— Я тогда был шпионом. Очень хорошим. Владел языком и выглядел истинным арийцем. Родился в Германии и жил там до десяти лет. Кто-то может сказать, что я был изменником.

— А кто-то нет.

Манденауэр улыбнулся.

— Спасибо. Мне дали одно задание и, чтобы его выполнить, я сделал много вещей, которыми не горжусь.

Его взгляд устремился вдаль, лицо погрустнело. Я вспомнила, как он говорил, что давным-давно лишился души. И задалась вопросом, что еще он потерял, пока пытался спасти мир.

— И что это было за задание? — спросила я.

— Выяснить, чем Менгеле занимался в своей секретной лаборатории, и уничтожить это, а также его самого.

— Полагаю, все прошло успешно.

— Найн. (пер. с немецкого — «нет»)

— Что же случилось?

— К тому времени, как я обнаружил лабораторию… — Он взглянул на меня. — Ты когда-нибудь была в Германии?

— Нет.

— Там красивые города, акры холмистой местности. Там также находится местность, известная как Шварцвальд, Черный Лес. В былые времена волки там бродили тысячами. И Менгеле держал свою лабораторию в глубине лесной чащи.

Я кивнула. У меня было ощущение, что я знала, куда он клонит.

— Подбираясь к секретному месту, я видел сотни волков. Я не обратил на них никакого внимания. Еще я видел тени других существ. Но не придал им значения, поскольку то, что я видел глазами, не совпадало с реальностью, существующей в моем разуме.

— Понимаю, — пробормотала я.

— Однако, когда я добрался до лаборатории, она была пуста. Все, что создал Менгеле, исчезло.

— Куда же?

Манденауэр махнул рукой.

— Их выпустили.

— Зачем?

— Гитлер хотел иметь армию оборотней.

— Ничего себе! — пробормотала я, когда еще один кусочек пазла со щелчком встал на место.

Я уже слышала этот термин, поэтому открыла рот, чтобы сказать об этом, но Манденауэр опередил меня:

— Когда войска Союзников высадились в Нормандии, а русские начали наступление со своей стороны, Менгеле запаниковал. Он выпустил монстров, а сам быстро вернулся в Аушвиц, оставив лабораторию заброшенной.

— Вы хотите сказать, что волки Менгеле свободно разгуливают по Миниве спустя шестьдесят лет после войны? Извините, Эд, но мне с трудом в это верится. Во все это. Я кое-что читала про Менгеле.

Информация о нацизме похожа на крушение поезда. Каким бы ужасным не было зрелище, просто невозможно заставить себя отвернуться и не взглянуть еще разок.

— Но на моей памяти никогда не проскакивало даже слушка о лаборатории Менгеле по производству монстров.

— Думаешь, раз ты об этом не читала, то это неправда?

— Ну, что-то столь крупномасштабное и ужасное должно было отразиться в каких-то бумагах.

Манденауэр рассмеялся:

— Тебя бы удивило, сколько всего вообще не подтверждено документами, Джесси Маккуэйд.

— А федеральное правительство об этом знает?

— Дорогая моя, федеральное правительство знает обо всем.

Я фыркнула, таким образом выразив свое отношение к сказанному. У Манденауэра, как и у Кадотта была собственная теория заговора, а я, всегда считавшая конспирологию чепухой, сейчас начинала верить им обоим.

— И как долго живут эти существа? — спросила я.

— Как ты уже заметила, их довольно сложно убить. Я всю свою жизнь посвятил этому делу.

— Вы охотитесь за оборотнями со Второй мировой войны?

— И за ними тоже.

Я нахмурилась.

— А за кем же еще?

Он покачал головой.

— Давай сначала с ними разберемся.

С одной стороны, я хотела поспорить, а с другой — согласиться. Если мне придется беспокоиться еще и о других чудовищах, то можно прямо сегодня отправляться в психушку.

— Сколько монстров было выпущено на свободу?

— Нет никакой возможности узнать. Менгеле уничтожил все записи секретной лаборатории.

— Тогда откуда вы знаете?..

Я не договорила. Я могла бы купиться на столь вопиюще бредовую мысль лишь при условии, что…

— Я видел их, Джесси. Как и ты.

Именно при этом условии.

— Не имеет значения, сколько их было выпущено.

— Разве? А я бы сказала, что это слегка важно.

— Важно, сколько их сейчас. И сколько этих тварей будет, если их продолжат создавать с той же скоростью. И, кажется, их штампуют здесь, в Миниве.

Штампуют. Я уже это слышала. От Кадотта. Хотя я не собиралась говорить, что поверила в эту сказку, на мой взгляд, здесь было слишком много совпадений.

Я вздохнула.

— Не существует никакого супербешенства, верно?

— Нет. Однако оборотизм, — Манденауэр пожал плечами, — или, возможно, мне стоит назвать это явление ликантропией за неимением более подходящего термина, тоже своего рода вирус. Помнишь тесты Менгеле на разные инфекционные заболевания?

— Как я могла забыть?

— Он смешивал вирусы. Видоизменял их. Конкретно этот передается через слюну.

— Но если вакцина против бешенства работает, почему тогда просто не использовать ее?

Манденауэр покачал головой.

— Ты видела, какой эффект она оказала на укушенного.

Я почувствовала, что глаза вылезают из орбит.

— Вы хотите сказать, что именно это и должно было случиться?

— Оборотни не могут обращаться до темноты. Кроме своего первого раза. Будучи укушенными, они меняют форму в течение нескольких часов. День, ночь, дождь, солнце — не важно. Единственный способ отсрочить обращение — немедленная и тщательная очистка раны. Отсрочить, но не предотвратить.

Я вспомнила похвалу дежурного врача неотложки об умениях Брэда оказывать первую помощь. А Карен Ларсон потребовалось несколько часов, чтобы лишиться разума, и она не превратилась в оборотня — по крайней мере, пока я находилась рядом.

— Я не мог позволить Мэлу стать волком. Ты бы предпочла, чтобы я всадил ему в голову серебряную пулю перед половиной города и телекамерой?

— Вы посоветовали уколы от бешенства, зная, что это убьет жертву?

Его резкий взгляд послужил достаточным ответом.

— Почему тогда просто не ввести вакцину во всех монстров?

— Вакцина против бешенства срабатывает только до того момента, как он впервые обратился. Потом может справиться лишь серебро. Чем больше они обращаются, тем сильнее становятся. Старые особи могут контролировать свои превращения и способны ходить под луной в человеческом обличье. Но даже они в определенный момент должны обращаться — во время полнолуния.

Столько информации за такой короткий промежуток времени.

— Откуда вы все это знаете, если записи Менгеле были уничтожены? Он сам с вами поделился?

— Нет. Но другие были вынуждены рассказывать.

По холоду его глаз я могла себе представить, каким образом других вынудили раскрыть тайну. Я мысленно пожала плечами: в любви и на войне все средства хороши. А это была война. И казалось, она снова может разразиться, ведь армия оборотней на подходе.

Я покачала головой. До сих пор не верилось. Увиденное собственными глазами могло стать убедительным доказательством, но чтобы уже поверить наверняка, мне нужно больше, чем тень на стене.

Звонок моего сотового разорвал повисшую между нами тишину. Я взглянула на номер вызывающего абонента. Полицейский участок. Ё-моё.

— Алло.

— И почему это я постоянно спрашиваю, где тебя черти носят, девчонка?

Я поморщилась.

— Извини. Какие-то проблемы?

— Ага. Эта Люси Келсо каждый час названивает.

Черт. Тина. Я снова забыла о ней. Очевидно, она до сих пор не объявилась.

— Я ей перезвоню.

— Ты где? — повторила Зи.

— С Манденауэром. Нам нужно было кое-что обсудить.

— Подстрелили кого-нибудь нынче ночью?

— Не-а.

Зи так тяжело выдохнула, что я почти увидела, как из трубки заструился дым.

— Ты скоро приедешь?

— Мне нужно еще кое-что сделать.

— Хорошо. Но окажи мне услугу.

— Все, что угодно.

— Включи гребаную рацию. Думаешь, она у тебя просто для красоты?