оставить ей большое состояние или дать много… Я не должна была позволять ее отцу играть на бирже… но эти рудники, казалось, имели такую блестящую будущность… Никто, вероятно, сейчас не свободен от денежных затруднений… О, боже!..»

Филиппа наполняла дом гостями, давала балы, посещала благотворительные базары, устраивала спортивные развлечения и принимала беспрерывно и в городе, и в Фонтелоне.

— Слышала последнюю новость? — спросила ее Фелисити. — Тедди и наша Леонора? По-моему, она дура. Дикки может быть каким угодно тюфяком, но он еще не окончательно оглох и ослеп!

— Тедди и Леонора? — повторила Филиппа. — Но ведь она намного старше Тедди.

— В наш век возраст не играет роли, а Нора, действительно, красавица. Но Майльсу это совсем не нравится. Он вошел в компанию к Сэму и уехал в Африку, где будет заведывать отделением в Кении.

— Вероятно, большая часть этого неправда? — переспросила Филиппа. — Примерно половина половины от половины?

— Не в случае с Тедди, — ответила Фелисити задумчиво.

Филиппа почувствовала затаенную, но острую досаду против Леоноры, известную каждой женщине. Она вызывается тем, что человек, который когда-то любил вас, сейчас открыто любит недостойную. Тедди приобрел новый интерес в ее глазах.

Она заметила его издали в Рэнле ожидающим возле Леоноры очереди на площадку для игры. Он был прекрасным игроком в теннис. Ему удалось получить площадку в то время, когда Филиппа наблюдала за ним, и они столкнулись совершенно случайно: она входила, а он выходил после игры.

Он был в широком белом вязаном джемпере, так как лето было дождливое, с холодными ветрами; вокруг шеи был обмотан громадный желтый с белым шерстяной шарф. Его милое лицо было олицетворением ясности — ясные глаза, живой взгляд, блестящие волосы… Его улыбка слегка поблекла, когда он отрывисто сказал:

— Хэлло, Филь, хэлло! Как я рад вас видеть!

Леонора мягко и любезно добавила:

— Очень рада!

Она поцеловала Филиппу, а Тедди смотрел с застывшей улыбкой, вертя в руках ракетку.

— Мы должны опять встречаться, — сказала Леонора. — Дорогая, вы выглядите прямо очаровательно!

Она поплыла дальше, и Тедди последовал за ней все с той же улыбкой под короткими усиками.

Джервез пришел с площадки, где играли в поло.

— Хэлло, вот ты где? Значит, ждала? Готова?

В машине он вытянулся.

— Фу, я закоченел! У нас была сегодня вялая игра.

Их автомобиль застрял в длинной цепи машин, покидавших клуб. Замедляя на минуту ход, возле них остановился большой «роллс», и из него выглянул человек с огромным красным лицом.

— Это Дикки Ланчестер, — сказала Филь, слабо улыбаясь ему. — На него действительно противно смотреть!

— Он неплохой парень, — отвечал снисходительно Джервез, — много лучше, чем его жена. Она немногого стоит, если хочешь знать! Но Ланчестер иногда делает трогательные вещи. Недавно он послал целую группу больных детей на дачу, вот что он сделал! Я встретился с ним случайно — он состоит членом в некоторых благотворительных обществах, в которых и я состою.

— Я не понимаю, как Леонора могла так поступить, — с жаром сказала вдруг Филиппа.

— Бедный старина Ланчестер! — отозвался Джервез.

Он вошел вслед за Филиппой в ее будуар и приказал дворецкому подать туда виски и соду.

Стоя перед камином, он широко зевнул:

— Дорогая…

Филиппа, читавшая письмо, вопросительно взглянула на него.

Джервез, широко расставив ноги и засунул руки в карманы брюк, несколько нерешительно продолжал:

— Я хочу сказать, дорогая… Как ты думаешь — не могли бы мы сегодня все бросить и остаться вечером дома? Знаешь ли ты, что мы с незапамятных времен ни разу не обедали спокойно? Факт! Можем ли мы… возможно ли?

— Но ведь сегодня идет «Федра», — ответила Филиппа, широко раскрыв глаза, — а затем танцы у Холленсенов…

— «Федра» будет идти на следующей неделе, а у Холленсенов все равно нельзя будет двигаться. Давай пообедаем дома, только ты да я…