Эта женщина встретилась им на вокзале. Седой обратился к ней с вопросом, где снять комнату на несколько дней, и та, понимающе кивнув, предложила им следовать за ней. И вот теперь шагали они на окраину городка по тихой улочке, дома на которой утопали в яблоневом изобилии. У одного из домов женщина остановилась, открыла калитку, знаком попросив будущих квартирантов подождать на улице, и зашла во двор.

— Григорьич! — громко позвала она. — Принимай гостей.

На крыльцо из дому вышел невысокий крепкий мужчина, зримо старше Муромцева, в старых галифе и белой рубахе. На лице красовались пышные усы а ля Семен Буденный, сабельный шрам виднелся из-под шапки тронутых сединой волос. Визит гостей прервал его послеобеденный сон, и, освобождаясь от остатков сна, он строго посмотрел на некстати объявившуюся компанию.

— Вот, Григорьич, возьмешь на постой? — обратилась к нему женщина.

Лицо хозяина моментально приняло осмысленное выражение, но, продолжая «держать марку», он глубокомысленно почесал одной босой ногой вторую, как бы раздумывая над предложением.

— Нам, хозяин, ненадолго, дня на три-четыре, — подал голос Седой из-за калитки. Приняв решение, хозяин наконец сунул ноги в галоши и резво сбежал с крыльца.

— Заходьте, милости просим, сговоримся, нешто нам жалко, — затараторил он. — Документики-то в порядке? Сами понимаете…

— С этим делом у нас полный ажур, — Эдуард Петрович подал паспорт и кивнул на денежную купюру, лежащую внутри. — А это, хозяин, задаток.

— Благодарствуем, — взяв купюру, уважительно поклонился тот гостям, жестом приглашая их пройти во двор. — Спасибо, Глаша, с меня магарыч, — шепнул он уходящей женщине.

В добротно срубленном доме хозяин показал им просторную комнату и предложил размещаться. Два окна выходили на солнечную сторону — в сад. Хозяин подошел к большой двуспальной кровати с горкой подушек и хлопнул по ней рукой.

— Вот, значитца, тут и располагайтесь. Я один тут, бобылем живу, старуха-то моя прошлым годом преставилась. Я в спаленке ночую, а ноне жарко, так на сеновале в сарае сплю. Так что вся изба ваша. Вы по какой надобности к нам, если не секрет? — обратился он к Седому.

— Да какой там секрет, — простодушно ответил Эдуард Петрович. — Мы на юге отдыхали, а под конец отпуска решили попробовать старого товарища отыскать. После гражданской он где-то тут осел. Здесь у вас где-то должно быть село Власихино, последний раз от него весточка оттуда была.

— Есть, есть у нас такое село, — важно подтвердил хозяин.

— Вот я и говорю, — подхватил Седой. — А парень был… ох и лихой парень! Между прочим, из маузера на десяти шагах в бубновый туз пулю вколачивал. Какие бои мы с ним прошли…

— Да ты что? Да я же, почитай, всю гражданскую отмахал, командиром эскадрона закончил. Награды имею, — не утерпев, похвастался хозяин. — Погоди, так это дело надо отметить. Я сейчас. Вы тут пока устраивайтесь. Я сейчас.

Хозяин вышел из комнаты. За ним, извинившись, последовал Седой, на ходу уточняя место расположения туалета. Оставшись одна, Анюта опустилась на стул. То, с чем она столкнулась, впечатлило ее до глубины души. Она впервые стала свидетелем, как искусно сыграл Седой сценку, рассказывая о несуществующем друге. Первой мыслью ее было восхищение его умением перевоплощаться. И сразу же вторая мысль холодной змеей стала медленно заползать в сердце: «Неужели он и со мной так же играет? Нет-нет, я же чувствую, он искренен в своих словах и поступках по отношению ко мне! А вдруг я ему тоже зачем-то нужна?» Не в силах вести далее диалог с собой, она безвольно опустила руки и уставилась на сад за окном, который ее вдруг перестал радовать…

Вернувшись на веранду, Седой увидел хозяина, хлопочущего над столом, уставленным домашней снедью. В центре его красовалась внушительная четверть самогона.

— А где же дамочка твоя? — озабоченно вопросил щедрый хозяин. — Ты, давай, давай ее сюда.

Через четверть часа, переодевшись, Седой и Анюта сидели за столом. Первую выпили за знакомство. После второй разговорились.

— Ты на каком фронте воевал? — спросил хозяин Седого.

— На деникинском, а потом у Фрунзе в Крыму, — без запинки ответил гость.

— А я в Первой Конной. Ох и давали же мы жару белякам. Жалко вот, с Варшавой конфуз вышел, — на мгновение пригорюнился буденовец и тут же снова ожил: — Давай-ка выпьем за товарища Сталина и за наркома Ворошилова!

В разгар застолья Анюта, извинившись, вышла в сад, справедливо рассудив, что мужчинам интереснее будет посидеть вдвоем. Ветки яблонь, густо усыпанные плодами, уже начинали гнуться от тяжести будущего обильного урожая. Приметив скамейку, она присела на краешек, любуясь набирающим силу садом. А с веранды уже доносилось: «Братишка наш Буденный, с нами весь народ, приказ голов не вешать и глядеть вперед…»

Задумавшись, девушка не заметила, как мужчины вышли на крыльцо.

— На десяти шагах, говоришь, в бубновый? — донесся до нее с крыльца голос буденовца. — А в пиковый не хочешь? Я щас, — он вернулся в дом.

Эдуард Петрович подошел к Анюте и, положив руку на плечо, полушепотом спросил, нравится ли ей этот домик с садом. Анюта кивнула.

— И мне очень нравится, — мечтательно произнес Седой. — Часто последнее время о таком доме грезил… чтобы с верандой и садом. А вам не хочется?..

С крыльца донесся воинственный вопль хозяина, потрясающего маузером в деревянной кобуре. В другой руке он держал новенькую колоду карт. Седой, оборвав вопрос на середине, повернулся к нему.

— Ну ты даешь, Трофим Григорьевич, — вслух восхитился он буденовцем, опасливо оглядевшись по сторонам.

— Не боись, — авторитетно заявил бывший комэск, — это наградной. Вот гляди, от самого товарища Буденного, — указал он на пластинку с гравировкой. — Сейчас пальнем разок-другой. Не заругают. На-ка, туза пикового вон на то дерево примастырь.

Мужчины подошли к яблоне. Пока Седой крепил к ветке туза, хозяин отмерил десять шагов. Повернувшись лицом к дереву, он повелительно махнул стволом, предлагая Седому отойти, и прицелился.

— По врагам революции, — рявкнул буденовец и нажал курок. В следующее мгновение пробитая карта упала на землю.

— Видал? — Трофим Григорьевич потряс маузером. — Пущай мировая контра знает, с кем ей придется дело иметь. Ну а ты-то как? Смогешь?

— Мы к маузерам непривычные, — в тон хозяину смущенно ответил Седой. — Вот наган бы…

— Какой разговор? Погоди чуток, я щас, — хозяин проворно побежал в сарай.

Седой снова подошел к Анюте:

— Ну, разошелся наш хозяин. Забавный мужичок.

Из сарая показался хозяин с наганом в руке.

— Прошу мерси, — протянул он наган Седому. Тот взял наган, осмотрел и крутанул барабан, проверив наличие патронов.

«О, дайте, дайте мне три карты!» — звучно пропел Эдуард Петрович, картинно протянув руку.

— На, хоть всю колоду, — буденовец широким жестом вложил колоду ему в руку. Седой прошел к яблоне и прикрепил три карты по вертикали ствола.

Анюта, до сих пор наблюдавшая за происходящим со скамейки, встала и подошла поближе.

— Вы своей стрельбой дерево не погубите, — осторожно заметила она хозяину.

— Не боись, девонька, у меня их много, — пьяно хохотнул буденовец.

Седой тем временем, укрепив карты, вернулся к хозяину, улыбнулся ему и, резко повернувшись, произвел три выстрела, почти не целясь. Однако карты продолжали висеть на дереве.

— Да… — снисходительно протянул Трофим Григорьевич, — учиться тебе, парень, надо.

Уныло разведя руками, Седой прошел к дереву, снял карты и подал хозяину. Анюта бросила взгляд на карты через его плечо и вздрогнула: две были пробиты точно по центру, на третьей пуля легла в угол карты.

— Ты прав, Трофим Григорьевич, действительно, надо тренироваться, — с притворным огорчением вздохнул Седой. У бывшего конника на секунду отвисла челюсть, но он тут же пришел в себя.

— Ты… что тут скажешь… рука у тебя, конечно, да… — невпопад пробормотал он. — Да за это дело… я мигом! — хозяин с места в карьер понесся в погреб.