— Ты торопишь события, Билли. Пока мне не верится и в то, что мы с Шику будем когда-нибудь вместе. И вообще у меня сегодня был такой сложный день, что мне очень хочется отдохнуть. Давай поспим немного.

Селена заснула и дышала очень тихо и очень ровно, а Билли ловил ее дыхание и чувствовал себя сторожевым псом, который во что бы то ни стало убережет свою повелительницу.

Не спал и Шику. Он и ревновал Билли, и был ему благодарен. Завтра поутру он отпустит его, потому что Жулиу, который поначалу рвался в бой и кричал, что сделает все, чтобы засадить его за решетку, в конце концов, отказался писать заявление. А отказался он после того, как в участке появился сеньор Силвейра.

— Это была честная мужская драка, — тут же заявил Жулиу, выслушав Силвейру и покивав ему головой. — У меня нет никаких претензий.

— Это мой пасынок, — объяснил Силвейра Шику. — Я за него отвечаю. Молодой человек погорячился. Думаю, впредь он будет осмотрительнее.

При этих словах Силвейра так выразительно посмотрел на Жулиу, что тот невольно пробормотал:

— Обещаю. Честное слово, обещаю.

Когда они вышли из полицейского участка, Силвейра сказал:

— Раз уж я взял тебя в родственники, то прощу еще раз. Но в последний. В следующий будешь разбираться с Эзекиелом.

Жулиу прекрасно понял, что значит разбираться с Эзекиелом, это было равносильно смертному приговору, и он поспешил сказать:

— Я очень скоро поправлюсь и приступлю к работе.

— Этого мало, — ответил Силвейра. — Ты должен найти драгоценности.

Праздник, который готовил Тадеу, всех порадовал. Молодежь веселилась от души, подпевая любимым певцам, танцуя под любимые мелодии. Веселье длилось целую ночь, и всю ночь полицейские обшаривали маленькие летние домики на окраине Маримбы. Но безуспешно. Эзекиел будто сквозь землю провалился. Нигде не было и следа этого отъявленного бандита. Вокруг еще гремела музыка, а Шику с Азеведу сидели мрачные и угрюмые. Им было не до праздничного шоу.

И еще один дом не участвовал в общем веселье Маримбы, погрузившись в свои заботы и волнения, — дом доны Изабел. Все думали только о Ланс. Ланс сделали операцию. Она находилась в реанимации и была очень слаба. Во время операции сердце у нее остановилось, и наступила смерть. Но врачи сделали все, чтобы эту смерть можно было назвать клинической.

Врачи, и Ренату тоже, потому что не отходил от жены ни на секунду. Он сидел и у дверей операционной все три часа, пока шла операция. Вернули ее, конечно же, и Крис с Дукой, которые утром и вечером молились великому Будде и ждали с нетерпением, когда же мамочка приедет домой. Ренату умолял доктора Орланду пустить его к жене, и, наконец, когда врачи сняли Ланс с аппаратуры и убедились, что сердце ее работает нормально, его пустили. Болезнь сильно изменила Ланс. Но она была по-прежнему прекрасна — темные волосы разметались по подушке, темные глаза были особенно выразительны на бледном лице. А лицо словно бы осветилось каким-то совершенно новым выражением — в нем было и спокойствие, и отстраненность.

— Солнышко мое! — обрадованно заговорил Ренату, — как же я счастлив, что ты в порядке! Я знал, что все кончится хорошо, и ты не будешь нас огорчать.

— Но я ведь умерла, — произнесла Ланс очень тихо.

— Что за ерунда! Минутная остановка сердца не считается. Такое со всяким может случиться. Забудь! Ты опять с нами, и все у нас хорошо. Врачи сказали, что ты большая умница.

— Я была совсем в другом месте. Я уже была там, но вы меня позвали обратно — ты, Дука и Крис. Я видела, как вам грустно. — Голос Ланс тоже звучал очень грустно.

— Ты правильно сделала, что вернулась. Я бы без тебя совсем пропал.

Ренату прижал к губам ее руку, он смотрел на нее счастливым и преданным взглядом, а Ланс видела его в цветастых шортах на пляже — он размахивал руками и что-то рассказывал толпящейся вокруг него ребятне. Муж ее тоже был ребенком, который не вырастет никогда...

Вернувшись оттуда, откуда мало кто возвращается, Ланс смотрела вокруг себя умудренным взглядом и видела многое, чего не замечала раньше. Она стала совсем другой и не знала, как ей жить дальше. Она не была уверена, что хочет жить...

И когда на пороге ее палаты появилась дона Изабел, Ланс протянула к ней руки и глаза ее наполнились слезами.

— Мама! Мамочка! — позвала она ту, которая могла помочь ей родиться заново.

Сервулу ждал жену около машины. Он был бы рад повидать Ланс, но пока она была слишком слаба для визитов. Но если в это утро он не увидел падчерицы, то увидел сына. Шику сиял, словно начищенная монетка. Давно Сервулу не видел его таким.

— Селену выпустили! — догадался он, потому что только это могло так обрадовать Шику.

— Меня! — расплылся Шику в широкой улыбке. — Меня вызвали в суд, куда мы подали с Амандой документы, и сообщили, что суд развел нас. Теперь только осталось получить свидетельство.

Сервулу понял состояние сына. Он и сам давно не был так счастлив. Разве что когда женился на Изабел. Вот теперь и сын женится на достойной женщине, у него будет хорошая семья, дети.

— Поздравляю, сынок, поздравляю. — И Сервулу крепко обнял Шику.

Шику торопился к себе в. участок, чтобы обрадовать Селену.

Однако впереди им еще предстояло немало сложностей. Все обстоятельства были против его несчастной возлюбленной: ей принадлежало орудие убийства, на нем были отпечатки ее пальцев, а у нее на руке — следы пороха.

Показания Аманды тоже были не в ее пользу. Она утверждала, что Фрида позвонила ей и попросила дать расчет. Поскольку у нее уже была договоренность встретиться с Селеной на могиле отца, то из-за ограниченных возможностей в движении она попросила приехать туда же и Фриду. Аманда собиралась помириться с Селеной, Селена — продолжать ссору. Больше того, она приготовилась уничтожить свою соперницу и после первых же слов достала пистолет. Подоспевшая Фрида бросилась между ними. Прогремел выстрел, Фрида упала. От второго Аманду избавил подбежавший Адербал...

Все выглядело достаточно правдоподобно. Во всяком случае, прокурор на основании всех этих свидетельств мог вынести обвинительный приговор и надолго испортить Селене жизнь.

Хотя Шику готов был ждать ее сколько угодно. Он-то знал, что Селена невиновна. Но он боялся за ее жизнь. Особенно поле того, как Билли, покидая камеру, сказал ему шепотом:

— Еду Налду приносил Кабесон, и Налду в камере умер.

Точно так же, как Шику не мог поверить в злонамеренность Аманды, он не мог поверить и в злонамеренность толстяка Кабесона. Но червь сомнения и беспокойства поселился у него в сердце.

Селену он обрадовал. Да нет, «обрадовал» не то слово, он ее осчастливил.

— Больше я ничего не хочу от жизни, только быть с тобой, — сказала она ему.

— А я хочу прожить с тобой много лет и вырастить наших детей — трех мальчиков и двух девочек, — сказал Шику, приникая к трепещущим горячим губам любимой.

Идиллию прервал Азеведу.

— Срочно по следу! — проговорил он. — Рыбка заглотила наживку!

Рыбкой оказался Кабесон, который присутствовал при телефонном разговоре следователя с неизвестным информантом, который пообещал сообщить местонахождение Эзекиела. Азеведу назначил ему встречу в восемь часов у эстрады на площади. Вскоре Кабесон тоже отправился по какому-то вызову, а Азеведу и Шику поехали за ним.

— Он-то и приведет нас в самое логово, — довольно потирал руки Азеведу.

А Шику с горечью думал: Кабесон. Неужели Кабесон?

Кабесон, разумеется, успел раньше полицейских. Он сообщил Эзекиелу о звонке неизвестного, и они вдвоем принялись прикидывать, кто из охраны мог их предать.

— Теперь никому нельзя доверять, — ворчал Эзекиел. Одного своего охранника он послал за теми, что стояли сейчас на посту, а другого за теми, что отдыхали.

Он ждал своих посланников, но не дождался их.

Вместо шума шагов раздался окрик:

— Эзекиел! Ты окружен! Хочешь жить, руки вверх и выходи без оружия! Кабесон следом! Я знаю, что ты там!