— Не могу, Никита Кузьмич, порядок есть порядок. Сам понимаешь, документы особой важности, — хитро подмигнув Климову, заметил он. — Начальство мне пока выдало разрешение встретиться с ним и поговорить по твоей теме.

Хорошее настроение Климова стало медленно улетучиваться. Но наблюдательный коллега тут же подсластил пилюлю:

— Да не переживай ты. Встреча состоится с твоим участием.

— Когда встреча? Вечером? — нетерпение Климова било через край.

— И… милой, у их вечером-то самая жизнь. Если он на месте, сейчас договорюсь, и тогда вперед, — Георгий Иванович набрал номер телефона. — Это Константин Степанович? Георгий Иванович побеспокоил. Надо срочно увидеться…

Обговорив время и место встречи, хозяин кабинета положил трубку и снова подмигнул лейтенанту:

— Быстро собирайся, через двадцать минут выезжаем. Да, самое главное, про магарыч не забудь.

За четверть часа до назначенного времени Климов с Георгием Ивановичем сидели за столиком уютного кафе. Время было послеобеденное, посетителей немного. Официант, сервировав столик на троих, принес графин с водкой, но Георгий Иванович жестом попросил его подождать. Изредка бросая взгляд на часы, он затеял ничего не значащий разговор. Климов подавал какие-то реплики, что-то добавлял к сказанному коллегой, смеялся над новым анекдотом, но внутри весь был в тревожном ожидании.

Гость был точен. Высокий, осанистый мужчина с пышной шевелюрой важно оглядел зал и, увидев чекистов, широко улыбнулся Георгию Ивановичу.

— Георгий Иванович, душевно рад вас видеть, — гость подошел к столику и двумя руками пожал руку соседу Климова.

— Взаимно, Константин Степанович, взаимно. Милости просим, присаживайтесь, самое время отобедать.

Климов обратил внимание, как изменились речь Георгия Ивановича и весь его облик. Из простоватого мужичка-хитрована тот превратился в солидного джентльмена с аристократическими манерами. Лейтенанту на минуту показалось, что он присутствует на званом обеде в бывшем дворянском собрании, — так живо перевоплотился его сослуживец. Ну а артист, он и есть артист, он тебе запросто сыграет хошь принца, хошь нищего.

Константин Степанович тем временем уселся за стол и, сфокусировав взгляд на Климове, риторически вопросил Георгия Ивановича:

— А этот товарищ?..

Тот согласно кивнул:

— Мой коллега, Никита Кузьмич.

Климов, собрав воедино весь имеющийся у него запас политеса, церемонно поклонился народному любимцу. Тот благосклонно кивнул. Подлетевший официант тут же наполнил рюмки, и, выпив за здоровье друг друга, Георгий Иванович и его гость с аппетитом принялись за еду. Климов от водки отказался, чем вызвал у артиста непонимающее выражение лица. Запивая салат минеральной водой, он ждал. Ждать пришлось недолго. Управившись с «Оливье», Константин Степанович учтиво поинтересовался, какие вопросы возникли у Георгия Ивановича. Тот, неторопливо промокнув губы салфеткой, проявил интерес к последним контактам артиста, чем взволновал его до крайности.

— Господи, я так и знал… верить никому нельзя. Но это же безобидный гешефт, так, ерунда, — было заметно, что он с тревогой ждет уточнения, о каком именно контакте идет речь. Похоже, их у него было немало.

— У нашего гостя, Никита Кузьмич, есть одна страсть, — Георгий Иванович наклонился к уху Климова, но при этом смотрел в глаза артисту. — Он любит приобретать часы, преимущественно иностранного образца, а потом дарит их друзьям и знакомым.

Гость на глазах приободрился.

— Вы совершенно правы. Как там?.. «Черная стрелка проходит циферблат, быстро, как белка, колесики спешат…» — напел он вполголоса. — Грешен, имею страсть к точным механизмам.

— Вот что значит артист! Пожалуй, почище Утесова будет, — искренне восхитился Георгий Иванович. — Только вот имей в виду, Никита Кузьмич, наш приятель любит приобретать точные механизмы в основном у иностранцев или у разных других сомнительных типов. А друзьям и знакомым предпочитает дарить по спекулятивной цене.

Разговор постепенно потерял аристократический шарм, зато с употреблением милицейской лексики приобрел специфический оттенок протокола. Константин Степанович развел руками, как бы говоря: «Ну, зачем вы так при посторонних, гражданин чекист?» Но, судя по всему, теперь по ходу пьесы был выход Георгия Ивановича.

— Все это очень интересно, только оставим эту тему для другого раза. Ответьте мне, уважаемый, кто ночевал в вашей квартире прошлой ночью? — в голосе коллеги Климову послышались нотки тщательно скрываемой брезгливости.

— Не понял. Не понял, о чем вы, Георгий Иванович? — артист старательно пытался изобразить на лице недоумение.

— Ну, полно, Константин Степанович, здесь все свои. Я о второй… а может, о первой и главной вашей страсти. «Когда простым и нежным взором, ласкаешь ты меня, мой друг…» — так же вполголоса напел чекист и выдержал паузу, пристально глядя в глаза собеседнику. — Так я жду.

Артист на секунду замешкался, потом начал говорить, осторожно подбирая слова и пытаясь не уронить собственного достоинства:

— Георгий Иванович, извините меня, конечно, но это сугубо личное… как вера. Хочу — верую в Христа, хочу — в Аллаха… или еще кого-нибудь. Так сказать, интимное право каждого человека.

— Я извиняюсь, вы не мусульманин часом? — Георгий Иванович с некоторым изумлением взглянул на собеседника.

Тот замахал руками:

— Побойтесь Бога, православные мы.

— Ах, вот как… тогда должны знать, что Господь сотворил с Содомом и Гоморрой. В отличие от Господа, наш Уголовный кодекс намного гуманнее — всего от трех до пяти. И я точно знаю, что в Магадане не хватает настоящих артистов, — чекист произнес эти слова спокойно и раздумчиво, но на кумира московской публики они произвели магическое воздействие.

— Да, конечно… — глубоко вздохнув, Константин Степанович в следующее мгновение на глазах сдулся, как проколотая футбольная камера. — Да, был у меня один молодой человек…

— Ну же, Константин Степанович! Как зовут? Чем занимается? Когда и при каких обстоятельствах познакомились? — теперь у Климова было ощущение, что на ступеньках парадного крыльца дворянского собрания генерал от инфантерии отчитывает провинившегося кучера.

— Это Боренька… простите, Борис. Фамилия, кажется, Львов, отчества не знаю, — лихорадочно полушепотом зачастил «кучер». — Работает в торговле. Познакомились три месяца назад, у него интересный товар был… в общем, у нас чувство. Такой молодой, чистый юноша.

— Ладно, хватит, — с неожиданной злостью сказал Георгий Иванович. — Все вы чистые, пробу негде ставить. Еще раз подобный контакт скроешь, слово даю, выхлопочу тебе билет до самой Колымы… в одну сторону. А теперь отвечай: в пятницу у тебя вечер занят или свободен? Не вздумай врать, я проверю.

Объяснив артисту, что в пятницу вечером потребуется его помощь, чекист заявил, что больше его не задерживает. Растерянно поклонившись, Константин Степанович покинул кафе. Проводив его взглядом, Георгий Иванович царственным жестом подозвал официанта и потребовал два горячих. Взяв в руку графин с водкой, он вопросительно глянул на Климова. Тот с какой-то бесшабашностью махнул рукой и пододвинул рюмку.

— Слушайте, Георгий Иванович, я же вас… я же и знать не знал, какой вы артист! Да этот п…р вам в подметки не годится. Если не секрет, где вы так наловчились? — Климов не мог скрыть восхищения старшим товарищем. Тот хитро взглянул на лейтенанта и поднял рюмку:

— Мы, как говорил незабвенный товарищ Чапаев, академиев не кончали, но с системой Станиславского знакомы. Слыхал про такую?

Климов отрицательно покачал головой.

— Будет время, обязательно прочитай. В нашем деле вещь незаменимая. Вот за нее и выпьем.

«Нет, все-таки какие асы остались еще в нашей конторе… Я против них пацан сопливый», — грустно подумал Климов. Но это была добрая грусть-печаль. Собственная ущербность в этом вопросе отошла на второй план, а на первый — вышла гордость за то, что встретились на его пути вот такие умные и талантливые люди, как Свиридов, как Прохоров, как Георгий Иванович, у которых столь многому можно поучиться…