Огромная полость была выше человека раз в двадцать. Потолок терялся в темноте более глубокой, чем ночная. А возвышавшееся над ними высеченное изваяние огромного паука было покрыто кованным золотом и освещалось сотнями факелов. По меньшей мере пятьдесят человек преклонивших колени у его основания разом повернулись к Гедеру, их ладони покоились на плечах. Гедер застыл, во рту пересохло. Ни один король в мире не смог бы похвастаться более грандиозным представлением.

— Богиня, — вымолвил Басрахип, голос его эхом отразился в пространстве, наполняя его. — Владычица истины и извечная повелительница мира. Осенены мы ее благодатью.

Гедер едва заметил, как ладонь великана легла ему на плечо, прижимая его вниз мягко, но неуклонно. Когда он преклонил колени, это показалось самым естественным.

После этого он получил новые апартаменты в стенах храма. Он уже видел множество дверей и окон, когда в первый раз побывал тут, зайдя не дальше единственной комнаты или, самое большее, двух. Кельи жрецов цеплялись за склон горы. Оруженосец принес Гедеру таз для мытья, его книги и походный столик, зажег факел. Он лежал в темноте, подобно ночной, закутанный в тонкое шерстяное одеяло, а сон все не шел к нему. Он был слишком возбужден, чтобы спать. Единственным разочарованием было то, что в храме не было библиотеки.

На четвертое утро Басрахип пришел вновь, и началась их беседа, не прерывавшаяся с тех пор ни разу.

— Никак не пойму, зачем вам прятаться.

— В самом деле? — спросил Басрахип.

Они шли по узкой, вымощенной кирпичом дорожке, ведущей прямо к храму.

— Добрый Раб, — сказал Гедер. — Это нечто, что есть у вас у всех. Если бы вы были в миру, то могли бы точно сказать, когда купец начинает завираться о своих издержках. Или, когда ваши люди теряют веру. А жизнь при дворе. Господи, что бы вы могли там сделать.

— И вот почему мы и прячемся здесь, — сказал Басрахип. — Всякий раз, когда мы вмешивались в мирские дела, то пожинали плоды этого. Сталь и огонь. Те, кого не коснулась богиня живут ложные жизни. Для них услышать глас наш, означает смерть того, кем они были. Враги ее многочисленны и беспощадны.

Гедер поддел ногой камешек, который покатился вниз, обгоняя их. Солнце давило на плечи и лицо.

— Но вы вернетесь, — сказал Гедер. — Вы сказали, что ждете часа, чтобы вернуться.

— Вернемся, — подтвердил первосвященник. Они подошли к краю колодца, обложенного камнем отверстия в земле, с веревкой, привязанной к вкопанному рядом с ним шесту. — Когда о нас забудут.

— В этом столетии можете выбирать любое время, — сказал Гедер, но верховный жрец продолжал, будто и не слыша.

— Когда залечатся раны старой войны, и мы без страха сможем выйти в мир, Она даст нам знак. Она отделит чистых от нечистых и положит конец лжи.

Басрахип присел на корточки, взяв в руки веревку, и начал ее вытягивать, перебирая ладонями, пока не показался мокрый конец. Ведро когда-то бывшее медным, сейчас полностью состояло из ярь-медянки. Басрахип наклонил его к губам и пил, ручейки текли из уголков его рта. Гедер неловко переминался рядом. Первосвященник отставил ведро и вытер тыльной стороной ладони рот.

— Вы встревожены, господин?

— Я… Нисколько.

Широкая улыбка была ледяной. Взгляд темных глаз сверлил его.

— Услышь меня господин Паллиако. Услышь глас мой. Ты можешь мне верить.

— Я лишь… Можно и мне напиться отсюда?

Басрахип подал ему ведро. Гедер взял его в обе руки, медленно напился. Вода была холодной, с привкусом камня и металла. Он передал ведро обратно, Басрахип на мгновение задержал его над темнотой прежде, чем отпустить. Веревка заскользила вниз, ускоряясь. Всплеск был громче, чем Гедер ждал.

— Ты можешь мне верить, — повторил первосвященник.

— Я знаю, — сказал Гедер.

— Ты можешь мне рассказать. Ничего плохого из этого не выйдет.

— Рассказать что? Мне кажется, я вас не вполне понимаю.

— Да понял ты все, — сказал человек и двинулся назад к храму. Гедер старался не отставать. — Для чего ты пришел, разыскивая Синир Кушку? Что привлекло тебя сюда?

— Вы имеете в виду…

— На протяжении веков здесь побывали и другие. Случайно натыкались на нас. Ты искал целенаправленно. Что же привело тебя сюда?

Пара младших жрецов поравнялись с ними, направляясь к колодцу. Гедер хрустнул суставами и нахмурился. Он пытался припомнить, с чего все началось. Когда впервые он услышал легенду? Но, возможно, это не имело значения.

— Куда не плюнь, — сказал он, медленно цедя слова, — все кажется не тем, что есть. Я не знаю на самом деле, кто мои друзья. Я не знаю, кто отдал Ванаи в мои руки. Или, кто в Кэмниполе желал бы моей смерти. Все при дворе напоминает игру, а я единственный, кто не знаком с правилами.

— Ты не человек лжи.

— Нет. Да. Был им. Я лгал и искажал факты. Знаю, насколько это просто.

Басрахип остановился, прислонился к валуну. Широкое лицо было бесстрастным. Почти безмятежным. Гедер скрестил руки на груди, закипая от гнева.

— Я всегда был только фишкой в чьей-то игре. Всю свою жизнь меня макали мордой в дерьмо. Надо мной всегда потешались. Сожгли мою книгу. Алан Клин сжег мою книгу.

— Разве это привело тебя сюда?

— Да. Нет. Я имею в виду, когда я был ребенком, то частенько сочинял про себя разные сказки, похожие на древние истории. Где я беру командование в почти проигранной битве и побеждаю. Или спасаю королеву. Или спускаюсь в мир мертвых и возвращаю свою мать к жизни. И всякий раз, как я спускался с небес на землю, меня это разочаровывало. Знаете, как это бывает?

— Знаю, — ответил верховный жрец. — Вы пришли сюда не для написания эссе, господин Гедер. Вы пришли сюда, чтобы найти нас. Найти меня.

Гедер нахмурился, скривив губы.

— Да, — сказал он. Потому что хочу познать истину. Потому что осточертела неопределенность. А вся та ложь, вранье, интриги, что, кого ни возьми, плетут вокруг меня? Я хочу быть тем, кто сможет положить всему этому конец, и найти истину. И вот я услышал о конце всякого сомнения.

— И вы удовлетворились бы только знанием? И успокоились на этом?

— Да, — сказал Гедер.

Басрахип замолк, прислушиваясь. Жужжащая поблизости муха села на широкую голову великана напиться пота, и улетела прочь.

— Нет, — сказал Басрахип, поднимаясь на ноги. — Вовсе не этого вы хотите. Но вы все ближе, господин Гедер. Намного ближе.

— Я подслушал их разговор, — прошептал один из его слуг. — Они собираются перебить нас сонными.

Гедер сидел в темноте своей кельи. Шепот был достаточно тихим, чтобы не достичь его ушей. Если бы он оставался на койке, так бы и случилось. Вместо этого, он соскользнул с нее, и прокрался по темному полу на цыпочках. Он сел облокотившись о стену около дверного проема менее, чем в семи футах от своих слуг.

— Прекрати молоть чушь, — сказал его оруженосец. — Ты просто трусишь.

— А вот и нет, — снова отозвался первый голос, на этот раз более высокий и жесткий. — Как ты считаешь, хотели бы они, чтобы люди узнали их местоположение? Как ты думаешь, сидели бы они в этой богом забытой дыре, если бы нуждались в компании?

Третий голос что-то сказал, но он не разобрал слов.

— И хрен с ним, — сказал первый голос. — Как я слышал, он дотла сжег Ванаи просто потому, что был в состоянии это сделать, и смеялся, пока тот горел.

— Продолжай говорить о его светлости подобным тоном, и если кто и убьет тебя, то вовсе не эти песчаные обезьяны в рясах, — послышался голос его оруженосца. — Я скорее выйду на бой с сотней божков, чем стану ему поперек дороги.

Гедер поджал колени. Он думал, что обидится, но это чувство не приходило. Также, как и злость. Он поднялся на ноги и зашагал, больше не заботясь о скрытности. Он услышал, как примолкли за дверью слуги, но ему было наплевать на них. На то, что они думали, где были, и были ли вообще. Он нашел свою тунику, пару лосин, и натянул их в темноте, даже не пытаясь привести гардероб в порядок. Благопристойность была соблюдена, и этого довольно. Басрахип не возражал бы.