— Что ты хочешь сказать? Что значит твоя больница? Эта больница принадлежит обществу, которому ты торжественно клялся служить всю свою жизнь. Так говорит штат, так говорит страна, так говорится в клятве, которую ты давал столь давно, что сам уже не помнишь. Твоя больница. Хм. Наверное, ты спятил».

Мэтью Свейн швырнул пустой стакан в камин, он с громким звоном разбился о решетку, осколки веером разлетелись по полу.

— Да, черт возьми, я спятил! — вслух сказал доктор, вышел из гостиной и направился к лестнице, ведущей на второй этаж.

И все это время его преследовал тихий голос.

«Вы конченный человек, доктор Свейн, — говорил он. — С вами все кончено. Смерть, венерические заболевания и организованная религия, в таком порядке, да? Только не заставляйте меня когда-нибудь еще слушать ваши разглагольствования. Сегодня вечером вы сознательно собираетесь служить смерти, а не защищать жизнь, как говорилось в вашей клятве».

— Тебе получше, Селена? — спросил доктор, входя в темную спальню.

— О, Док, — сказала она, глядя на него. — О, Док, я бы хотела умереть.

— Перестань сейчас же, — бодро сказал он. — Мы позаботимся обо всем, будешь как новенькая.

«И иди ты к черту, — сказал Свейн нашептывающему голосу, — я защищаю жизнь, эту жизнь, Селену Кросс, которая уже живет».

— Послушай, Селена, — сказал д-р Свейн. — Слушай меня внимательно, вот что мы будем делать.

Через час Констанс Маккензи проезжала мимо больницы Пейтон-Плейс с Майклом Росси на машине, которую он купил предыдущей весной. В большом окне из непрозрачного стекла горел свет, Констанс знала, что это операционная.

— Наверное, что-то случилось, — сказала она. — В операционной свет. Интересно, кто заболел?

— Это то, что я обожаю в Пейтон-Плейс, — сказал, улыбаясь, Майкл Росси. — У человека не может случиться несварение желудка без того, чтобы весь город не поинтересовался, кто, почему, где, когда и что он собирается с этим делать.

— Столичный хвастун, — сказала Констанс.

— Выставляюсь перед фермерской дочкой, — Майкл взял ее руку и поцеловал кончики пальцев.

Констанс откинулась на сиденье и удовлетворенно вздохнула. Завтра ей не надо открывать с утра магазин, Селена обещала сделать это за нее, Эллисон проводит уикенд с Кэти Элсворс, а Констанс на пути в город, что в восемнадцати милях от Пейтон-Плейс, где она собирается вдали от соседских глаз поужинать с любимым мужчиной.

— Почему счастливо вздыхаем?

— Мой марафон закончен, — сказала Констанс и прижалась щекой к его плечу.

— Сигарету?

— Пожалуйста.

Он прикурил одну за другой две сигареты и одну передал Констанс. В секундной вспышке зажигалки она увидела изгиб его брови и классический греческий нос. Его губы, сжимающие сигарету, были полные, но не чувственные, линии подбородка были четкие и приятные.

— В целом, — сказала она, — голова, вычеканенная на древнегреческой монете.

— Мне нравится, когда ты говоришь, как без памяти влюбленная леди, — сказал он.

— Так и есть, — призналась она.

С ним было так легко, как не было ни с одним мужчиной. Эта легкость пришла не сразу, но теперь она стала частью Констанс, и она уже почти забыла, что когда-то боялась Майкла, боялась до ужаса.

— О чем это? — спросил он. Майкл странным образом знал, когда она задумывалась о чем-то касающемся их обоих.

— Я думала, — сказала она, — о том, как ты впервые появился в моем доме. Это было два года назад, когда Эллисон первый раз пошла на танцы в среднюю школу.

Майкл рассмеялся и снова прижал ее пальцы к своим губам.

— А, это, — сказал он. — Послушай, забудь об этом. Начни думать о том, что ты захочешь съесть, когда мы приедем в ресторан. Сегодня пятница, значит, у них есть все сорта рыб. Ты всегда тратишь на выбор целую вечность, а мы уже почти приехали.

— Хорошо, — сказала Констанс, — я сконцентрируюсь на пикше, венерках и омарах, посмотрим, что из этого выйдет.

Она взяла его под руку и сразу вспомнила о другой, более поздней их встрече.

Должно быть, это произошло через три месяца после того, как он первый раз пришел к ней домой. Был август, и Эллисон отдыхала в летнем лагере на озере Виннипесоки. Констанс помнила, что это случилось в жаркий субботний вечер. Она просматривала книгу счетов «Трифти Корнер», и, хотя все окна были открыты, ветра совсем не чувствовалось. Когда прозвенел звонок, Констанс так испугалась, что выронила ручку, и на белой странице появилась ужасная клякса.

— Проклятье, — пробормотала она, затягивая потуже пояс на халате. — Черт бы их всех побрал.

Констанс открыла дверь, и Майкл Росси сказал:

— Привет, пойдем искупаемся.

За три недели, последовавшие за весенними танцами в средней школе, он приходил с приглашениями дюжину раз, и однажды за все это время она поужинала с ним. Констанс не могла объяснить почему, но с Майклом она ощущала дискомфорт. В общем, ей совсем не хотелось его видеть.

— Пощадите мои нервы! — зло сказала она. — Что вы имеете в виду, заявляясь сюда в полдвенадцатого вечера с этим безумным предложением!

— Если вы хотите задать мне трепку, — спокойно сказал он, — то, по крайней мере, пригласите войти. Что подумают ваши соседи?

— Одному Богу известно, что они уже думают, — в бешенстве отвечала Констанс. — Вы всегда вваливаетесь сюда без приглашения в любое время, когда вам это придет в голову.

— Всегда? — скептически переспросил Майкл. — Шесть раз за последние три месяца. В Пейтон-Плейс это называется «всегда»?

Констанс стало смешно.

— Нет, думаю нет, — признала она. — Просто вы напугали меня, я выронила ручку, и теперь у меня в книге счетов огромная клякса.

— Мы не можем допустить этого, — сказал он. — Клякс в книге счетов, я хочу сказать.

Констанс почувствовала, что начинает напрягаться, и Майкл, видимо, тоже это почувствовал, потому что быстро продолжил:

— Берите ваш купальный костюм и идем купаться.

— Вы сошли с ума. Во-первых, кроме Лугового пруда, здесь в округе негде купаться, а там всегда полно обнимающихся подростков.

— Небеса запрещают нам появляться там, куда ходят обнимающиеся подростки. У дома стоит машина, которую я думаю купить, а меньше чем в восьми милях отсюда есть озеро. Давайте испытаем мою будущую машину.

— Мистер Росси…

— Майк, — терпеливо поправил он.

— Майк, — сказала Констанс, — я не имею никаких намерений отправляться с вами куда-либо в этот час. У меня есть работа, которую я должна сделать, сейчас поздно, уже больше половины двенадцатого.

— Это скандально, — сказал он, прищелкнув языком и покачивая головой. — Послушайте, вы работали весь день, завтра воскресенье, следовательно, вы не должны рано вставать. Ваша дочь в летнем лагере, значит, вам не надо оставаться дома ради нее. Других извинений, кроме того, что вы меня ненавидите, у вас кет, а вы не скажете этого. Берите ваш купальник и пошли.

Странно не то, как он говорил, думала Констанс прижимаясь к плечу Майка два года спустя, а то, что она ему подчинилась.

— Хорошо, — сказала Констанс, раздраженная его упрямством. — Хорошо!

Она надела в спальне купальник, и только на секунду собственное отражение в зеркале заставило ее остановиться.

«Что я делаю?» — спросила она себя.

«То, что хочу сделать», — отвечала она отражению, для разнообразия. Констанс решительно завязала лямки купальника, скользнула в хлопчатобумажное платье, надела босоножки и сбежала в холл, где ее ждал Майкл Росси.

— Вы не закроете дверь? — спросил он, когда они вышли.

— Это еще одна вещь, которой вы должны научиться, живя в маленьком городке, — сказала Констанс. — Если вы будете закрывать дверь, люди начнут думать, что вам есть что скрывать.

— Ясно, — сказал он. — Я должен был догадаться. Наверное, по этой же причине местные жители не задергивают шторы, когда в доме включают свет. Как вам машина?

— Неплохо. Она, конечно, не новая, не так ли?