— Куда ему бежать? Документы-то его у нас, — ответил милиционер.
— Если грозит тюрьма, такой человек не задержится из-за документов, — предположил Федор. — Короче, завтра в четыре часа утра я буду у вас.
— В четыре?!
— Да. И встретиться нам лучше не здесь, а в вашем пункте на рынке. Оттуда, как я понимаю, до Кунициной ближе.
Федор был серьезен, говорил о том, что предстоит, с безапелляционной уверенностью, словно о заранее продуманном плане. Когда он закончил, милиционер поднялся:
— Слушаюсь.
…На рассвете следующего дня Бердышева доставили в линейную милицию. Поняв, что распоряжается здесь человек не в милицейской форме, он заволновался. И когда Федор сел за стол напротив него, не выдержав, спросил:
— Я арестован, что ли?
— Пока задержаны. Вот протокол о вашем задержании.
Федор решил пока не говорить о санкции на арест.
— Так ведь меня отпустили.
— Да. Но вы не явились за документами. Сейчас речь пойдет о вашей попытке совершить квартирную кражу.
— Это еще доказать надо, — серьезно сказал Бердышев.
Взгляды их встретились: настороженный, со скрытой враждебностью — Бердышева и внимательный — Федора.
— Знаю, что надо доказать, — ответил Федор.
Он сознавал, в какое затруднительное положение ставил его этот арест. Кто он, Бердышев? Уже судим ранее за воровство. И новая попытка — не случайность, конечно. Оттого, что Бердышев не смог совершить кражу, он не стал в глазах Федора чище. Но как его обвинить, если юридические нормы на этот раз работают в его пользу? Ведь к одному свидетельскому показанию против Бердышева требуется хотя бы его самопризнание. Его нет. А времени на доказательство вины всего неделя…
«Узнай человека», — жил в памяти совет Ухова. Вспомнился и Славин с его убеждением: «Вы получитесь…»
В конце того же дня Федор с милиционером и Бердышевым поехали на Уктус. Небольшой домик Бердышевского зятя стоял на отшибе за поселком пивзавода в улочке, упиравшейся в насыпь челябинской линии вблизи железнодорожного моста.
Зять оказался дома. Он встретил Бердышева в сопровождении милиционера без особого удивления. Всех пригласил в дом.
Федор заговорил с зятем:
— Дом этот ваш?
— Купили семь лет назад.
Документы Зырянова Петра Никифоровича оказались в порядке. Все семь лет он работал на одном месте — в автомастерских.
— Жена на работе? — спросил Федор.
— Нет. С дочкой в баню ушла. Она только по утрам работает. Уборщица.
— А ее документы можно посмотреть?
— Должны быть… — Зырянов порылся в стареньком комоде, достал паспорт жены.
Зырянова Екатерина Ивановна была на шесть лет моложе брата. Но Федор обратил внимание на другую запись: местом рождения Зыряновой называлась деревня Мостовая Колчеданского района Челябинской области. Тут было что-то не то…
Федор вернул паспорт.
Первое, что сделал по возвращении в отдел, это посмотрел паспорт Бердышева. Подозрение оправдалось: брат и сестра, судя по документам, родились не только в разных деревнях, но и в разных районах. Почему такое расхождение?
— Проверять нужно их документы, — докладывал Федор вечером Ухову. — Не чисто там… Запросы хочу сделать.
— Это правильно, но учти, что времени у тебя мало: в срок не уложишься, выпустишь Бердышева. И еще: коли собрался запрашивать, поинтересуйся характеристикой Бердышева из колонии, в которой он отбывал срок.
Не откладывая, Федор отправил телеграфный запрос в колонию, а еще через полчаса договорился по телефону с шадринским оперативным пунктом о проверке паспортных данных Бердышева. Уже к вечеру оттуда позвонили и сообщили, что в деревне Затечье семья Бердышевых ни до революции, ни после не проживала.
Бердышев врал. Но как могли появиться эти данные в паспорте? Федор не спешил с допросом Бердышева, но перевел его в следственную тюрьму НКВД, предъявив ему санкцию на арест.
— Санкция так санкция — все одно бумажка. Зря таскаете меня, — выразил свое отношение к решению прокурора Бердышев.
А колония молчала. И Федор снова пошел к Ухову.
— Иван Алексеевич, колония, в которой отбывал наказание Бердышев, находится на территории нашей области. Разрешите мне съездить туда. — И выложил еще один козырь в пользу командировки: — Кроме того, деревня Мостовая, указанная местом рождения Зыряновой, всего в двадцати километрах от колонии. Так что и ее проверю.
Ухов доложил просьбу Григорьева Славину. Тот ответил сразу:
— Пусть едет. Парень проявляет самостоятельность. Это в любом случае хорошо.
…Характеристика Бердышева в колонии была самая отрицательная: постоянно уклонялся от работы, был груб, особо отмечалась его склонность к побегу. Установить подлинное место его рождения тоже не удалось, так как данные о его рождении были вписаны в справку об освобождении на основании приговора. А судился Бердышев в Петропавловске…
Оставалась деревня Мостовая. В конной легкой пролетке Федор добрался к полудню до сельсовета Мостовой. Но и там его ждало разочарование: семьи Бердышевых не знали и здесь.
— Я тут с двадцать девятого года, — говорил ему молодой председатель сельского Совета, — коллективизацию проводил в этих местах. О Бердышевых не слыхал и в окраинных деревнях.
— А если поговорить со старожилами? — не сдавался Федор. — Бердышевы могли жить здесь раньше, до революции, положим. У меня и фотография его есть. Вот…
— Не видел такого, — ответил председатель, внимательно вглядываясь в фотографию. Заметив, что Федор помрачнел, приободрил: — А старожилов обязательно спросим.
После обеда председатель повел его к Захару Пологову.
— Из активистов самого первого Совета он. Сейчас уже не работает, ревматизм его замучил, да и года вышли. Если что и делает, так больше по дому, а то с внучатами возится.
У дома Пологова их встретил бойкий мальчуган.
— Дед дома? — спросил его председатель.
— Хворает. Поясница отнялась, лежит.
Захар встретил гостей с извинением, с трудом сел на постели, всунул ноги в теплых носках в валенки.
— По делу к тебе, дядя Захар, — после приветствия приступил председатель. — Вот товарищ из Свердловска человеком одним интересуется.
— А фамилия какая? — спросил Захар.
— Бердышев.
— Бердышев… — Захар упер бороду в грудь, замолчал на-долго. Покачал головой, только потом сказал: — Нет, не припомню такой фамилии.
Председатель взглянул на Федора. Тот вытащил фотографию Бердышева, протянул Захару:
— У нас вот еще что есть. Может, по ней узнаете?
Захар взял фотографию, огляделся беспокойно, остановил взгляд на мальчугане, который встретил гостей.
— Васька! Подай-ка мне очки, в горке они где-то…
Приложив очки к глазам, Захар долго всматривался в фотографию, а потом удивленно сказал:
— Слышь, ребята, а ить я видел где-то этого мужика. Ей-богу, видел! А вот где?.. — Казалось, он спрашивал не только себя, но и гостей. Потом вздохнул: — Не вспомнить.
Он отдал фотографию. Теперь ее снова надолго взял председатель. Удивлялся:
— Вроде я народ наш тоже знаю…
— Ребята! — вдруг встрепенулся Захар. — А ежели вам такую штуку испробовать?.. Тут у нас старуха есть шибко вострая. Ты должен знать ее, — обратился Захар к председателю. — Парасковья-костоправка. Она, почитай, всех деревенских за жизнь перещупала. То кости правит, то бабам ослобониться помогает, то ворожит… А память у нее нисколь не замутилась. Она скажет, и кого где крестили, и кого отпевали, и про родню, у кого на отшибе, тоже знает. Все помнит. Вам непременно к ней надо.
— Где ее найти? — спросил Федор.
— Я ее знаю, Федор Тихонович, — тронул за рукав Федора председатель. — Здесь не Москва, найдем.
Председатель повел поиск по-своему: по дороге к сельсовету выловил на улице с десяток ребятишек и послал их по деревне. Не прошло и получаса, как Парасковья-костоправка была обнаружена.
— И что у вас за дело срочное?, — удивлялась она, — Какая от меня польза может быть, от старухи?