- Ну, так познакомьте меня с ней поскорее! — попросил он.

Полковник все с той же довольной улыбкой повел его к загону, где стояла его лучшая кобыла по имени Дона Флора, она была жеребная и вот-вот должна была родить. Возле него хлопотала невысокая коренастая женщина в светлых джинсах.

- Дона Камила, - представил ее Эпоминондас. — Лучший ветеринар в нашей округе. А это ее дочь, ваша спасительница.

Шину увидел высокую стройную девушку в джинсах и ковбойской шляпе - прямой взгляд карих глаз, длинные волнистые каштановые волосы, по-мужски протянутая для знакомства рука. Она была хороша собой, эта его спасительница. Он взял протянутую ему руку и поцеловал ее. Жесткая, мозолистая, она спасла ему жизнь.

Девушка покраснела. Они стояли возле изгороди и разговаривали.

Селена Ферейра, так звали его спасительницу, жила с матерью на маленькой ферме Бураку-Фунду. Хозяйствовали они вдвоем с матерью, и не было в округе лучшей наездницы, а может, и наездника, чем Селена. Многие заглядывались на стройную амазонку, многие мечтали ее приручить. Мечтала и мать поскорее выдать дочь замуж. В их хозяйстве так не хватало мужских рук. Но Селена никого не удостаивала благосклонным взглядом. В последнее время полковник Эпоминондас, который купил у Камилы несколько коров, вел с ней многозначительные разговоры.

- Они у меня разжиреют, дона Камила, — говорил он. — У меня хорошие пастбища. И я был бы рад скрестить наши стада.

— Я тоже была бы рада, — отвечала дона Камила, — но та телочка, что у меня есть, она жутко упрямая. Вы ведь понимаете, о чем я говорю?

— Конечно, понимаю, дона Камила, — с усмешкой отвечал полковник. — Но огорчаться не стоит. Мы найдем для нее лучшего бычка. А кто лучше укротит телочку? Только хороший бычок.

Полковник Эпоминондас имел в виду своего сына Жоржинью, на которого Селена и смотреть не хотела. Зато посматривала на него ее мать — как-никак полковник был одним из самых богатых людей в округе, а они были бедны, все в долгах. Камиле приходилось палкой выгонять всех, кто зарился на ее землю, кто готов был купить ее, как только она не заплатит налоги. Пока она держалась, но держалась из последних сил.

Поглядывая на дочку, что заговорилась у изгороди с комиссаром, она поняла, на кого положила глаз ее Селена, и видать, уже давно. Недаром она его спасла. Дело-то ведь это непростое: нужно было вовремя оказаться на месте, значит, следила, что-то подозревала и поскакала вслед. Они в семье все скрытные. Она до сих пор так и не сказала дочке, кто ее отец. А ведь как та ее допрашивает. Но нет. Не хочет ей говорить Камила и не скажет. Дурные у нее воспоминания об этом человеке. Хоть виноват, наверное, больше другой. Он все задумал. Хитер был кик дьявол. Но и на него нашелся свой хитрец. Добралась до него пуля. И поделом. Он ее заслужил. Так считала Камила, но суждений своих не высказывала. Ее дело — сторона. Пусть комиссар это дело расследует.

А выбора дочери Камила не одобрила, хоть комиссар и был парнем хоть куда - косая сажень в плечах, красавец, умница, и смелости не занимать. Но у Камилы были свои основания оберегать дочь от этого знакомства, и она позвала ее:

— Помоги мне, дочка! Дона Флора рожает!

Селена попрощалась с Шику, но тот удержал ее за руку.

— Я подожду вас, — сказал он, — и мы все вместе отпразднуем день рождения.

Жеребеночек родился на диво крепеньким и стройным. Жоржинью, который побоялся присутствовать при родах и появился только тогда, когда все было кончено, теперь пожирал глазами Селену, присевшую на корточки возле малыша.

— Разреши мне назвать его! — скорее приказала она, чем попросила у Жоржинью.

— Конечно, называй, — обрадовался он. — И как же его будут звать?

— Шику, — сурово сказала она. И, тут же обратившись к жеребенку, ласково сказала, — Шикинью.

А потом они все сидели за простым деревенским столом, ели мясо, жаренное на углях, запивая густым красным вином, и веселились от души. Еще бы! Ведь это был двойной день рождения!

Шику вернулся домой довольно поздно, что с ним случалось очень редко, но не позднее Аманды. Ее еще не было дома. Он рассказал доне Илде историю своего спасения и как они отпраздновали его вместе со спасительницей и ее друзьями на ферме. Получился настоящий деревенский праздник.

Илда порадовалась за зятя. Он заслуживал веселых праздников, а они выпадали на его долю нечасто. Она не обольщалась насчет характера своей старшей дочери — характер у нее был трудный, неуживчивый. Ох, как с ней было нелегко! Вот и сегодня Аманда вернулась с работы довольно рано, но вместо того чтобы заняться домашними делами или приготовить что-нибудь повкуснее к приходу мужа или просто посидеть в саду, принялась выяснять, где Лижия.

Илда так радовалась за Лижию в последнее время — волосы беленькие, сама хорошенькая, на солнышке подпеклась и стала точь-в-точь как куколка. Они с Гуту по целым дням странствовали по побережью, он ей показывал заводи, они купались, грелись на больших камнях, болтали и чувствовали себя счастливыми. Что тут было плохого? Илда была спокойна за свою Лижию. Илда, но не Аманда. Один раз она углядела, как они целовались. И устроила такой скандал, что бедная девочка не знала, куда ей деваться от обиды и горя.

- Давай уедем от нее, мама! — просила она. — Я не хочу с ней жить! Я же имею право жить и быть счастливой!

- Конечно, моя радость, — отвечала мать, обнимая ее. – Живи и будь счастлива. Не обращай на сестру внимания. У нее сложный характер.

- Ах, вот как! - возмутилась Аманда. — Ты, значит, позволяешь своей дочери вытворять черт знает что? Имей в виду, Лижия, я запрещаю тебе встречаться с этим негодяем! Это наши враги, и если мать тебя не защищает, от беды огражу тебя я. Я не позволю, чтобы тебе причинили вред!

Она вышла и хлопнула дверью. Лижия расплакалась. Илде с трудом удалось утешить ее. А сегодня вышло еще хуже. Не найдя Лижии на пляже, Аманда отправилась ее разыскивать на машине и увидела: Гуту с Лижией мчались на мотоцикле по горной дороге. Аманда пустилась за ними. На повороте Гуту попытался разъехаться с ней, но неудачно — мотоцикл повалился на бок, прямо ему на ногу. Лижия, слава Богу, соскочила, с ней ничего не случилось. А вот Гуту не мог ходить, он повредил себе ногу.

Аманда, чувствуя свою вину, но, не желая в ней признаться, повезла обоих к доктору Орланду. Тот наложил Гуту жесткую повязку, приказал две недели не заниматься серфингом и отпустил. Аманда привезла Лижию домой, но на этом не успокоилась. Она отправилась к Изабел с тем, чтобы потребовать от нее запрета, — Гуту не должен встречаться с Лижией!

И вот старшей сестры до сих пор нет. Бедная Лижия сидит у себя в комнате, как птичка в клетке... Но вот Аманда вернулась. Судя по тому, как она была раздражена, она не нашла у Изабел ни взаимопонимания, ни сочувствия, ни поддержки. Илда тихонько про себя улыбнулась. Недаром они с Изабел были подругами. Они с ней никогда не потворствовали вражде. Дружба и любовь — вот что они хотели бы оставить в наследство своим детям.

Кто знает, как бы справлялась Изабел с выпавшими на ее долю испытаниями, если бы не Сервулу. Он постоянно был рядом с ней — ненавязчивый, незаметный и... незаменимый.

Вот и в этот вечер, после того, как в гостиной звучала яростная филиппика Аманды против ее сына Гуту и вообще против всей ее семьи и ей пришлось попросить незваную гостью покинуть ее дом, он подошел к ней и тихо сказал:

- Дона Изабел, а вы не хотели бы продолжить просмотр кассеты?

- Но разве?.. — недоуменно начала она, собираясь напомнить ему про запрет полиции.

- У меня дома есть маленький видеомагнитофон, — сообщил Сервулу с улыбкой, — мне подарил его сеньор Зе Паулу. Я принесу его вам в комнату, а кассета — вот она, — он протянул ей кассету.

— Спасибо тебе, Сервулу, — растроганно произнесла Изабел. — Эта пленка для меня просто спасение. Даже не знаю, как тебя благодарить. Пригласи, пожалуйста, ко мне Артурзинью, мы ведь должны досмотреть ее вместе.