— Хорошо, я подожду до завтра. А теперь скажи, ты нашел для меня подходящий дом?

— Да. У меня есть неплохая идея! Дом Зе Паулу, в котором была его мастерская! Он по-прежнему пустует. И если доне Изабел или ее детям предложить хорошие деньги, в которых они сейчас очень нуждаются, то они согласятся сдать его внаем.

- Что ж, идея и вправду неплохая, — согласился Силвейра. — А Фрида — это та медсестра, что делала укол Селене?

— Да. Ей вполне можно доверять, не беспокойтесь.

Илде очень не понравилась медсестра, которую Аманда выписала невесть откуда. Но спорить с дочерью, ставшей еще более капризной, чем прежде, было бесполезно. Илда вынужденно смирилась.

Как и было условлено с Эзекиелом, Аманда сказала матери, что сегодня ночью в палате будет дежурить Шику, а ему позвонила потом и велела не приезжать.

— У меня теперь есть надежная квалифицированная сиделка, так что ты можешь нормально отдохнуть этой ночью, — пропела она заботливым тоном.

Шику не стал возражать, и дорога для Силвейры, таким образом, была открыта.

Фрида предусмотрительно вышла из палаты, предоставив возможность шефу пообщаться с Амандой наедине.

А он, увидев бледную, осунувшуюся Аманду, долго не мог справиться с волнением и молча смотрел на нее проникновенным взглядом, полным каких-то непонятных Аманде чувств. Под этим его взглядом она даже смутилась.

— Проходите, пожалуйста, садитесь, — пробормотала она без всегдашнего своего напора.

— Спасибо, — наконец заговорил Силвейра. — Именно такой я вас и представлял, Аманда!

— Вы были другом моего отца?

— Нет. Я долгое время жил в Африке, где и скопил свое нынешнее состояние, которое теперь проматываю.

— Значит, это вы намерены купить драгоценности, которые мы ищем?

— Да, я их готов купить. А вы получите свою, довольно весомую, долю — ту, что полагалась вашему отцу.

— Все же странно!.. — рассеянно произнесла Аманда. — Ваш голос, ваша манера говорить напоминают мне моего отца... Хотя внешне вы на него не похожи...

— Я рад, что вызываю у вас приятные ассоциации, — сказал Силвейра. — Вы очень любили своего отца?

— Он был самым дорогим для меня человеком! Мне так его не хватает!

— Но как видите, он косвенно проявляет о вас заботу и после смерти.

— Да. Когда я выйду отсюда, то внимательно прочту все его записи. Возможно, там есть какая-то важная информация о кладе.

— Вы не спешите выходить из больницы, не долечившись. А что касается сокровищ, то основная их часть, вероятнее всего, спрятана где-то на Каменном пляже. Надеюсь, они скоро будут найдены.

Прощаясь, Силвейра с благоговением приложился к руке Аманды и пообещал, что в скором времени навестит ее снова.

Освободившись от власти Зе Паулу, Изабел стала меняться буквально на глазах. Она сменила прическу, обновила свой гардероб и выглядела теперь помолодевшей. Детей это поначалу радовало, а потом они вновь стали тревожиться о психическом здоровье матери. И причина такой тревоги заключалась в повышенном интересе Изабел к Сервулу. Пока он несколько месяцев фактически выполнял при ней роль заботливой сиделки, это воспринималось детьми как нечто естественное, само собой разумеющееся, но когда Изабел однажды попросила Сервулу надеть нарядный костюм и они вдвоем отправились в ресторан, дети устроили ей обструкцию.

Справедливости ради надо сказать, что Ланс сразу же встала на сторону матери. Она попыталась урезонить братьев и сестру, но те не вняли ее доводам.

— Ты наивна как дитя, это всем известно, — горячился Гуту, возражая Ланс. — Только тебе могло прийти в голову, что мама полюбила Сервулу — не как друга, а как мужчину!

— А почему его нельзя полюбить? — недоумевала Ланс. — Он добрый, заботливый, приятный внешне. К тому же он в маме души не чает. Вот у нее и спала, наконец, пелена с глаз...

— Да у нее просто очередная галлюцинация! — вставила свое слово Жуди. — Прежде маме повсюду виделся отец, а теперь она, возможно, видит его только в Сервулу. Мы должны срочно вызвать психиатра!

Последнюю фразу услышала вошедшая в столовую Изабел и тотчас же парировала:

— Что ж, давайте пригласим психиатра! Артурзинью расскажет ему о своих непростых отношениях с женщинами, которые почему-то всегда заканчиваются неизбежным разрывом...

— Мама, перестань! Ты ничего не поняла, — попытался остановить ее Артурзинью, но Изабел продолжила:

- А Жуди поведает доктору о своей страсти к нищему бывшему служащему, которого она сама прогнала, а теперь не знает, как вернуть обратно. Возможно, психиатр ей и посоветует, как это лучше всего сделать.

— Мама, не будь такой жестокой! — воскликнула Жуди, задетая за живое.

— Хорошо, дочка, — улыбнулась ей в ответ Изабел. — Я не буду приглашать психиатра для решения твоих любовных проблем. Надеюсь, ты сама с ними справишься. Так же, впрочем, как и я. Вы меня поняли? Я сама решу, как мне вести себя с Сервулу или с каким-либо другим мужчиной! Все! Прошу садиться за стол, а то кофе остывает.

Артурзинью был уязвлен намеком матери не меньше, чем Жуди, но промолчал, потому что с некоторых пор и сам подумывал, не обратиться ли ему со своими комплексами к психоаналитику. А то, что у него развился некий комплекс в отношениях с женщинами, Артурзинью понял после очередной неудачной попытки жениться. На сей раз — на Алисинье.

Отказавшись от мысли добиться любви Селены, Артурзинью вновь сблизился с Алисиньей, которая продолжала находиться в Маримбе, снимая номер в гостинице.

Теперь она уже не верила в то, что Артурзинью когда-нибудь на ней женится, но и расстаться с ним у нее недоставало сил.

И тут вдруг к ней приехал чопорный, нарядный Эпоминондас и торжественно заявил:

— От имени моего сына я прошу вас стать его женой!

Алисинья опешила. Вот чудеса! Не Эпоминондас ли настаивал еще совсем недавно, чтобы она покинула их дом и не позорила его седины? Но полковник принес Алисинье свои извинения и пояснил, что Жоржинью в буквальном смысле не может без нее жить: заболел, заперся у себя в комнате, потерял сон и аппетит и — самое ужасное — забросил работу в поле и на ферме.

Алисинье стало до слез жалко несчастного Жоржинью. Она заплакала. А когда Эпоминондас протянул ей подарок Жоржинью — кольцо с бриллиантом, то и вовсе разрыдалась.

Теперь уже Эпоминондас растерялся:

— Почему вы плачете? Я опять вас чем-то обидел? Простите меня.

— Нет, что вы! Я плачу, наверное, от счастья. Знаете, за мной ухаживали многие, но никто вот так серьезно, официально не предлагал мне выйти замуж...

— Так значит, вы согласны? — обрадовался полковник.

— Ой! Не знаю... Вы меня застали врасплох... — огорчила его своим ответом Алисинья. — Дело в том, что я снова помирилась с Артурзинью...

— Тогда простите меня, — с обидой произнес Эпоминондас. — Если бы я знал, что у вас уже есть другой, то не завел бы этого разговора. Но и вы!.. Зачем же вы тогда взяли кольцо?

— Да вы меня не поняли! — возразила Алисинья, еще крепче зажав в руке коробочку с кольцом. — Я просто должна сначала объявить Артурзинью о том, что... В общем, можно мне подумать до завтра? — совсем запутавшись в мотивах своего поведения, простодушно попросила она. — Я дам вам ответ завтра. И тогда же верну кольцо, если вдруг не решусь принять ваше предложение.

— Нет, вы уж, пожалуйста, соглашайтесь, а то я не знаю, что делать с моим сыном! — потребовал Эпоминондас. — Встретимся завтра!

Подивившись тому, как точно подошло ей по размеру кольцо, Алисинья так и этак повертела рукой, любуясь символическим подарком, и, не снимая кольца, отправилась к Артурзинью.

— Я решила дать тебе последний шанс, — честно призналась она ему. — Потому что если ты и теперь не решишься на мне жениться, то я, клянусь, выйду замуж за Жоржинью!

— За этого бугая?! — возмутился Артурзинью. — Да ты же пропадешь с ним! Он тебя запряжет, как лошадь, и заставит пахать землю!