Алисинья же, издали завидев автомобиль своего незабвенного Тутуки, демонстративно прижималась к Жоржинью, изо всех сил стараясь показать, насколько она сейчас счастлива.
Ей и в самом деле жилось здесь неплохо. Никогда еще Алисинья не чувствовала себя так легко и вольготно. На фазенде Эпоминондаса ее радовало и удивляло буквально все: «Курочки, коровки, телятки». А на Жоржинью она и вовсе смотрела как на некое чудо.
Надо же, такой огромный, красивый, добрый и — влюбился в нее без памяти! Жениться хочет на Алисинье! Только отец у него строгих нравов — не разрешает сыну спать в одной комнате с невестой. Но Алисинья не обижается на старика: пусть все будет так, как здесь заведено. Главное, что Жоржинью ее любит и всячески о ней заботится.
Алисинье, разумеется, было неведомо, какие разговоры велись в ее отсутствие между отцом и сыном. Эпоминондас твердил, что эта странная девица — не пара Жоржинью! Ничего не умеет делать по хозяйству и вообще — безнадежно развращена городской жизнью.
— Она просто позорит нас! — возмущался Эпоминондас. — Это ж надо было додуматься — загорать голой посреди пастбища! У наших пастухов чуть глаза на лоб не вылезли!
— Алисинья была не голой! — истово защищал свою невесту Жоржинью. — Только лифчик сняла, и все. Но сейчас так принято загорать. Это называется «топлесс».
— Господи! Где принято? У нас на фазенде? Ты совсем лишился ума с этой бесстыжей девицей? Имей в виду: если она еще хоть раз вздумает позагорать в таком виде, я выгоню из дома вас обоих! — пригрозил Эпоминондас.
Жоржинью, смущаясь и запинаясь, передал Алисинье требование отца, на что она изумленно пожала плечами:
— Я же загорала не среди людей, а среди коров! Неужели для них тоже имеет значение, в каком я купальнике?
— Дело не в коровах, а в пастухах. Ты не сердись, потерпи немного. Хотя бы до нашей свадьбы.
- Ладно, потерплю, — пообещала Алисинья. — Здесь загорать не стану. Теперь мы с тобой будем ездить на пляж. Вдвоем! Каждый день!
- Каждый день я не могу, — с нескрываемым сожалением произнес Жоржинью. — Надо работать в поле и на ферме…
- Да? Я про это совсем забыла. Ну, ничего, мы будем ездить на пляж по выходным!
- Какая же ты прелесть, Алисинья! — восторженно воскликнул Жоржинью. — Такая понятливая и покладистая! С тобой обо всем можно договориться.
С тех пор как Гуту спас едва не утонувшую Клару, его душа лишилась покоя. Он пребывал в смятении, которое скрывал ото всех, и прежде всего от Лижии.
Они по-прежнему встречались, гуляли вдвоем на пляже, но теперь эти свидания не доставляли радости им обоим. Гугу догадывался, что сердцем Лижии завладел Лукас, но заговорить с ней об этом не решался. Так продолжалось до тех пор, пока Лижия сама однажды не сказала:
— Знаешь, Клара влюблена в тебя! Ты ей представляешься настоящим героем! А она тебе тоже нравится? Признайся. Я не обижусь.
— А тебе нравится Лукас! — ушел от прямого ответа Гуту. — Ведь так?
— Да, — не стала отрицать Лижия. — Только я его почти совсем не знаю. Он выглядит таким хмурым, печальным. Мне кажется, в его жизни было много страданий...
— Вот этим он тебя и привлекает! — раздраженно заметил Гуту. — Правильно Артурзинью говорил: женщины любят мучеников! Жалеют их и мучаются вместе с ними!
— Ну что ты! Меня вовсе не заботят проблемы Лукаса. Я не хочу страдать! Поверь мне! — попыталась оправдаться Лижия, однако настроение Гуту уже было окончательно испорчено.
С того дня они стали встречаться все реже, но тоски друг по другу не испытывали, так как у каждого из них появилась новая влюбленность.
— Мама, наверное, я легкомысленная? — спросила как-то Лижия у Илды. — Поначалу мне казалось, что я люблю Гуту и это на всю жизнь. А теперь то же самое думаю о Лукасе.
— Не расстраивайся. В юности так часто бывает. Одно увлечение сменяется другим, пока не придет настоящая сильная любовь, — успокоила ее Илда.
— А как узнать, люблю я Лукаса по-настоящему или он мне просто нравится?
— Время покажет, дочка! Оно всегда все расставляет по своим местам. Кстати, если увидишь Лукаса, пригласи его к нам. Мне надо поговорить с ним по поручению доктора Орланду.
Вообще-то Орланду ничего ей не поручал, а просто попросил ее поговорить с Лукасом по-женски, по-матерински.
— Мне кажется, ты сможешь убедить его в том, что нам нужно помириться, — сказал он.
Но убедить Лукаса оказалось непросто. Едва услышав, о чем идет речь, он тотчас же отрубил:
— Оставьте эту затею, дона Илда! Вы не все знаете, отец нас бросил, сбежал, думал только о себе. Я не хочу о нем и слышать.
— Я вовсе не утверждаю, что твой отец прав, — возразила Илда. — Он ошибся, запутался, проявил слабость. Но подумай, не совершаешь ли ты сейчас ошибку, о которой будешь потом горько сожалеть? Твои заботы о сестре достойны всяческого уважения, но ваш отец может помочь ей и как врач. Вам нужно встретиться, всем троим, поговорить спокойно. Орланду приглашает вас к себе на обед.
Лукас задумался. Он уже несколько раз останавливал Клару, порывавшуюся пойти к Орланду и поблагодарить его за спасение. Может быть, зря? Пусть сходит и успокоится.
— Хорошо, мы придем, — сказал он, наконец. — Но при одном условии: Клара не должна знать, что это наш отец.
Илда согласилась на такое условие, считая, что и так немало сделала для сближения Орланду с его детьми. Начало положено, и это главное. Орланду же так разволновался, готовясь к приходу детей, что даже испугался за возможный исход этой встречи.
— Я боюсь сорваться, — признался он Илде. — Разрыдаюсь... Или вообще сбегу, как когда-то... Для меня это очень ответственный момент. Может, ты побудешь рядом со мной?
— Ну конечно, — ответила она. — Ты только успокойся. Все будет хорошо, вот увидишь!
Она оказалась права: обед прошел вполне успешно, если не считать того, что Лукас был излишне напряжен, а Орланду — чересчур эмоционален. Он едва избежал нервного срыва, когда Клара, проникновенно глядя ему в глаза, попыталась что-то объяснить жестами.
— Она говорит, что вас зовут так же, как нашего отца, и он тоже врач, — перевел Лукас. — Ее удивляет такое совпадение.
Орланду же почувствовал во взгляде дочери совсем другое: Клара узнала в нем своего отца!
Испуг и смятение, отпечатавшиеся в тот момент на лице Орланду, вовремя заметила Илда и поспешила ему на помощь.
— Попробуйте этот сок, я добавляю в него немного мяты, — обратилась она к Лукасу и Кларе, отвлекая их внимание.
— Да-да, спасибо, — верно оценил ее старания Лукас, понимая, что она уводит разговор из опасной зоны.
В дальнейшем они к этой теме больше не возвращались.
Когда же дети ушли, Илда поделилась с Орланду своими впечатлениями:
— Клара — такая красивая девушка, но взгляд у нее... не соответствует возрасту. Открытый, доверчивый... Как у ребенке!
— Да, это так, — с болью произнес Орланду. — Это результат психологического сбоя. Защитная реакция организма. После того кошмара, который Кларе пришлось увидеть, она словно бы перестала расти. Подсознательно ей захотелось навсегда остаться в безоблачном детстве, каким оно было до болезни ее матери.
— А что она увидела? Ты мне об этом не рассказывал.
— Я никому об этом не рассказывал. Потому что... Я совершил нечто ужасное, Илда!
— А ты откройся мне. Облегчи душу. Возможно, я смогу тебе чем-то помочь, — мягко промолвила она.
— Нет, мне уже ничем не поможешь, — обреченно махнул рукой Орланду. — Эти страдания, с которыми я живу много лет, невыносимы! Но даже ты не сможешь понять, и тем более — оправдать меня. Если я все расскажу, то рискую потерять тебя навсегда...
— Не бойся, я пойму!
Орланду посмотрел на нее с благодарностью и, залпом осушив бокал виски, начал свой непростой рассказ:
— Мы с Мартой поженились очень молодыми. Потом вместе учились, вместе работали. Я не просто любил ее — она стала частью меня. Она была чудной женщиной! Умная, великодушная, красивая, веселая... Такую редко встретишь... А как ее любили дети! И она их обожала... Словом, мы были очень счастливы. И вдруг... Марта заболела. Тяжело, безнадежно... Рак...
