– Может, я и наивная, но я знаю, что тут. Кокаин.

Оливер потянулся за треугольником, сделав на этот раз несколько шагов к жене.

– Что за... – И осекся.

– Я нашла это в том же пиджаке, что и записку, мерзавец. Ты со своей девицей, должно быть, изрядно попировал.

– Я понятия не имею, как это попало туда, – сказал он прерывающимся голосом.

– Лжец!

– Клянусь.

– Ты никогда ни в чем не признаешься.

– Что?

– Это основной принцип твоей жизни, – продолжая рыдать, сказала она. – Не признавать ничего инкриминирующего, потому что тогда в умах людей может зародиться сомнение в твоей вине, даже если все свидетельствует против тебя. Господи, ты, наверное, никогда не признаешь даже того, что ты всего лишь нищий малый из Бронкса, который, когтями цепляясь за любую опору, проложил себе путь к браку, принесшему богатство и общественное положение. – Начало сказываться выпитое за ужином вино, и она с трудом выговаривала слова. – Ты, наверное, даже убедил себя, что начинал жизнь вовсе не в грязной маленькой квартирке на шестом этаже, выходящей на замусоренную автостоянку, и не видел, как отец каждый день напивался дешевым виски. – Она вскрыла бумажный треугольник и высыпана белый порошок на пол. – Я ненавижу тебя, Оливер. – Отшвырнула разорванную бумагу, повернулась, выхватила из ящика разделочный нож и бросила его в мужа.

Он увернулся и, подскочив к Барбаре, схватил ее.

– Отпусти меня! – вскрикнула она.

– Нет.

– Я уезжаю к отцу, – захлебываясь рыданиями, заявила она. – И все ему расскажу.

– Нет, ты так не поступишь, – отрезал Оливер. – Ты не меньше меня ненавидишь его. И знаешь, что если переедешь к нему, он только посмеется и скажет, как все время был прав. И просто не может поверить, что ты действительно его дочь. Он даже думает, что ты, наверное, приемыш. – Отец Барбары никогда такого не говорил, но Оливер сказал ей, что слышал разговор Келлога с приятелем на коктейле, и Барбара поверила ему.

– Нет! – Барбара зажала уши руками. – Я обоих вас ненавижу.

– В общем, никуда ты не поедешь.

Оливер выпустил ее, и она села на пол, прижавшись головой к кухонному столу. Он всегда мог манипулировать ею, как хотел, как мог теперь манипулировать почти всеми. Все эти годы он пытался убедить Барбару, что она ненавидит отца, вставить между ними клин, и сейчас, когда это было крайне ему нужно, хитрость сработала, и Барбара поверила ему. Он одержал победу, а она превратилась в дрожащее существо, полное пустых угроз. Так что можно не беспокоиться. Он всегда побеждает.

– Ты идешь наверх и ложишься в постель. И мы никогда больше не заговорим об этом инциденте.

– Ты просто рехнулся, Оливер, – пробормотала она еле слышно, упершись губами в дерево.

– Заткнись. – Внезапно на него навалилось неодолимое желание обвязать ее шею галстуком и увидеть, как вылезают из орбит глаза и на шее вздуваются вены.

– Я не была в этом уверена до сегодняшнего дня, когда ты поднял Джея Уэста на мачту, – шепотом произнесла она. – Ты обожаешь заставлять людей делать то, чего они не хотят. – Барбара вытерла слезы и шмыгнула носом. Она уже не рыдала. – Господи, да ты, наверное, никогда не получал такого удовольствия от Эбби, как от того, что поднял этого молодого человека на семьдесят футов в воздух. Ты обожаешь властвовать, Оливер. Нет, ты жаждешь власти. И от этой жажды теряешь разум.

– Мы просто развлекались. Я бы никогда не подверг друга опасности.

– Да у тебя нет друзей, – печально тихим голосом произнесла Барбара. – У тебя есть последователи. Этот бедный молодой человек изо всех сил старается быть одним из них. Я это вижу по его глазам. А у тебя есть эта ужасная, нездоровая манера засасывать людей. Джей – прекрасный молодой человек, но я молюсь за него. Он понятия не имеет, кто ты на самом деле. И не представляет себе, как далеко ты можешь зайти. Мне бы следовало оказать ему услугу и все рассказать, – добавила она с издевкой, рассмеявшись, – но он мне не поверит.

– Ты слишком много выпила, Барбара. Я всегда знаю, когда ты дошла до предела, так как ты становишься мелодраматичной. – Он пнул ее туфлей в ногу. – Отправляйся-ка в постель и проспись.

– Я удивлена, что ты нанял Джея, – с трудом ворочая языком, произнесла Барбара. – Он не того поля ягода, да и твой омерзительный дружок Баллок явно не любит его. – Веки ее медленно сомкнулись. Долгий день пребывания на жарком солнце и бесконечные выпивки обессилили ее, и она с трудом держалась на грани сознания. – Мне казалось, вы двое никого не подпустите поиграть в вашей песочнице.

– Вы любите пляж? – спросил Джей, глубоко вдохнув соленый воздух.

– Обожаю, – ответила Салли. Она шла рядом с Джеем, держа в руке сандалии и чувствуя, как прохладный сухой песок проникает между пальцами ног. – У меня было мало возможностей наслаждаться им девочкой.

– Но мне казалось, что вы выросли в Глостере.

– Так оно и есть, – поспешила сказать она. – Но вода в океане в тех местах холодная даже летом и многие пляжи каменистые. А потом, когда живешь около чего-то, не пользуешься этим в полную меру. Например, большинство ньюйоркцев никогда не ездили к статуе Свободы или на обзорный этаж здания «Эмпайр-Стейт».

– Я вот ездил.

– Господи, вы только посмотрите, как лунный свет играет на воде. – Салли легким касанием дотронулась до его плеча. – Как красиво!

Джей смотрел в сумеречном свете на профиль Салли, наслаждавшейся игрой лунных бликов. Она стала другой. Он чувствовал, что его с каждой минутой все больше тянет к ней. Она предложила прогуляться, после того как, выйдя из яхт-клуба, они распрощались с Оливером и Барбарой, и он сразу согласился, хотя было уже поздно, а на другое утро им обоим надо было рано быть у «Маккарти и Ллойда».

Он тяжело вздохнул. Встречаться с женщиной, с которой работаешь, все равно что накликать беду, и он в конечном счете не позволит себе связаться с Салли – по крайней мере пока она работает у «Маккарти и Ллойда». Он слишком хорошо себя знал. Слишком он стремился сделать карьеру и потому не мог допустить, чтобы личные отношения поставили под угрозу открывавшуюся перед ним возможность.

Но он был одинок. Джей особенно остро это почувствовал, когда в океане держал Салли в объятиях, ожидая возвращения «Властной». И когда они шутили и смеялись, сидя на носу яхты по пути к берегу со стаканом в руке, касаясь друг друга коленями, тогда как Оливер и Барбара находились далеко, в кубрике.

– Я вообще мало что видела в Нью-Йорке, – заметила Салли.

– Ну, у вас и времени-то много не было, – сказал Джей. Взгляды их встретились, и оба тотчас отвели глаза. – Вы еще только поступили к «Маккарти и Ллойду», а до того вы ведь были в Сан-Диего.

– Это верно. – Она подбросила ногой песок. – Знаете, чего мне действительно хотелось бы – посмотреть на город с большой высоты. С высокого здания или откуда-нибудь еще. Но не с «Эмпайр-Стейт» или с башен Международного торгового центра, куда все ходят. А из какого-нибудь неизбитого места.

– Из моего дома открывается великолепный вид на центр города.

– Вот как?

– Да.

Салли игриво рассмеялась:

– Это действительно так или же это часть хитроумного плана завлечь меня в вашу...

– Вы могли бы заехать как-нибудь после работы, – прервал он ее, понимая, о чем она думает. – До заката солнца, в какой-нибудь день, когда мы сможем пораньше удрать с работы. До того, как Оливер и Баллок превращаются в вампиров.

– Я не знала, что время дня как-то влияет на обоих в плане кровососания. – Она рассмеялась. – Насколько я слышала, они заставляют сотрудников гнуть спину двадцать четыре часа в сутки.

– Да, у «Маккарти и Ллойда» всех перемалывают, как в жерновах, – признал Джей. – В этом нет никаких сомнений. Так что приготовьтесь.

– А я и готова. – Она помолчала. – Но я с удовольствием приеду как-нибудь и проверю, какой там вид.

– А как насчет сегодня вечером? – Он прокашлялся, почувствовав, что голос звучит напряженно.