Я позволила воображению разгуляться, и теперь, кроме самой себя, мне некого винить в том, что я слишком отвлеклась на волшебные сказки и не заметила, как ко мне подкрадывается огромный хищный настоящий волк. Я покрепче стиснула в руках ружье и двинулась по тропинке дальше.

Но изгнать из головы мысли о Кадотте было не так-то просто. Он не желал покидать мой разум, хотя я и пыталась вытолкнуть его оттуда. Когда мы снова увидимся? И чего мне ждать от этой встречи?

Про себя я фыркнула. Я знала ответы на оба эти вопроса: мы окажемся в постели, и скорее рано, чем поздно. Сто процентов.

Краем глаза я снова уловила тень. Посветила фонариком в кусты и увидела спасающегося от яркого луча опоссума.

Поднялся ветерок, всколыхнув листву. Неудивительно, что я вижу тени. Лес полнится ими.

А затем я почуяла этот запах, ставший за последние дни таким знакомым. Листья, дождь, первобытность.

— Уилл?

Мой голос разнесся в ночи. Где-то дальше по тропинке мне ответил волчий вой. Волоски на затылке встали дыбом, и я поежилась, пусть температура и была около восемнадцати градусов выше нуля.

Первому волку ответил второй — слева, оттуда, где сейчас должен был находиться Манденауэр.

Не знаю, почему я пустилась бежать. Помню только, что когда печальную серенаду оборвал выстрел, я споткнулась и рухнула на колени. Хвала Господу за предохранители на огнестрельном оружии. При ином раскладе я могла бы продырявить себе голову. А так я всего лишь стукнулась коленом о камень и, яростно ругаясь, скорчилась на тропинке.

Если бы за мной и вправду шел волк, этот момент был бы идеальным, чтобы меня прикончить. Но я лежала там, пока боль не утихла настолько, чтобы я смогла перевести дыхание. Затем я встала и пошла в ту сторону, откуда донесся звук выстрела.

Я почувствовала запах дыма до того, как увидела пламя. Медленно ковыляя из-за ушибленного колена, я и забыла, что волков было два, а выстрел прозвучал только один. Я забыла о многом, включая свое внезапное чувство тревоги в лесу.

Я, как корова, с треском пробиралась сквозь заросли кустарника. Домашние животные редко старались двигаться тихо. Да и зачем им? Уверена, Манденауэр услышал меня задолго до того, как увидел. Тропинка, по которой я шла, пересеклась с другой. Я остановилась, посмотрев сначала налево, а затем направо. Здесь соединялись два пути. Мы с Манденауэром в конце концов встретились бы. Так же, как столкнулись волки.

Впереди в ночи ярко мерцало оранжевое пламя. Учитывая то, что стоял июнь, и время лесных пожаров пока еще не наступило, я не запаниковала, но захромала быстрее.

Я точно знала, что Манденауэр не разожжет костер, который охватит огнем весь лес. Но как только я вышла на поляну, мне в лицо ударил запах паленой шерсти и мяса. Если вы когда-нибудь ощущали его, то понимаете, почему я зажала нос.

— Что, черт возьми, вы делаете? — закричала я, когда мне удалось восстановить дыхание.

Манденауэр даже не взглянул на меня, а продолжил смотреть на пламя, будто под гипнозом.

По крайней мере, он обложил костер камнями и разжег его на голой почве так далеко от деревьев и кустов, как только возможно посреди долбаного леса.

Я прохромала к охотнику, встала рядом, и предприняла еще одну попытку.

— Вы лишились того немногого, что осталось от вашего рассудка?

Он рассмеялся скрипучим смехом. Я уверена, что если Манденауэр вообще смеялся, то делал это нечасто. Почему он предпочел сделать это сейчас, было выше моего понимания. Ситуация была какой угодно, только не забавной.

— Странно, что ты об этом спрашиваешь, поскольку я лишился как рассудка, так и души уже очень давно.

Я нахмурилась:

— Жалеем себя, что ли?

Его угасающая улыбка вновь расцвела:

— Ты меня забавляешь, Джесси Маккуэйд.

— Ага, я живу, чтобы веселить других.

Я вгляделась в огонь и в его глубине увидела очертания волка. Кого еще Манденауэр стал бы сжигать? Хотя шерсть зверя уже сгорела, он был не так велик, как огромная черная тварь, которая насмехалась над нами. Я искоса посмотрела на танцующие языки пламени.

Казалось, волка бросили на кучу… чего-то. Трудно сказать, чего именно, вероятно, листьев. Они отлично горели.

— Вы не хотите рассказать, почему кремируете этого волка?

— Я говорил тебе об этом еще в офисе судмедэксперта. Их безопаснее сжигать.

Точно. Было дело.

— Дровами огонь не тушат, сэр.

— Я осторожен, ведь прежде проделывал это тысячу раз.

Тысячу? Ну конечно. Наверное, Манденауэр рехнулся сильнее, чем даже сам осознавал.

— А вы не могли подождать? Сжечь его где-нибудь в более безопасном месте? И разве вам не кажется, что представители ДПР захотели бы осмотреть его? Равно как и специалисты ЦПКЗ?

— Уверен, что захотели бы. — Манденауэр сделал несколько шагов влево и затоптал выскочивший из костра тлеющий уголек. Затем поднял на меня глаза. — Но сейчас уже слишком поздно, разве нет?

— Видимо, да, и все благодаря вам.

Он отвернулся, но не раньше, чем я снова заметила его улыбку.

Что заставило меня задуматься о… целом ряде вещей.

Был ли Манденауэр безумнее, чем казался? Вдруг он продолжает дело тех охотников на волков, которые к середине двадцатого века чуть не уничтожили весь вид?

Тогда волк считался злом, убийцей всех домашних животных, встретившихся на его пути. Фермеры ненавидели зверюг — да и до сих пор ненавидят, — поэтому и наняли охотников, чтобы решить эту проблему. Однако истинными виновниками зачастую были койоты и бродячие собаки, а не только волки.

Я видела фотографии, читала реальные истории о зверствах, совершенных над популяцией волков. Эти документальные свидетельства вызывали у меня отвращение. Я не говорю, что волки не хищники, что они не убивают скот и вовсе не трогают домашних животных. Но можно ведь просто убивать чертовых зверей без издевательства над ними. Иногда из-за людской жестокости мне хочется стать отшельницей, а не продолжать службу на благо государства.

Я встречала нескольких охотников на волков, и все они были такими же ненормальными, как Манденауэр. Наплевав на закон, они продолжали убивать волков при первой же возможности. Словно, поступая так, возвращали часть своей юности.

Но Манденауэра нанял Департамент природных ресурсов, который, вопреки распространенному мнению, вряд ли страдает отсутствием логики. Специалисты департамента определенно тщательно проверили его и убедились, что он именно тот человек, который будет в точности выполнять их распоряжения.

ЦПКЗ согласился с тем, что распространяется новый штамм бешенства. Я видела некоторых из этих тварей, и они вели себя не как обычные волки. Конечно же, они могли быть оборотнями, в чем пытался убедить меня Кадотт.

Я пнула землю. Черт, мне уже за каждым деревом начинают мерещиться всякие заговоры! Что-то сверкнуло в разворошенной мною грязи. Я глянула на Манденауэра, но охотник был занят погребальным костром. Согнув раненое колено, чтобы подобрать яркий блестящий предмет, я скривилась от боли.

Просто ключ. Без брелка. Без каких-либо обозначений, указывающих на то, что он от машины. Больше похож на ключ от дома, но как он сюда попал? Я пожала плечами и сунула находку в карман.

Поблизости завыл волчий хор, и я подскочила, после чего повернулась на звук и подняла винтовку; рука находилась на полпути к предохранителю, когда я узнала природу скулежа.

— Койоты, — пробормотал Манденауэр. — Странно.

Он был прав. Почему волки не изгнали койотов из округи, как поступали всегда?

— Может быть, лисы, — предположила я.

Волки уживались с лисами. Один Господь знает, почему.

Старик покачал головой. Я вынуждена была согласиться, поскольку знала разницу между койотом и лисой. Что-то странное происходило в этих лесах. Однако, тоже мне новость!

— Что случилось? — Я указала на костер.

Манденауэр всматривался в лес в направлении завываний койотов. Он моргнул и заставил себя переключить внимание на меня.