Я покачала головой:
— Откуда мне знать?
Он помог мне встать на ноги — сама я бы не смогла — и постучал себе по лбу.
— Забудь о своих знаниях. — Он поднес палец к груди и постучал по ней. — Верь своим чувствам.
— Вы говорите как Кадотт.
— Твой парень?
— Он мне не парень.
— Ладно, любовник.
Я скорчила гримасу. Диалог прозвучал так… по-девичьи.
— Давайте не будем о нем.
— Не я его упомянул.
И снова он прав. Мне нужно вернуться к случившемуся только что. Чем бы оно ни было.
— Вы что-нибудь нашли? — Я повела рукой, вроде как обводя ею всю пещеру.
— Ничего неожиданного.
— А чего вы ожидали?
Он посмотрел на меня долгим взглядом, словно оценивая мою вменяемость. Я позволила ему это сделать, так как сама не была уверена в своем психическом здоровье. Затем, словно приняв важное решение, он опустил голову в своем обычном поклоне и вздохнул.
— Надо поговорить.
— Это точно.
— Поехали обратно в твою квартиру.
— Мою квартиру?
— Информация, которой я хочу поделиться, не предназначена ни для чьих ушей, кроме твоих.
— Звучит серьезно.
— Серьезнее, чем ты можешь себе представить.
Вот черт, не нравится мне все это. Манденауэр посоветовал мне верить своим чувствам. Сейчас я была напуганной, злой и сбитой с толку. Три самых худших эмоции.
— Может быть, поохотимся, прежде чем отправляться на боковую?
— Не сегодня. Сегодня мы побеседуем. Возможно, если ты узнаешь правду, от тебя будет больше пользы. — Он поднял свое ружье и пошел к выходу из пещеры.
— Эй! — Я заспешила, чтобы нагнать его. — Что это значит?
Он остановился у выхода, посмотрел по сторонам, словно собирался переходить дорогу, затем резко выскочил, развернулся и направил ствол на место над пещерой. Я вздрогнула и попятилась. Но Манденауэр опустил оружие, выпрямился и поманил меня к себе.
— Ты больше захочешь докопаться до истины, когда я расскажу тебе правду.
— Хорошо. Говорите.
— Слышала когда-нибудь о Йозефе Менгеле?
По спине пробежал неприятный холодок.
— Нацисте?
— Именно.
— Том самом сдвинутом, который проводил опыты на евреях?
— Да.
— Он мертв.
— Но некоторые из его опытов продолжают жить.
Глава 27
Но как бы я не просила, Манденауэр отказался рассказывать мне что-либо еще, пока мы не доберемся до моей квартиры. Что оставило мне много времени для размышлений.
Но раздумья лишь запутали меня еще сильнее. Теории разнились: от бешеных волков до оборотней, от легенды оджибве до нацистского кошмара. Однако ни в одной из них не было ни капли смысла.
Мы подъехали к моему дому в полночь. По крайней мере, на улицах никого не было. Зи думала, что мы все еще в лесу. Я должна была сообщить ей, где мы находимся, и планировала это сделать, как только мы доберемся до моего дома. Выключив свою рацию еще в лесу, я пока не вернула ее в рабочее состояние.
Однако едва мы вошли в квартиру, плотину молчания Манденауэра прорвало. Долгое время я не могла думать ни о чем, кроме его слов.
— Я не тот, кем ты меня считаешь.
Он прошелся по комнате и, прежде чем включить свет, задернул шторы. После чего устроился спиной к стене там, где мог видеть и окно, и дверь.
Мне тоже не нравилось сидеть рядом с окнами, но сейчас я обратила внимание: ведь я никогда не видела Манденауэра без оружия и в расслабленном состоянии хотя бы на уровень ниже «красной тревоги» или повернутым спиной к любому из входов. Так вел себя человек, наживший много врагов, человек, на которого охотились так же часто, как и он сам охотился на кого-то.
— Кто же вы тогда?
— Ягер-зухер.
— Охотник-следопыт. Я знаю. Как и все остальные в этих местах.
— Нет, они думают, что знают, кто такой ягер-зухер, но ошибаются, поскольку это секретная информация, имеющая особое значение.
Недостающий кусочек пазла с почти слышимым щелчком встал на место в моей голове.
— Как в спецназе?
Его губы дернулись.
— Да.
— На кого вы работаете?
— Не на ДПР, можешь быть уверена. Хотя они так думают.
— А Клайд знает?
— Никто не знает, кроме своих.
— Тогда зачем вы рассказываете это мне?
— Поскольку ты можешь понадобиться мне не просто как наемный убийца. Я полагал, что смогу справиться с этим делом сам, но оно намного более запутано, чем я думал поначалу. А все мои сослуживцы заняты в других местах.
— Сослуживцы? И сколько там у вас ягер-зухеров?
— Достаточно.
— Очевидно, нет, раз вам потребовалась я.
— В точку! — Манденауэр поднес указательный палец к виску и бойко отдал мне честь. — Ты мне поможешь?
— А разве я уже этим не занимаюсь?
— Да, но по отношению к тебе нечестно и небезопасно, чтобы ты продолжала расследование, не зная правды.
— Тогда давайте послушаем ее.
— Начну с начала.
— Отличный выбор.
Его брови подпрыгнули, и я замолчала.
— Ты слышала о Менгеле и его жутких экспериментах в Аушвице?
— А кто не слышал?
— Ты будешь удивлена, сколько людей вообще ничего об этом не знают. Или что-то слышали, но выбросили из головы, даже отказались верить в правду о такой жестокости к людям.
— А эти люди знакомы с термином нацизм? Разве это не немецкое слово, обозначающее жестокость к людям?
Губы Манденауэра дернулись. В этот раз я его почти довела.
— Однако, в Аушвице происходило куда больше ужасов, связанных с именем Менгеле, чем подтверждено документально.
— И почему я не удивлена?
— За пределами лагеря он обустроил секретную лабораторию, где работал над своим любимым детищем, — Манденауэр хмыкнул — звук больше походил на смех. — Детище. При тех обстоятельствах это показалось бы забавным. Однако не тут-то было.
— Что вы хотите сказать?
Он кашлянул и набрал в грудь воздуха.
— Монстры, Джесси. Они не только носили униформу Рейха, но и были созданы им.
— Не понимаю.
— Менгеле сделал монстров.
— Каких именно?
— С которыми мы сейчас имеем дело.
— А конкретнее?
Манденауэр постучал по своей голове, затем по груди, совсем как в пещере.
— Ты знаешь.
Я действительно знала.
— Оборотней.
— Да.
Я могла бы начать загоняться о совместных галлюцинациях, психотической паранойе, отравленной воде.
Вот только несколько часов назад я была там, когда тень того человека изменилась. Не говорю, что верю в оборотней. Однако теперь отношусь к вопросу их существования не так скептически.
— Как? — спросила я.
— Одним из самых знаменитых экспериментов Менгеле являлось изучение влияния инфекционных заболеваний на различные расы. В качестве подопытных он, конечно же, использовал евреев и цыган. Гитлер их тоже не любил.
— А кого он любил?
— Голубоглазых, светловолосых белых людей.
— Таких, как вы?
— Именно.
— Вы знали Гитлера?
— Только немного.
Я моргнула.
— Сколько вам лет?
— Я достаточно стар.
— Погодите одну чертову минуту. — Я даже не думала об этом, но моя рука сама потянулась к винтовке, лежащей в зоне досягаемости. — В таком случае, на чьей вы стороне? На чьей стороне сейчас?
— На стороне правды.
— Вы когда-нибудь слышали о том, что злодей — герой собственной истории?
— Не понимаю.
— Гитлер тоже считал себя правым.
— Но между ним и мной существует одно отличие.
— Какое же?
— Он был неправ.
Я не знала, смеяться ли над его искаженной логикой или нет.
— Расслабься, Джесси. Убери руку с оружия. Я не нацист и не оборотень.
— Что ж, это меня успокаивает. Можно подумать, вы сказали бы мне, будь это так. Плохие парни, как правило, не носят на лбах татуировки со свастикой. — Я нахмурилась. — За исключением Мэнсона.
Я сама начала запутывать себя. К счастью, Манденауэр знал, когда на меня не стоит обращать внимания.