Этот день для Федора выдался хлопотным. В отделе кадров никаких задержек не произошло, а вот с получением обмундирования пришлось побегать. Дома допоздна провозился с утюгом, отглаживая форму.

Утром явился в отдел за десять минут до положенного времени и удивился, что все сотрудники на работе, а по их виду и разложенным на столах бумагам понял, что они здесь уже давно.

Славин встретил его с прежней приветливостью.

— А с какого часа вы работаете? — спросил его Федор.

— С девяти.

— Я пришел раньше, а все уже на работе.

— Дело требует, — просто ответил Славин.

Славин полюбовался новенькой формой, окинув взглядом Федора с головы до ног, и сказал:

— Теперь пора и с нашими людьми вас познакомить… Садитесь пока.

Минуты через две-три в кабинет стали входить сотрудники. Федор, стараясь как-то скрыть это, внимательно присматривался к каждому. На первый взгляд они показались ему удивительно похожими друг на друга. Он не сразу понял, что похожесть эта шла оттого, что все они были такие, как и он, может быть, чуть постарше, в одинаковой форме и даже сложением своим мало отличались, разнясь только ростом да манерой держаться: кто-то был порывист, что чувствовалось даже в походке, кто-то степеннее и сдержаннее. И Федор невольно подумал, что и он вот такой же похожий.

Наконец Славин поднялся. Разговоры стихли.

— Я позвал вас, товарищи, чтобы представить нашего нового сотрудника — Федора Тихоновича Григорьева… Рекомендован нам политотделом дороги. После армии работал мастером цеха вагонного депо станции Свердловск-Сортировочный.

Славин сообщил, что Григорьев направляется в оперативный отдел станции Свердловск. Потом представил ему непосредственного его начальника Ивана Алексеевича Ухова и всех, кто находился в кабинете. И почти без паузы закончил:

— А теперь все свободны. Вас, Иван Алексеевич, и вас, Григорьев, прошу задержаться.

Когда кабинет освободился, Славин обратился к Ухову:

— Товарищ Григорьев человек у нас новый, Иван Алексеевич. Дайте ему возможность оглядеться… Да что я вам объясняю!

— Все ясно, Павел Иванович, — ответил Ухов.

— Договорились, — Славин поднялся из-за стола, протянул руку Федору. — Успехов вам.

Иван Алексеевич Ухов был постарше Славина. В отличие от начальника отдела он казался менее официальным, да и по характеру, видимо, тоже заметно отличался. Неторопливый в разговоре, несколько медлительный, лишенный подчеркнутой военной выправки, он как-то по-домашнему располагал к себе.

— Дел у нас невпроворот, конечно, — говорил он Федору, когда они пришли в его кабинет, приютившийся в углу старого вокзала, — это ты скоро поймешь. Я, например, и сказать не могу, кто из моих ребят и когда последний раз выходной пользовал. — Он часто останавливался в разговоре, словно размышлял вслух, говорил не всегда последовательно. — А вот самое главное, это уметь с людьми разбираться, — оживился вдруг. — Ведь тут такое положение… Скажем, произошла авария: государству нанесен ущерб. И вот ты должен разобраться. С чего ты начнешь? Предположим, установишь сначала причину, потом виновного будешь искать. Все вроде бы правильно. И найдешь, положим. Перед тобой окажется человек. Как ты будешь на него смотреть? По-разному ведь можно взглянуть. Очень легко рассуждать так: раз ты нанес государству вред, — значит, ты вредитель. А будешь ли ты прав?.. В нашем деле главное — увидеть человека, разглядеть: кто он? На первых порах легко заболеть подозрительностью: если разумом ее не контролировать, она может много напортить. И сразу повернул круто: — И вот тебе другой пример: на перегоне в составе загорелось сразу около десятка букс. Машинист заметил, остановился, график движения нарушил, а что ему делать? Стали разбираться, и причина сразу вылезла: во всех буксах песок оказался…

— Ну да?! — удивился Федор.

— Да, да, песок.

— Так это же гад какой-то напакостил!

— Правильно, — согласился Ухов и вдруг построжал: — Мало сказать гад, это — враг. Вот этого ты обязан найти.

— И нашли?

— Нет. — Ухов помолчал. — Разговаривали с осмотрщиком. Хороший мужик оказался. А насчет букс?.. Десять горстей песка в них можно за минуту бросить… И за пять минут до отправления поезда. Вот и получается, что тот гад где-то рядом ползал… и все еще ползает, может быть.

— Определенно, — твердо сказал Федор.

— Ну, это я так, для начала, — сказал Ухов. — И к тому еще, чтобы ты крепко запомнил: учись видеть людей. И правильно понимать их. В любой ситуации.

Иван Алексеевич проводил Федора в комнату оперуполномоченных Колмакова и Паклина.

— Принимайте товарища, — сказал им. — Оставляю на ваше попечение.

И ушел. Сослуживцы обменялись рукопожатиями.

— Алексей, — назвался Колмаков.

— Юра, — сказал совсем молоденький Паклин.

— В общем-то, я и не знаю, с чего мне начинать, ребята, — улыбнулся Федор.

— А ты смотри, чем мы занимаемся, — сказал Колмаков. — И спрашивай, если не поймешь.

— Вникай в обстановку, — добавил Паклин.

— Это как?

— По-разному. Вот посидишь на оперативках по утрам и поймешь, — не совсем ясно посоветовал он.

Федор промолчал.

Через неделю Федор уже знал, сколь широк круг забот его товарищей. Его не пугало это, а скорее удивляло. С Колмаковым и Паклиным он виделся редко, во всяком случае реже, чем рассчитывал. Чаще они отсутствовали по делам, появляясь на короткое время по утрам, реже — по вечерам. Но те короткие часы, когда они были вместе, не тратились впустую. В это время Федор больше всего узнавал о делах.

Время было самое мирное, а по дороге, оказывается, шли поезда и с военными грузами. Выглядели они тоже мирно. Но надо было не только контролировать их продвижение, а часто и сопровождать. При ответственных маршрутах приходилось обращать внимание и на готовность паровозов, не говоря уж о вагонном хозяйстве.

Сначала Федор удивлялся всему этому: ведь и в вагонном депо, где он работал, все заботы были направлены к тому же. Он даже сказал об этом однажды Колмакову.

— Как должно быть и как есть — это две разные вещи, — ответил ему Алексей. — Да и твой здоровый вагон может вдруг «заболеть». Так вот надо, чтобы он не заболел вдруг в пути…

Постепенно работа втягивала и Федора. Уже под осень, в один из вечеров, к ним в комнату заглянул Ухов. Федор и Паклин собирались домой.

— Вы еще здесь, — без удивления заметил Ухов. — Григорьев, зайди-ка ко мне на минутку…

И ушел.

— Подождешь? — спросил Федор Паклина.

— Давай.

А минут через пять Федор влетел в кабинет, размахивая бумажкой.

— Вот! Мне комнату дали в городке чекистов! Завтра с утра немного задержусь. Ухов велел быстрее оформить.

— Значит, вместе будем жить, — обрадовался Юра. — Я ведь там уже год.

Когда расстались, Федор, несмотря на позднее время, решил идти на Сортировку пешком. На душе у него было легко от ощущения какой-то новой уверенности в себе.

Он понял в тот вечер, что на новом месте стал своим.

У Федора не было пока определенного дела. Чаще он выполнял отдельные поручения, дважды побывал в командировках, одна из которых была связана с сопровождением специального поезда. Трижды в неделю по вечерам ходил на занятия в областное управление НКВД, где собирали таких же, как и он, молодых работников.

Он поселился в городке чекистов, питался в столовой, возвращался домой поздно, уходил на работу рано. И узнавал, узнавал, делал то, что Юра Паклин называл знакомством с обстановкой. Большой город жил своим рабочим порядком, вечерами приветливо вспыхивали огнями подъезды театров, ярче высвечивались рекламные щиты кино, оживали веселым гомоном улицы. Но теперь Федору было уже известно, что есть и другая жизнь, спрятанная в глухих переулках и старых окраинных кварталах, да еще «шанхаях», появившихся совсем недавно. Там селились те, кто не хотел работать, кто избрал своим уделом грабежи и разбой, прожигал жизнь в пьянстве, в драках и поножовщине. Город знал это, возмущался и требовал порядка.