Свиридов приехал в этот подмосковный город два часа назад и уже успел встретиться с одним из руководителей горотдела НКВД. А на стадионе он должен был встретиться с Олегом Григорьевичем Плаховым, заводским инструктором по физкультуре и спорту. Федор Ильич скромно устроился с краю трибуны и огляделся. Ребята и девушки, сидевшие на трибуне, активно болели за тех немногих, кто еще участвовал в забегах, но состязания подходили к концу. До футбольного матча оставалось чуть больше часа, и на стадион уже подтягивались болельщики обеих команд, рассчитывая занять лучшие места. В предвкушении большого футбола стайка ребятишек гоняла мяч за трибуной. Работники стадиона освежали разметку футбольного поля, закрепляли на воротах сетки. Плахова Свиридов увидел у судейского столика, где фиксировались результаты забега на сто метров среди женщин. Он разговаривал с грудастой девушкой в белой майке и таких же спортивных трусах. Инструктор, указывая на ее результат, сетовал, что та не дотянула до норматива. На что девушка во всеуслышание предложила инструктору взять ее «на буксир». Окружающие, в том числе и зрители, до которых донесся звонкий голос девушки, разразились веселым смехом. Свиридов тоже улыбнулся и в душе позавидовал молодости парня: все-то у него в этой жизни еще впереди, в том числе и внимание вот таких фигуристых девушек. Но тут же Свиридов осек себя: «Не время сейчас до амурных мыслей, товарищ Глебов. Тьфу ты, черт! Забудь про Глебова. Он теперь товарищ Плахов!»
Свиридов догнал Михаила сразу за воротами стадиона. Поравнявшись с ним, поздоровался. Глебов, не взглянув, машинально ответил, но через мгновение, увидев капитана, резко повернул голову и остановился.
— Здравствуйте, Федор Ильич, — удивленно-радостно произнес он.
— Далеко собрался, Олег Григорьевич? — спросил Свиридов, пожимая руку парню.
— Домой. Устал я что-то от этих секунд, очков, голов. Все-таки конструкторская работа поспокойнее. Хочу сегодня отдохнуть. И в магазин по пути зайти надо, купить чего-нибудь на вечер.
— Ну, пойдем, провожу, — Свиридов дружески взял Михаила за локоть и подтолкнул вперед. — С жильем нормально устроился?
— Все в порядке. Но, я надеюсь, это временно? — он бросил настороженный взгляд на чекиста.
«Нет ничего более постоянного, чем временные трудности», — вспомнилась Свиридову народная мудрость. Но вслух он произнес:
— Конечно, временно. Сейчас надо выждать. Они должны сделать свой ход. А у тебя что, какие-то сложности?
Глебов искоса посмотрел на собеседника, выдерживая паузу, явно подбирая слова:
— Да нет. Просто там, в Москве, все было по-другому. Каждый день что-то происходило, с кем-то встречался, куда-то ходил. А здесь сижу и жду. Утром на работу, вечером с работы. В выходной не знаешь, куда деться. Ни друзей, ни подруг, такая вот скучная жизнь.
Он хотел было задать вопрос об Анюте, но Свиридов опередил его:
— Что-то непохоже. По-моему, спортивная жизнь бьет ключом. Послушай, Олег, то, что в Москве происходило, тебе действительно интересно было?
— Да, а почему вы спрашиваете?
— Почему? Если честно, хочу поглубже узнать тебя. Сдается мне, нам с тобой вместе еще работать и работать, — Свиридову была интересна реакция Глебова на его слова, но тот сначала промолчал, а потом задал свой вопрос:
— Федор Ильич, что с Анютой? Где она? — в голосе парня Свиридов почувствовал неподдельную тревогу.
Свиридов ждал этого вопроса Михаила. Он считал преждевременным раскрывать перед парнем все перипетии операции. Анюта в Москве, с ней все в порядке, но увидеться с нею нельзя. Львов оказался спекулянтом, его неожиданно арестовала милиция, а чекисты не успели этому помешать. По этой причине вся компания всполошилась и, вероятнее всего, будет проверка. Люди серьезные, шутить не будут, поэтому надо быть начеку. Такую вот историю вкратце изложил он Глебову-Плахову. Пока Близнец, как они именовали его в своих секретных документах, не прошел достаточную психологическую и оперативную обкатку, он должен знать минимум положенного — для его и общей пользы.
В разговоре возникла пауза. Глебов сосредоточенно что-то обдумывал, потом спросил:
— Федор Ильич, вы говорите «эти люди»? А что, там еще кто-то объявился?
— Я тебе все обязательно расскажу. Но позже. Сегодня скажу одно: вы с Анютой очень здорово нам помогли. Но операция продолжается. Так что работаем дальше.
— А с родителями повидаться можно? Ну хоть позвонить? — вот к этому вопросу Свиридов не был готов.
— Я думаю, можно будет, только не сейчас и с моего разрешения. Вот письмо можешь передать. Эх, леший, как-то я не сообразил предупредить тебя, — Свиридов мысленно матюгнул себя за «позднее зажигание». — Ладно, напиши и позвони по тому телефону, который я тебе дал. Не забыл?
Они еще поговорили немного, и Свиридов стал прощаться с Михаилом:
— Значит, напоминаю: если что — немедленно дай знать. Не волнуйся и помни: мы рядом. Что Кутузов после Бородино говорил?
Михаил пожал плечами.
— Терпение и время. Вот и я за ним повторю: терпение и время.
Предупреждение Федора Ильича о возможной проверке Глебова со стороны противника не было дежурной фразой. Результаты изучения архивных данных НКВД СССР подтвердили предположение Свиридова, что его подразделение вступило в игру с хорошо законспирированным резидентом немецкой разведки. Естественно предположить, что немцы уже проинформированы о потере двух агентов и сейчас принимают все меры к выявлению причин случившегося. Конечно, со стороны то, что произошло с агентами, можно было квалифицировать как случайность. Но Свиридов был убежден, что руководство германской резидентуры абвера в Москве задвинет эту версию в самый конец перечня возможных причин провала.
Капитан был абсолютно прав в своих предположениях. Уже несколько дней подчиненные генерала Кламрота работали в авральном режиме. И не потому, что генерал устраивал разносы и топал ногами. Нет, внешне он выглядел совершенно спокойным, но так затейливо выстраивал с сотрудниками воспитательные беседы, что у тех не оставалось иллюзий на предмет их дальнейшего подъема по служебной лестнице в случае невыполнения указаний начальника. Тем более в условиях сложившейся чрезвычайной ситуации. Сегодня генерал принимал для доклада майора Ганса Хайнцтрудера, работавшего в посольстве под «крышей» вице-консула. Именно он был куратором нелегальной разведгруппы абвера в Москве, возглавляемой резидентом, проходящим в абвере под псевдонимом Пильгер. И именно ему Кламрот поручил провести первоначальную проверку потери агентов.
Хайнцтрудер доложил, что, согласно полученной информации, при посещении Ольгой квартиры Львова, проходившего в абвере под псевдонимом Кавалер, возникла перестрелка, в ходе которой погибли три человека: сам Кавалер, Ольга и сотрудник милиции. На этом основании майор предположил, что на Кавалера каким-то образом вышла милиция и устроила на квартире засаду, в которую и попала Ольга.
— Русские могли завербовать Кавалера? — после некоторого раздумья задал вопрос генерал. Версия причастности к провалу чекистов стояла у него на первом месте, и под этим углом зрения он оценивал сейчас каждого члена группы Пильгера.
— Исключать нельзя, но он, кроме Ольги и Литовца, никого не знал.
Под псевдонимом Литовец у абверовцев значился Лещинский-Глебов. Внятно хмыкнув, Кламрот испытующе поглядел на майора. В свое время он высказывал недовольство тем, что, привлекая к сотрудничеству спекулянта Львова, они подвергают опасности всю группу, но Хайнцтрудер убедил его, что после проверки Литовца Львову запретят заниматься спекуляцией. Не успели запретить… Ну что ж, в случае чего генерал знал, кто из его аппарата понесет основную ответственность за гибель агентов. По большому счету, Кламрот должен был сам отклонить кандидатуру спекулянта, но агентуры катастрофически не хватало, и он согласился при условии использования Кавалера «втемную».
— Ольга? — отрывисто бросил генерал после паузы.