Естественно, тьма здесь стояла кромешная, но фонари на четырех небольших баркасах позволили нам увидеть целый лес каменных колонн. Нам не удалось ничего разглядеть на глубине, но Джамиля помнила по рассказам из детства, что вода здесь кишела слепой пресноводной рыбой. Все здесь было сплошь камень и вода — куда там Венеции! Все здесь было и мягче, и тверже, чем в обычной жизни, а приглушенные звуки обрастали эхом. Посреди суеты и волнения наступила минута необъяснимого и полного покоя.

— Колонны украдены из языческих храмов Анатолии и Греции, — прошептала мне Джамиля. — Ребенком я слышала историю, будто под какими-то двумя колоннами покоятся две головы Медузы, обреченные не видеть света целую вечность. Они здесь находятся почти тысячу лет. Вода здесь будет всегда, поэтому никак не узнать, правда ли это.

— По крайней мере, хоть выспятся, — прошептал я в ответ.

Мы сели в последний баркас, где нам едва хватило места среди всех баулов с реликвиями. Я развернул план водохранилищ и тоннелей, на составление которого мы с Джамилей потратили целый месяц.

— Надеюсь, мы не допустили ошибки, — прошептал я, — иначе окажемся в Болгарии.

Я поцеловал ее в губы и прижал к себе, на мгновение почувствовав себя королем, собирающимся объехать свои владения с королевой и всеми богатствами.

Люди Мурзуфла провезли нас между двух колонн, и наше путешествие началось.

Спустя много часов, проведенных в сырости почти до рассвета, тоже сырого, когда нас везли, тащили, а иногда и вели по щиколотку в воде через водохранилища, тоннели, акведук, другие тоннели и дворцовое водохранилище, мы присоединились к Мурзуфлу и Ионнису, как раз когда в фонарях догорало масло. Я заранее предвкушал, как полюбуюсь видом города с высоты акведука, но небо наверху и земля внизу были одинаково темны. Мы с Джамилей, хоть и наслаждались близостью друг друга, промокли насквозь и дрожали от холода. Мурзуфл незамедлительно пригласил нас присоединиться к нему и Грегору за столом. Дом, отведенный ему сразу после восстановления при дворе, стоял возле Влахерны, на краю той огромной части города, что выгорела во время атаки венецианцев.

А людям Мурзуфла, которым пришлось грести весь путь против течения, до отдыха было еще далеко. Наполнив фонари маслом, они наспех перекусили и исчезли в темноте. Им предстояло до рассвета вывезти реликвии за пределы Влахерны по каналу, прорытому сквозь холмы. Там, на деревенских просторах, они могли отдохнуть, прежде чем продолжить на следующий день путешествие на север, в леса, откуда проистекала вода. Дальний родственник Мурзуфла, проживавший в тех местах, согласился принять наш груз, даже не спрашивая, что там такое. Создалось впечатление, что он привык к нелегальным сделкам. По моему плану, мы с Мурзуфлом должны были выехать на рассвете из города через северные ворота и перехватить лодочников, после чего охранять реликвии весь путь, пока у нас на глазах не состоится передача благополучно доставленного груза родственнику Мурзуфла.

Бровастый поджидал нас с сухими накидками наготове. Одну он отдал мне, а вторую осторожно набросил на дрожащие плечи Джамили и, закутывая ее поплотнее, украдкой чмокнул в лоб. По-прежнему дрожа от холода и сырости, мы последовали за ним по широкой улице и, пройдя несколько сот шагов, остановились перед невероятно простым каменным домом: плоский фасад без украшений, такой же невыразительный, как обычная крепость. Фасад венчали два небольших куполообразных окошка довольно мрачного вида. В целом он производил гнетущее впечатление — казалось, внутри там будет еще тягостнее, чем в тюрьме, в которой Мурзуфл провел так много лет. Хозяин с улыбкой провел нас через большие деревянные двери, заранее открытые для гостей. Схватив у входа факел, он последовал за нами.

Но факел оказался ненужным, а мои опасения — напрасными. Здесь повсюду горел свет в ожидании возвращения хозяина. Это был дворец в миниатюре, почти такой же роскошный, как у Барциццы в Венеции, и он целиком принадлежал Мурзуфлу. Мы ступили в широкий просторный вестибюль, который вел в небольшой атриум. Весь дом был построен из светлого камня и украшен почти с церковной пышностью. Я даже обрадовался, что неяркий свет факелов не позволяет разглядеть все детали, наверняка такие же кричащие, как и сам хозяин дома.

Посредине атриума был устроен небольшой пруд под открытым небом. Осень выдалась сухая, поэтому пруд успел обмельчать. Направо шли двери в несколько небольших помещений, но сейчас они не были освещены. Налево после анфилады комнат с огромными двустворчатыми дверьми, открытыми настежь, начиналась крытая галерея, а за ней — сад с подстриженными деревьями. Он тоже был освещен — наверное, для того, чтобы похвастаться перед нами; отсюда казалось, что он простирается вдоль всего дома. Я даже расслышал, как оттуда доносится журчание фонтана.

Прямо напротив нас, по другую сторону пруда, открывалась дверь в ярко освещенную комнату.

— Входите, — сказал Мурзуфл.

Казалось, он не замечает, что мы с Джамилей потеряли дар речи при виде такой неожиданной роскоши: все стены были украшены картинами и мозаикой, и многие из них изображали пышных обнаженных красоток. Мурзуфл весело повел нас вокруг пруда в освещенную комнату на той стороне. Это было сердце его нового дома: большое помещение с мозаичными стенами, массивной резной мебелью и неким подобием огромного дивана у дальней стены. Видимо, эта комната служила ему и кабинетом, и спальней. В одном из углов я увидел целое собрание икон; Мурзуфл сразу направился туда и поцеловал один образ.

Но самым примечательным в этой комнате был все-таки Грегор. Он выхаживал у левой стены с большими открытыми окнами, глядящими на галерею. Когда мы появились, он чуть не подпрыгнул от волнения.

— Ну что? — воскликнул рыцарь, подбегая к нам с распростертыми руками, словно собирался отогнать разъяренного быка.

— Все прошло гладко, — ответил я и даже зевнул, чтобы продемонстрировать ему свое полное равнодушие к тому, что мы только что совершили.

Мурзуфл, однако, слегка поморщился.

— Была одна проблемка, но я все уладил, — сказал он поспешно, заметив тревогу на наших лицах.

Мурзуфл жестом пригласил нас присесть на подушки вокруг низкого столика в центре комнаты. Мы не шелохнулись. Он повторил приглашение.

— Нет оснований для паники. Прошу вас, будьте как дома.

Бровастый подождал, пока мы все трое расположимся вокруг стола, затем позвал слугу, чтобы тот разлил вино по глазированным керамическим чашам. Наконец, убедившись, что мы успокоились, он продолжил:

— Как вы знаете, по плану нам предстояло отправить святыни в лес. Сегодня мне донесли, что есть основания сомневаться в моем доверенном лице, хотя он и родственник. Поэтому я хочу вообще не отсылать реликвии из города. Собираюсь спрятать их без всяких хитростей — я велел своим людям оставить их во Влахернском водохранилище.

— Что? — огорчился Грегор.

Мурзуфл улыбнулся нам, как юное дарование, продемонстрировавшее свои таланты любящим родственникам.

— Лодки останутся в дворцовом водохранилище вместе с реликвиями. Хитро придумано? Никто туда никогда не спускается, разве только по делу, которого у них не будет, начнем с того. Я выставлю часового. Таким образом, мы сможем незамедлительно вернуть реликвии на место, как только будет выплачен долг. Думаю, этот план даже лучше, чем тот, первый.

— Мне не нравится, что святыни до сих пор в городе, — сказал Грегор.

— Если сможешь придумать, куда их надежно спрятать, то дай мне знать, — сказал Мурзуфл, характерно пожав плечами. — А так я смогу регулярно вам сообщать, что с ними все в порядке. — Он весело улыбнулся всем нам, а так как сидел рядом с Грегором, то хлопнул рыцаря по коленке. — Друг мой, мы ведь с тобой теперь настоящие союзники!

Грегор нахмурился.

— Одну реликвию до сих пор не удалось присоединить к остальным, — мрачно изрек он.

Мурзуфл закивал.

— Голову Иоанна Крестителя, как вы называете Предтечу. Я тоже об этом все время думал.