Я приблизился к краю здания. Впереди — городская стена, позади — оруженосцы, внизу — Бонифаций, а чуть дальше за его спиной — разрастающийся пожар. Бонифаций под охраной одного воина с факелом в руке все еще хотел вступить в переговоры. Он стремился использовать меня каким-то образом и желал выяснить мои способности.

— Глядите-ка! — прокричал я ему и вынул из-за пазухи красный бархатный мешочек, откуда извлек реликварий Крестителя. Он не мог его как следует рассмотреть, но факел отбрасывал достаточно света, и Бонифаций увидел, что вещь золотая, инкрустированная каменьями. Мне захотелось ему помочь и объяснить, что это такое и как у меня оказался реликварий. — Это причина чудесного спасения Грегора! — с важным видом завершил я свой рассказ. — Потеря святыни привела к тому, что Мурзуфл бежал! Хотели бы ее получить?

Сказал все это просто так, чтобы подразнить его, но он воспринял мои слова всерьез.

— Спускайся вниз, мы это обсудим, — предложил он и жестом велел оруженосцам отойти назад, хотя к этому времени они уже меня настигли.

Судя по крыше, длинное здание, которое я только что пересек, являлось одной стороной прямоугольного двора, который образовывал тупик с городской стеной. Две оставшиеся стороны принадлежали другим зданиям. Иначе говоря, двор был внутренней частью длинного городского квартала. Мой взгляд устремился вниз, на Бонифация.

— Твои ребята могут проследить, чтобы я не убежал. Встретимся на параллельной улице.

— Зачем? — теряя терпение, вскричал Бонифаций.

— Затем, что мне так хочется, — весело ответил я и помахал драгоценностью. — Сейчас перевес на моей стороне, не забыл? Встретимся там.

Я уже больше не торопился. Шаркал ногами, подпрыгивал, пританцовывал, ходил кругами, вел себя так, будто мне на все наплевать. Это было нелегко, так как огонь к этому времени полыхал не на шутку, и мне пришлось возвращаться мимо него, когда он уже охватил одну стену здания. Бонифацию даже пришлось сделать крюк, чтобы обойти пожар внизу. А воины уже образовали целую бригаду по тушению огня, который успел перекинуться на крышу и охватить мусор, разбросанный по черепицам.

Чтобы пройти по трем прилегающим крышам в противоположный угол, мне понадобилось столько же времени, как если бы я бежал милю. Бонифация, который следил за моим продвижением снизу, чуть удар не хватил. Почти весь путь мне пришлось совершить, держась у самого карниза, а оруженосцы были чересчур неповоротливы, чтобы подобраться поближе. Бонифаций все время что-то выкрикивал — то ли приказы, то ли вопросы, но мне не хотелось на них отвечать.

В конце концов мы оба оказались на одной стороне: я на крыше, а он внизу, на улице. Я весело помахал ему рукой, словно приятелю, которого только что заметил в толпе.

— Мне спуститься или хотите подняться сюда? Отсюда открывается прелестный вид на пожар с чудесными силуэтами воинов на темном фоне.

— Сбрось мне реликвию, — велел он.

— И тогда ваши друзья вынут свои ножички и заколют меня насмерть? Нет уж, увольте.

— Брось мне реликвию, а затем спускайся сам.

— И что тогда со мной будет?

— Тебе сохранят жизнь.

— У меня получается сохранять свою жизнь и без вашей помощи, благодарю покорно.

— Неужели ты не заметил, что загнан в угол? — с огорчением прокричал Бонифаций.

Я оказался у городской стены, глядя, как пожар всерьез охватывает дальнее здание и крышу, по которой я только что прошел. При свете пламени было видно каждую щербинку в стене, к которой я был прижат.

Вот уже второй раз за вечер Джамиля могла бы меня предостеречь, указав на причину всех моих бед: совершив один шаг, я не знал, что делать затем. Мой план на этом заканчивался: я отвлек Бонифация и увел его от ворот как можно дальше. В результате стоял на крыше, окруженный пламенем, с пустым реликварием и взбешенным маркизом внизу, настроенным на убийство.

Но нет, я понял, что легко смогу вскарабкаться по стене, на вершине которой маячила деревянная надстройка Мурзуфла. Через несколько секунд окажусь на самой высокой точке в городе, а от пожара меня будет отделять толстый слой камня.

Бонифаций понял ход моих мыслей.

Он рявкнул по-германски короткий приказ охранникам, которых собрал, пока преследовал меня. Четверо из них разделились на пары и переплели руки, чтобы подсадить остальных на крышу, где они могли бы присоединиться к оруженосцам. Если быть точным, то среди этих «остальных» был один охранник и сам Бонифаций.

— Очень польщен, — прокричал я сверху вниз, наблюдая за маркизом, — что вам нужна такая скромная персона, как я!

Я повернулся и начал карабкаться по стене. Камень был холодный, но почти сухой. Я сунул пальцы в две маленькие щелки, подтянулся, нащупывая пальцами одной ноги выступ или выбоину. После чего приподнял вторую ногу, чтобы поискать опору, но в этот момент шум за спиной возвестил о том, что Бонифаций взобрался на крышу. И тогда, все еще прижимаясь к стене, я рискнул оглянуться.

Бонифаций не стал терять время попусту, преследуя меня, а побежал прямо к полукруглому выступу стены. Только сейчас мне стало ясно, что это не что иное, как сторожевая башня, а внутри ее — лестница. Я карабкаюсь по стенам быстро, но человек, не обремененный ношей, поднимется быстрее. Увидев, что маркиз направился к башне, я сделал вдох, спрыгнул обратно на крышу и метнулся к открытой двери башни, опередив Бонифация на две секунды. Теперь осталось выяснить, кто быстрее бегает по лестницам.

Я нырнул в темноту, Бонифаций отставал от меня всего лишь на локоть. Ступени, ступени, ступени, и вот они уже больше не каменные, а деревянные: мы оказались в надстройке — шаткой, скользкой (наверное, о господи, от крови), заваленной оружием. Того и гляди навернешься. А это что такое? Кажется, чья-то рука. Я споткнулся, но не упал, услышал, что Бонифаций тоже в этом месте чуть не навернулся. Вот и еще один пролет, и следующий, и следующий. Теперь все строение начало раскачиваться. И как только оно выдержало, не рухнуло, когда в него набились рыцари в доспехах. А потом внезапно…

…Внезапно над головой оказались звезды и жирная луна, низко нависшая над западным горизонтом. Так высоко над землей мне еще бывать не приходилось за всю мою жизнь. Так высоко парил только Христос на куполе собора Святой Софии. Ветер хлестал в лицо. Я скорее вспомнил, чем увидел или почувствовал форму надстроенных парапетов: их соорудили выступающими над водой, чтобы сбрасывать сверху на корабли камни. Начал нащупывать в темноте ограждение, нашел его и, не выпуская из рук, сделал десяток длинных шагов над колышущимися внизу тенями. Потом остановился, так как идти дальше было некуда — тупик.

Бонифаций отстал в силу возраста (на двадцать лет меня старше) и грузности. Но деваться мне было некуда, и уже через минуту он оказался рядом.

— Отдай реликвию, — с трудом проговорил он, хватая ртом воздух, — и сдавайся сам.

— Взгляните, — сказал я, тоже едва переводя дух, и указал вниз на бухту.

Один корабль ярко освещали фонари, мерцавшие от носа до кормы, а палубу заполняли люди. Корабль огромный, его борта щетинились лопатками десятков алых весел, торчавших из уключин.

Галера дожа. Вся палуба занята воинами, за исключением центра под балдахином. Но мы были слишком высоко над ним, чтобы заглянуть под парусиновую крышу. Нам были видны только сапоги сидевшего там человека.

— Это сапоги Грегора, — пояснил я сочувственным тоном. — Он успел расквасить вашему Клаудио нос и в эту минуту рассказывает Дандоло о том, что вы задумали. Нет, ошибаюсь. Он уже обо всем рассказал, глядите сами. — Я указал на баркас, приближавшийся к галере. — Это Константин Филоксенит, ему выдалась тяжелая ночь из-за всех ваших политических интриг. Дандоло призвал его к себе на корабль, чтобы объяснить без экивоков, как следует действовать, несмотря на ваш подкуп. — Перехватив взгляд Бонифация, я добавил: — Вряд ли вы отпустите меня теперь, даже если отдам вам этот чудесный реликварий.

С этими словами я засунул инкрустированное каменьями золотое темечко обратно в красный мешочек и швырнул как можно дальше. Мешочек, описав грациозную дугу под крик Бонифация, мягко шмякнулся на балдахин.