— Ну, ты голова, Николай Николаевич! Я бы сроду… — Климов глянул на часы. — Значит, у нас времени до встречи…

— Сутки, — подсказал Прохоров. — Поработать с ним, конечно, можно, но надо бы ему Риммера показать… завтра с утра.

— А это зачем? — удивился Климов.

— Для психологии. Надо же ему на себя самого живого посмотреть. На оригинал, так сказать.

Климов пожал плечами:

— Как знаешь, конечно, только повторяю: я тянуть кота за хвост не собираюсь. Появится связник — сразу возьмем.

— Слушай, мы же о главном забыли, — Прохоров поднял указательный палец. — А вдруг он не согласится на встречу пойти?

Климов недовольно покрутил головой:

— Никаких «вдруг», у меня согласится как миленький. В противном случае…

Он не успел пояснить, что произойдет в противном случае. В дверь постучали, и в следующую секунду глазам оперативников предстал Глебов, мокрый, в трусах, с ворохом одежды в руках.

— Принимайте работу, — прозвучал из-за его спины довольный голос Беспалого.

Выйдя из отделения милиции на улицу, Глебов остановился и вытер лицо платком. Он и так-то чувствовал себя из рук вон после ночного загула, а тут еще эти чекисты с какими-то заданиями. И при чем тут милиция — он же ничего не нарушал? Все происходящее представлялось отрывком из фантастического романа, в котором он по непонятной причине стал одним из главных героев. Ему бы сейчас водички попить да на боковую… «Господи, лицо горит, во рту будто эскадрон ночевал… Кстати, надо домой позвонить, чтобы не беспокоились». Он обвел взглядом улицу, увидел на перекрестке телефон-автомат и, нетвердо ступая, зашагал к намеченной цели. Перед самым автоматом его неожиданно обогнал какой-то прохожий, зашел в будку и начал крутить диск аппарата. Выругав себя за проявленную медлительность, Михаил начал шарить по карманам в поисках мелких денег. Прохожий, покрутив диск телефона, вышел из будки, увидел Глебова, и лицо его просияло.

— Леня, — громко сказал он, обращаясь к Михаилу. — Ты куда запропастился? А мы ждем тебя, ждем, заискались уже. Пошли быстрее, нас ждут.

Прохоров — а это был он — взял оторопевшего Глебова под руку и повел за собой, на ходу свирепо прошептав:

— Идите за мной!

Дойдя до угла дома, они свернули во двор и подошли к машине, в которой сидел Климов. Подталкиваемый Прохоровым, Михаил плюхнулся на сиденье. Климов повернулся к нему с переднего сиденья:

— Вас же предупреждали — без самодеятельности. Куда собирались звонить?

— Я прошу прощения, хотел родителей предупредить, чтобы не волновались, — виновато пробормотал Глебов.

Климов тяжело вздохнул:

— Слушайте, я вам еще раз объясняю: вы для всех находитесь в деревне, отдыхаете. Глебова в Москве сейчас нет, понятно? В Москве есть некто Лещинский. Это теперь ваша фамилия. Назовите ваше имя и отчество.

Глебов наморщил лоб:

— Леонид. Леонид Иосифович.

Фантасмагория продолжалась. Правда, к утру она приобрела реальные жизненные очертания. Глебову дали поспать несколько часов, подняли ни свет ни заря, и тот самый мужик, который поймал его у телефона-автомата, назвавшийся Николаем Николаевичем, начал втолковывать ему суть дела. На трезвую голову Михаил оказался гораздо сообразительней, подписал бумагу, подтверждающую его добровольное желание участвовать в операции, проводимой чекистами, и начал заучивать свою новую биографию. Затем в течение двух часов с перерывом на завтрак Прохоров интенсивно гонял его по сочиненной легенде, проверил знание немецкого языка, который Михаил изучал в институте, и заставил выучить несколько фраз по-литовски. А потом они поехали в какую-то больницу, где лежал на лечении тот самый шпион, роль которого предстояло сыграть Глебову. В щель между занавеской Михаил увидел парня, и внешне и по возрасту очень похожего на него. Отсюда, из коридора, он совсем не был тем страшным и коварным врагом, про которых писали в газетах и книгах. Может быть, потому, что Михаилу рассказали историю вербовки Риммера, он не почувствовал к раненому никакой ненависти или вражды, хотя тот пришел в его страну с тайным заданием ослабить ее оборонную мощь, а может быть, и устроить диверсию, в которой могли погибнуть люди, наши советские люди. Какие же молодцы эти ребята-чекисты, что смогли стреножить этого заграничного гостя! Он уже знал, что руководителем операции является капитан Свиридов, который сейчас в командировке, но который лично просил Глебова помочь разоблачить шпионское гнездо в столице нашей Родины. В машине на обратном пути из больницы он, закрыв глаза, про себя вновь слушал рассказ Прохорова: «Вы закончили три курса филологического факультета Кенигсбергского университета… в Ковно жили на улице Чюрленисгатве… для вас многое сделал друг вашего отца адвокат Шломберг».

Машина резко затормозила, и Глебов открыл глаза. Шофер вслух заковыристо обругал какого-то раззяву, не соблюдающего правила перехода улицы. Михаил приоткрыл занавеску, которая скрывала его от глаз пешеходов и пассажиров проходящего автотранспорта, и увидел старика с палкой, торопливо ковыляющего на противоположную сторону улицы. Видимо, его нерасторопность и стала причиной резкой реакции водителя. Со спины старик напомнил ему отца, и Михаил вдруг пожалел, что не мог рассказать отцу о предстоящем деле. Тот бы наверняка посоветовал, поделился бы чем-то из своего бурного революционного прошлого. В следующее мгновение Глебов понял, что он обязательно должен выполнить поставленную чекистами задачу, чтобы потом при случае небрежно рассказать отцу о выполнении боевого задания. То-то старик обрадуется… Но для этого надо готовиться, и юноша снова закрыл глаза. «Вы были в СССР в составе спортивной делегации, играли в шахматы на третьей доске. Космана зовут Рихард. Кто такой Львов, вы не знаете, вам следует выйти на явку и встретиться со связным. В случае невыхода связного на явку вот адрес для телеграммы в Минске: улица Типографская, дом 32, Осташевичу Николаю», — вновь прокручивал он в голове информацию Прохорова.

До выхода Глебова в музей оставалось около трех часов. Прохоров разрешил ему немного поспать, а сам направился в парк на то самое место, где позавчера они расстались со Свиридовым. Николай понимал, что вся ответственность за результат задуманной игры ляжет даже не на Климова, а, в первую очередь, на Федора Ильича. К сожалению, сам он был формально вне игры, но пытался делать все от него зависящее, чтобы не подвести старого друга. В этот раз первым на скамейке оказался Климов. С ходу, не теряя времени, он проинформировал Николая Николаевича об утверждении начальством плана оперативной разработки под условным названием «Шахматист». От позавчерашней горячности лейтенанта не осталось и следа, о деталях плана он рассуждал взвешенно и спокойно. Свиридов часто критиковал Климова за его кавалерийский подход к решению некоторых проблем, но в том-то и заключалась житейская мудрость, что горячность и недостаточная образованность подчиненного компенсировались рассудительностью и осторожностью грамотного руководителя. Свиридов как в воду смотрел, задержав Николая в Москве, поскольку теперь, во время нахождения капитана в командировке, Прохоров мог хотя бы чуть-чуть подменить его в плане влияния на Климова.

Николай Николаевич, в свою очередь, доложил лейтенанту результаты работы с Глебовым. Особо отметил, что им здорово повезло: Глебов, оказывается, неплохо играл в шахматы и учил в институте немецкий. В общем, по мнению Прохорова, для разового выхода на явку парень был готов.

— Я ведь чего еще опасаюсь? — выслушав товарища, медленно проговорил Климов. — Непрофессионал, он и есть непрофессионал. Вот вроде предупреждали его, чтобы из милиции никуда не заходил, а шел прямо на адрес, так он на тебе… я как чувствовал, подстраховался.

— Ну, на этот счет я ему доходчиво все объяснил. И потом — не забывай, в каком состоянии он вчера находился… слава богу, что так быстро все уразумел. Парень-то нормальный, хватка у него чувствуется. Не зря Свиридов глаз на него положил, — убежденно возразил Николай.