Я покачала головой:

— Откуда мне знать?

Он помог мне встать на ноги — сама я бы не смогла — и постучал себе по лбу.

— Забудь о своих знаниях. — Он поднес палец к груди и постучал по ней. — Верь своим чувствам.

— Вы говорите как Кадотт.

— Твой парень?

— Он мне не парень.

— Ладно, любовник.

Я скорчила гримасу. Диалог прозвучал так… по-девичьи.

— Давайте не будем о нем.

— Не я его упомянул.

И снова он прав. Мне нужно вернуться к случившемуся только что. Чем бы оно ни было.

— Вы что-нибудь нашли? — Я повела рукой, вроде как обводя ею всю пещеру.

— Ничего неожиданного.

— А чего вы ожидали?

Он посмотрел на меня долгим взглядом, словно оценивая мою вменяемость. Я позволила ему это сделать, так как сама не была уверена в своем психическом здоровье. Затем, словно приняв важное решение, он опустил голову в своем обычном поклоне и вздохнул.

— Надо поговорить.

— Это точно.

— Поехали обратно в твою квартиру.

— Мою квартиру?

— Информация, которой я хочу поделиться, не предназначена ни для чьих ушей, кроме твоих.

— Звучит серьезно.

— Серьезнее, чем ты можешь себе представить.

Вот черт, не нравится мне все это. Манденауэр посоветовал мне верить своим чувствам. Сейчас я была напуганной, злой и сбитой с толку. Три самых худших эмоции.

— Может быть, поохотимся, прежде чем отправляться на боковую?

— Не сегодня. Сегодня мы побеседуем. Возможно, если ты узнаешь правду, от тебя будет больше пользы. — Он поднял свое ружье и пошел к выходу из пещеры.

— Эй! — Я заспешила, чтобы нагнать его. — Что это значит?

Он остановился у выхода, посмотрел по сторонам, словно собирался переходить дорогу, затем резко выскочил, развернулся и направил ствол на место над пещерой. Я вздрогнула и попятилась. Но Манденауэр опустил оружие, выпрямился и поманил меня к себе.

— Ты больше захочешь докопаться до истины, когда я расскажу тебе правду.

— Хорошо. Говорите.

— Слышала когда-нибудь о Йозефе Менгеле?

По спине пробежал неприятный холодок.

— Нацисте?

— Именно.

— Том самом сдвинутом, который проводил опыты на евреях?

— Да.

— Он мертв.

— Но некоторые из его опытов продолжают жить.

Но как бы я не просила, Манденауэр отказался рассказывать мне что-либо еще, пока мы не доберемся до моей квартиры. Что оставило мне много времени для размышлений.

Но раздумья лишь запутали меня еще сильнее. Теории разнились: от бешеных волков до оборотней, от легенды оджибве до нацистского кошмара. Однако ни в одной из них не было ни капли смысла.

Мы подъехали к моему дому в полночь. По крайней мере, на улицах никого не было. Зи думала, что мы все еще в лесу. Я должна была сообщить ей, где мы находимся, и планировала это сделать, как только мы доберемся до моего дома. Выключив свою рацию еще в лесу, я пока не вернула ее в рабочее состояние.

Однако едва мы вошли в квартиру, плотину молчания Манденауэра прорвало. Долгое время я не могла думать ни о чем, кроме его слов.

— Я не тот, кем ты меня считаешь.

Он прошелся по комнате и, прежде чем включить свет, задернул шторы. После чего устроился спиной к стене там, где мог видеть и окно, и дверь.

Мне тоже не нравилось сидеть рядом с окнами, но сейчас я обратила внимание: ведь я никогда не видела Манденауэра без оружия и в расслабленном состоянии хотя бы на уровень ниже «красной тревоги» или повернутым спиной к любому из входов. Так вел себя человек, наживший много врагов, человек, на которого охотились так же часто, как и он сам охотился на кого-то.

— Кто же вы тогда?

— Ягер-зухер.

— Охотник-следопыт. Я знаю. Как и все остальные в этих местах.

— Нет, они думают, что знают, кто такой ягер-зухер, но ошибаются, поскольку это секретная информация, имеющая особое значение.

Недостающий кусочек пазла с почти слышимым щелчком встал на место в моей голове.

— Как в спецназе?

Его губы дернулись.

— Да.

— На кого вы работаете?

— Не на ДПР, можешь быть уверена. Хотя они так думают.

— А Клайд знает?

— Никто не знает, кроме своих.

— Тогда зачем вы рассказываете это мне?

— Поскольку ты можешь понадобиться мне не просто как наемный убийца. Я полагал, что смогу справиться с этим делом сам, но оно намного более запутано, чем я думал поначалу. А все мои сослуживцы заняты в других местах.

— Сослуживцы? И сколько там у вас ягер-зухеров?

— Достаточно.

— Очевидно, нет, раз вам потребовалась я.

— В точку! — Манденауэр поднес указательный палец к виску и бойко отдал мне честь. — Ты мне поможешь?

— А разве я уже этим не занимаюсь?

— Да, но по отношению к тебе нечестно и небезопасно, чтобы ты продолжала расследование, не зная правды.

— Тогда давайте послушаем ее.

— Начну с начала.

— Отличный выбор.

Его брови подпрыгнули, и я замолчала.

— Ты слышала о Менгеле и его жутких экспериментах в Аушвице?

— А кто не слышал?

— Ты будешь удивлена, сколько людей вообще ничего об этом не знают. Или что-то слышали, но выбросили из головы, даже отказались верить в правду о такой жестокости к людям.

— А эти люди знакомы с термином нацизм? Разве это не немецкое слово, обозначающее жестокость к людям?

Губы Манденауэра дернулись. В этот раз я его почти довела.

— Однако, в Аушвице происходило куда больше ужасов, связанных с именем Менгеле, чем подтверждено документально.

— И почему я не удивлена?

— За пределами лагеря он обустроил секретную лабораторию, где работал над своим любимым детищем, — Манденауэр хмыкнул — звук больше походил на смех. — Детище. При тех обстоятельствах это показалось бы забавным. Однако не тут-то было.

— Что вы хотите сказать?

Он кашлянул и набрал в грудь воздуха.

— Монстры, Джесси. Они не только носили униформу Рейха, но и были созданы им.

— Не понимаю.

— Менгеле сделал монстров.

— Каких именно?

— С которыми мы сейчас имеем дело.

— А конкретнее?

Манденауэр постучал по своей голове, затем по груди, совсем как в пещере.

— Ты знаешь.

Я действительно знала.

— Оборотней.

— Да.

Я могла бы начать загоняться о совместных галлюцинациях, психотической паранойе, отравленной воде.

Вот только несколько часов назад я была там, когда тень того человека изменилась. Не говорю, что верю в оборотней. Однако теперь отношусь к вопросу их существования не так скептически.

— Как? — спросила я.

— Одним из самых знаменитых экспериментов Менгеле являлось изучение влияния инфекционных заболеваний на различные расы. В качестве подопытных он, конечно же, использовал евреев и цыган. Гитлер их тоже не любил.

— А кого он любил?

— Голубоглазых, светловолосых белых людей.

— Таких, как вы?

— Именно.

— Вы знали Гитлера?

— Только немного.

Я моргнула.

— Сколько вам лет?

— Я достаточно стар.

— Погодите одну чертову минуту. — Я даже не думала об этом, но моя рука сама потянулась к винтовке, лежащей в зоне досягаемости. — В таком случае, на чьей вы стороне? На чьей стороне сейчас?

— На стороне правды.

— Вы когда-нибудь слышали о том, что злодей — герой собственной истории?

— Не понимаю.

— Гитлер тоже считал себя правым.

— Но между ним и мной существует одно отличие.

— Какое же?

— Он был неправ.

Я не знала, смеяться ли над его искаженной логикой или нет.

— Расслабься, Джесси. Убери руку с оружия. Я не нацист и не оборотень.

— Что ж, это меня успокаивает. Можно подумать, вы сказали бы мне, будь это так. Плохие парни, как правило, не носят на лбах татуировки со свастикой. — Я нахмурилась. — За исключением Мэнсона.

Я сама начала запутывать себя. К счастью, Манденауэр знал, когда на меня не стоит обращать внимания.