— Эдуард Петрович, — начала она робко, — я жду-жду… Что случилось?

Седой вздрогнул и поднял голову.

— Господи, Анюта, — он встал из-за стола. — Девочка моя… Господи! — нетвердыми шагами он подошел к девушке и провел руками по волосам. — Совсем как моя Оленька, — спазм перехватил горло, из глаз его полились слезы, и он вдруг упал перед ней на колени. — Простите меня, милая, не судьба нам вместе быть, так, видно, на роду написано. Обокрали нас благодетели, будь они прокляты.

Он повернулся назад, и Анюта, присмотревшись, с ужасом увидела лежащего на полу немца.

— Они думали, купили меня с потрохами… Вот вам, вот, — ткнул он кукишем в сторону дипломата.

— Что с ним? — вскрикнула девушка. — Давайте я включу свет.

— Не надо света, — всхлипнул Седой. — Пришлось поучить мерзавца… Ладно, даст бог, очухается. Господи, нищие мы с тобой, Анюта, нет у нас никаких сокровищ… И доченьки моей нет, — снова запричитал он. — Ничего и никого нет!

Анюта поняла, что случилось что-то страшное и непоправимое, от чего этот сильный человек за полчаса стал глубоким немощным стариком с потухшими глазами и пустым блуждающим взглядом.

— Эдуард Петрович, успокойтесь, прошу вас, вы же умница, вы сильный человек, — она обняла Седого, приговаривая: — Мы найдем выход, мы сейчас сядем и все обдумаем.

Она подвела Седого к столу, усадила, потом подошла к лежащему немцу и осмотрела его. Тот лежал окровавленный, без сознания, но сердце билось.

— Эк вы его, — посетовала Анюта. — Как же так получилось?

— А вот так и получилось, — упавшим голосом пьяно произнес Седой. — А русские прусских завсегда бивали, это еще Суворов говорил.

Анюте показалось, что последнюю фразу он произнес абсолютно трезвым голосом. Лицо его медленно приобретало серьезное выражение.

— Возьмите это письмо и передайте его в советское полпредство. Сейчас, немедленно. Только будьте осторожны. И проситесь назад, в Россию. Это поможет, — он показал на письмо.

— Мы вернемся вместе, — заговорила девушка, но Седой перебил:

— Прошу вас, поклонитесь родной земле от меня, попросите прощения. Может, когда-нибудь русские люди поймут меня. А еще попробуйте найти… впрочем, не надо, — он печально махнул рукой и подал ей листок. — Вот, возьмите и быстро бегите в полпредство. И деньги.

Свернув листок, Анюта спрятала его и снова обняла Седого:

— Эдуард Петрович, миленький, ждите меня здесь, я скоро, прошу вас, дождитесь меня.

Седой, пьяно улыбнувшись, кивнул, поцеловал Анюту и подтолкнул к двери.

Улица была пустынна. Анюта зашла в будку телефона-автомата и набрала номер. На том конце провода ответили.

— Это ресторан «Дубовая скамья»? — запинаясь, спросила она. — Мне нужен Имант Кляйвиньш, администратор. Его теща подвернула ногу и не может идти, просит, чтобы он срочно подвез ее до дому… Из автомата, у кинотеатра Сплендид Палас… Хорошо, — она положила трубку.

— Вон она, на углу, — вглядевшись в сумерки, сказал Старший.

Машина остановилась около Анюты, Младший открыл дверь.

— Это вы ждете Иманта Кляйвиньша? — не скрывая счастливой улыбки, спросил Младший. Анюта обрадованно кивнула.

— Садитесь.

Едва Анюта устроилась на заднем сиденье, Старший сразу нажал на «газ». В пустынном переулке Старший, подсвечивая фонариком, прочитал бумагу Седого. Дочитав до конца, он повернулся к девушке:

— Послушай, девочка, если это правда… этой бумаге цены нет. Спасибо, товарищ Нюра! Я тебя правильно называю?

Анюта кивнула. В последней инструкции, которую она получила, Луганский назвал ей ее псевдоним для общения с группой поддержки.

— Ну что, думаю, при таком раскладе тебе возвращаться туда не надо, — задумчиво протянул Старший. — Мы сами сходим, а ты посидишь здесь.

— Нет-нет, — горячо запротестовала Анюта. — Я должна вернуться, я обещала…

— Это опасно, Нюра, — тихо предупредил Младший.

— Ничего, я скажу, что в полпредстве обещали помочь, просили приехать. Давайте сделаем так.

— Ну, что скажешь, командир? — Младший напрягся в ожидании ответа.

— А если это провокация?

— Какая провокация, — нетерпеливо всплеснула руками Анюта. — У немца вся башка в кровь разбита, я проверила. И вообще, в Москве мне велели сопровождать этого человека. Поэтому я сейчас пойду и приведу его.

— Ну, попробуй. Он бы нам, конечно, очень пригодился. Если что заподозришь, сразу уходи, — осторожно согласился Старший. Младший угрюмо молчал.

— Ну, я пошла, а вы ждите у гостиницы за углом, — Анюта взялась за ручку двери.

— Куда, — фыркнул Старший. — Мы же далеко, заблудишься. Сейчас подбросим и пойдешь.

Она вышла у гостиницы и прошла внутрь. Старший повернулся к напарнику:

— Ты, Сашок, на меня сентябрем не поглядывай. С нами он сразу на контакт не пойдет, а уговаривать его времени нет. Я боюсь, они там с этим немцем шуму наделали, того и гляди, фараоны пожалуют, так что его оттуда просто так не вытащишь. А она глянет и, если что не так, сразу смоется. Там видно будет, как его достать. Ты тут пока посиди, а я пойду посмотрю, что да как. Да не дергайся ты, — осадил он жестом парня, увидев, как тот приподнялся, быстро открыл дверь и уже собрался выскочить наружу. — Кто из нас языком-то владеет, ты или я?

Старший вышел из машины и прошел в вестибюль.

Анюта, стараясь держать себя в руках, подошла к двери гостиничного номера, открыла дверь и замерла на месте. В номере горел яркий свет. За столом неподвижно лежал Седой, голова в луже крови, в упавшей руке пистолет. В комнате сновали какие-то мужчины, которые, услышав скрип двери, как по команде обернулись в сторону девушки. Один из них, подойдя ближе, спросил:

— Мадмуазель, вы проживаете в этом номере?

Анюта то ли не успела, то ли не захотела соврать. Да и за спиной откуда-то появился еще один угрюмый мужчина, похожий на тех, что в комнате.

— Да, — тихо сказала она.

— Уголовная полиция. Вы арестованы.