Они шли в тени деревьев вдоль канала. Вдоль русла теснились друг к другу дома с остроконечными крышами, к набережной были пришвартованы длинные узкие кораблики, служившие, по-видимому, жильем. Время от времени такое суденышко медленно проплывало посередине, покачивая на легких волнах плававших в канале уток и гусей. Иногда по узкой проезжей части проползали автомобили, но велосипедов было раз в пять больше.
— Каналы, — сообщил Луи, — образуют полумесяц, обращенный открытой частью к северу. Почти все соединяются с рекой Амстел, которая впадает в море. Это канал Сингел, самый внутренний.
Лэнг, запрокинув голову, рассматривал дом с особенно высокой и острой крышей.
— Вы часто бываете здесь?
Луи остановился, пропуская велосипедистку. В прикрепленной к рулю плетеной корзине безмятежно ворковал младенец.
— Я приезжал сюда два-три раза в год узнать, как идут дела у доктора Ядиша.
Луи не смог скрыть сожаления. Было ясно, что он сожалеет об утрате возможности от случая к случаю развлекаться в Нидерландах с их свободными нравами едва ли не больше, чем о судьбе Ядиша.
Миновав просторную площадь Новый рынок, они попали в Ауде Зейде, юго-западную часть города, где находился Амстердамский университет. Реклама зазывала покупать сексуальные игрушки, смотреть порно-шоу и развлекаться «вживую». Все надписи были сделаны по-английски, но в них не было необходимости: аляповатые картинки не требовали никаких пояснений. Скудно одетые женщины демонстрировали вызывающие позы в витринах клубов, неоновые вывески которых (тоже на английском языке) обещали немыслимые удовольствия.
Английский — язык Милтона, Шекспира и… торговли телом.
Из района красных фонарей они двинулись налево, мимо множества университетских зданий к небольшому кварталу скромных домиков на несколько квартир. Возле одной из стеклянных дверей с неизменным списком жильцов и кнопками возле каждой фамилии Луи остановился и нажал кнопку. Из динамика послышался голос женщины, говорившей, как решил Лэнг, по-голландски.
Через несколько минут Лэнг и Луи поднялись по лестнице на третий этаж. Их встретила женщина лет пятидесяти пяти с седыми волосами, собранными в аккуратный валик на затылке. Черные глаза под невыщипанными бровями казались бездонными. Она была маленькой — менее пяти футов роста и, вероятно, весила не более ста фунтов. Когда Лэнг взял ее руку в свою, чтобы пожать, ему показалось, что в ладони у него связка палочек, завернутая в сухую тряпочку.
— Миссис Ядиш, мы пришли, чтобы выразить соболезнования.
Женщина подняла глаза. Нельзя было не заметить, что она донельзя устала от официальных банальностей.
— Называйте меня, пожалуйста, просто Мэри. Когда Луи позвонил с вокзала, я только-только вернулась из синагоги, читала кадиш [17]по мужу, — сказала она по-английски, провожая посетителей в гостиную. — Так что у меня не было времени как следует убрать и приготовить вам угощение.
Мебель в комнате была не новой, но, по мнению Лэнга, все находилось в полном порядке.
— Не стоит беспокоиться, мы поели в поезде, — соврал он. — Мэри, я хочу от имени фонда и от себя лично выразить вам глубокое сочувствие и задать несколько вопросов.
Она села — нет, скорее, упала — в мягкое кресло, обитое материей с узором из крупных роз; такие Лэнгу доводилось видеть в кинофильмах об Англии во время Второй мировой войны. Лэнг и Луи устроились на диване, который оказался чрезвычайно неудобным; можно было подумать, что он набит обломками бетонных блоков.
Женщина устало взглянула на него.
— Вопросы? Полицейские уже раза три приходили ко мне с разными вопросами.
Услышав это, Лэнг чуть не вскочил.
— Полиция приходила к вам три раза?
Теперь она посмотрела насмешливо, видимо, прикидывая, не сказала ли чего-нибудь лишнего.
— Да, три раза. Сначала немолодой инспектор, и еще дважды его помощник, помоложе.
— Кто-нибудь из них оставил вам визитную карточку?
Теперь у нее сделался такой вид, будто она подозревала, что посетитель не в своем уме.
— Да, конечно. — Она повернулась к стоявшему подле нее маленькому столику и взяла две карточки. — Инспектора зовут Ван Декер. А младшего, как вы сами видите, — Хой.
— Не могли бы вы описать этого Хоя? Младшего.
Теперь удивился и Луи.
Мэри Ядиш уставилась на вытертый ковер с восточным узором.
— Наверное, да. Высокий, примерно двухметрового роста. Коротко стриженные темные волосы. Лет тридцать — тридцать пять.
— Он спрашивал о чем-нибудь таком, что не интересовало первого… вы сказали: Ван Декер, да?
Ее взгляд снова на мгновение остановился на лице Лэнга.
— Да, да, спрашивал. Он интересовался, не осталось ли у моего мужа чего-нибудь еще, кроме компакт-диска, на который он записывал результаты своих исследований. Его он, по-видимому, взял с собой, когда уехал в Брюгге. В общем, любые другие рабочие записи. И спрашивал так уверенно… можно было подумать, что ему что-то такое известно.
— А действительно — ваш муж вел какие-нибудь еще записи?
Женщина медленно покачала головой.
— После Беньямина остались только книги и одежда. Он совершенно не интересовался вещами. — Она вновь вскинула глаза на Лэнга. — Хотя ваш фонд щедро платил ему.
— У вашего мужа были в Брюгге какие-нибудь друзья или просто знакомые?
Она опять покачала головой. Нетрудно было понять, что допросы не на шутку утомили ее.
— Никого. Он отправился туда, так как считал, что вы назначили ему там встречу. Я так и сказала полиции.
Не было ли в ее словах затаенного обвинения?
— Как ему передали это приглашение?
Она промолчала, безучастно глядя перед собой.
Лэнг наклонился вперед.
— Вы сказали, что ваш муж думал, что должен встретиться со мною. Как он получил эту информацию? Ему кто-то звонил по телефону?
Она в третий раз покачала головой.
— Я… Я не знаю. Он просто сказал, что должен встретиться с вами в Брюгге. И через два дня…
Лэнг долго не мог сообразить, как бы потактичнее сформулировать просьбу, которая, увы, казалась ему необходимой.
— Может быть, вы позволите мне осмотреть его вещи? Вдруг там окажется что-нибудь такое…
Она поднялась.
— Полицейские осматривали и гардеробную, и комнату, которую он использовал как рабочий кабинет. Они ничего там не нашли. Его одежду я уже собрала, чтобы отдать, но, если вам нужно, смотрите, пожалуйста. А я пока что приготовлю чай.
Одежда была разложена аккуратными стопочками — костюмы, сорочки, ботинки… Ее было на удивление мало, особенно если учесть, сколько платили Ядишу. Карманы пиджаков и брюк были вывернуты — несомненно, в ходе полицейского обыска.
Уже через несколько секунд Лэнг выпрямился.
— Ничего, — сообщил он Луи.
В комнату вошла Мэри с маленьким подносом.
— Чай?
Лэнг взял чашку — исключительно из вежливости. Настой имел слабый фруктовый аромат. С чашкой в руке Рейлли направился вслед за хозяйкой в маленькую комнатушку, где еле-еле помещались крошечный письменный стол деревянный стул с прямой спинкой. На столе теснились друг к дружке ноутбук, телефон, лампа и ящик, похожий на старомодный радиоприемник. Одна стена, футов восьми длиной, была сплошь заставлена книжными полками.
Лэнг с первого взгляда узнал радиоприемник «Филико» американского производства, с большими ручками регуляторов громкости и настройки, со шкалой, испещренной множеством цифр. Точно такой же он видел еще в детстве, когда был в гостях у какого-то престарелого родственника.
— Беньямин любил чинить их, — сказала Мэри, остановившаяся в дверях. — Он очень увлекался старой радиоаппаратурой. Даже сам делал радиолампы.
Лэнг перевернул аппарат и взглянул на большие лампы и множество проводов.
— Сам делал лампы? Но ведь ваш муж был химиком.
Она пожала плечами.
— Он любил возиться со старинной электроникой. В гардеробной лежит разобранная «Виктрола»; не хотите взглянуть?
