Он внимательно посмотрел на нее. Ее лицо заливал румянец, от обилия эмоций. Она не станет слушаться. Если сказать ей что-то еще, это подвергнет ее еще большей опасности. Самой лучшей защитой ей служит неведение. Достаточно провести с ней хоть немного времени, чтобы убедиться в ее искренности. Феррис снова взял ее за руку и крепко сжал ее ладонь.

— Просто будь поосторожнее, любимая, — сказал он. — Вернусь, как только смогу.

Она поцеловала его в щеку.

— Ты всегда так говоришь. «Будь осторожнее, любимая». Но осторожным надо быть тебе, Роджер. Это ты общаешься с настоящими безумцами и убийцами, а не я.

— Может, ты и права, — тихо ответил Феррис.

— Хорошо, тогда, когда ты вернешься, у меня для тебя будет работа. Можешь готовить еду для беженцев, мальчишек и девчонок из Ирака. Как насчет этого?

— Превосходно. Может, мне обратиться, стать одним из «Братства Знающих»?

Она поехала к нему домой и помогла собраться в дорогу, ворча насчет грязных рубашек и белья, которые он не постирал. Внизу уже ждала посольская машина. Роджер отвез Алису домой и отправился в аэропорт. Во время долгого перелета в Вашингтон он все время думал о ней, о ее нереальной квартире в восточном стиле, словно из другого мира. А мир здешний, похоже, сжимал его все сильнее и сильнее.

Первое, что заметил Феррис, когда спустя тридцать шесть часов прибыл в штаб-квартиру ЦРУ, так это то, что его жетон не работает. Они уже отстранили его от дел, на электронном уровне. Его встретили два человека из управления ГИ. Они отвели его в комнату для переговоров, лишенную окон, в задней части старого здания. Там их уже ждал следователь из отдела главного инспектора и поверенный главного юрисконсульта ЦРУ, Роберт Кроудж, а также агент ФБР с каким-то славянским именем. Боже правый, подумал Феррис. Что я такого сделал? Представитель управления главного инспектора, плотная женщина с жестким лицом и коротким каре, в костюме в полоску, представилась как Майра Каллум. Она сказала, что ее отдел расследует уголовное дело, в котором он замешан. Агент ФБР также представился и сказал, что разговор записывается, а также зачитал Феррису его права. Это напугало Ферриса еще больше. Он спросил, может ли он наедине поговорить с молодым юристом из управления главного юрисконсульта, который присутствовал здесь, чтобы защищать интересы Управления, а может, и его самого. После короткого совещания они согласились на это и вышли в холл. По дороге к двери агент ФБР выключил кассетный диктофон.

— Ради бога, зачем все это? — спросил Феррис.

— Не имею права сказать, — ответил Кроудж. — Внимательно слушайте их вопросы и поймете.

Кроудж был молодым парнем. Он напомнил Феррису Джона Дина, юриста, участвовавшего в Уотергейтском деле. Лицо, лишенное малейших намеков на эмоции.

— Я обязан отвечать на их вопросы?

— Нет. Можете отказаться отвечать на любой из вопросов. Сошлитесь на Пятую поправку. Не то чтобы это будет выглядеть хорошо, но это уже ваши проблемы.

— Вы мой адвокат?

— Нет, я защищаю интересы Управления. Можете привлечь собственного адвоката. Но я бы рекомендовал сначала выслушать их вопросы. Если вы не пойдете на сотрудничество, они немедленно отправят вас в оплачиваемый отпуск, и вы на неопределенное время окажетесь в подвешенном состоянии. Дело строго засекречено, так что на поиски адвоката с соответствующим допуском у вас уйдет не один месяц.

— Меня трахнули!И я даже понятия не имею за что!

— Извини, приятель. Советую разговаривать только с леди из управления главного инспектора. Если их вопросы зайдут слишком далеко, в подробности операций, я по-любому их прерву. Но говорить с ними придется. По сути, у тебя нет выбора.

Феррис кивнул. Юрист высунулся наружу и позвал в кабинет тех, кто стоял за дверью.

Майра Каллум вошла в кабинет в еще более напряженном состоянии, чем была до этого. Фэбээровец снова включил диктофон, и они снова представились, чтобы это было отражено в записи. Феррис тоже представился. Они спросили его, отказывается ли он от своего права говорить только в присутствии адвоката, и Феррис ответил утвердительно. Похоже, им не понравилось, что он говорит тихо, и они попросили его повторить сказанное.

— Я собираюсь задать вам несколько вопросов о ваших действиях в прошлом, — начала Каллум. — В период с тысяча девятьсот девяносто девятого по двухтысячный год вы получили назначение в отделение ЦРУ в Демократической Республике Йемен в Санаа, так?

С технической точки зрения ответ на этот вопрос уже представлял собой секретную информацию. Феррис поглядел на юриста из управления главного юрисконсульта, и тот кивнул, давая ему разрешение отвечать.

— Да, это так, — ответил Феррис.

— Вы служили там в должности заместителя оперативного командующего отделением?

— Да, — ответил Феррис. — Сначала я был просто старшим офицером, но потом, спустя шесть месяцев, кто-то отправился домой, и меня назначили заместителем оперативного командующего.

— Находясь в этой должности, вы поддерживали регулярную связь со службами безопасности этой страны, Йемена, так? — спросила Каллум. Она говорила сухо и жестко, ее голос звучал словно откуда-то из-за ее спины, будто она была куклой в руках чревовещателя. Она сразу не понравилась Феррису, как не понравилось ему и то, что его допрашивают, как преступника.

— Очевидно, — напряженно ответил он, не в силах скрыть раздражение. — Естественно, я поддерживал связь со спецслужбами страны, где мы находились. Сотрудники Управления занимаются этим по всему миру. Оперативники, работающие на поле боя, а не те, кто отсиживается в штаб-квартире и мешает им делать свое дело.

Кроудж покачал головой. Зачем бесить этих людей?

— Ответа «да» или «нет» вполне достаточно, мистер Феррис, — сказала Каллум. — Приберегите свои паршивые замечания насчет Управления для будущих соседей по тюремной камере.

— Что это значит, черт подери?

Она проигнорировала его вопрос и продолжила.

— Итак, встречались ли вы семнадцатого февраля двухтысячного года с сотрудниками йеменской разведки, «Му-ха-ба-рат»? — спросила она. Последнее слово она произнесла по слогам, чтобы оно четко звучало в записи, на случай, если ее потом придется переводить в текст.

— Откуда я знаю? Я не вел дневник.

— Хорошо, я освежу вашу память, мистер Феррис. В феврале того года, семнадцатого, восемнадцатого и девятнадцатого числа, помогали ли вы сотрудникам «Му-ха-ба-рата» в допросе подозреваемого в связи с «Аль-Каедой» Са-ми-ра На-ки-ба, находившегося в их тюрьме?

Чтоб мне, прошептал Феррис. Догадка ударила ему по голове, словно молот. Это из-за Гретхен.Она донесла на него. Она не забыла его давний рассказ о допросе в Йемене. Он тогда рассказал ей, что пленный из «Аль-Каеды» умер у него на глазах. Она тогда сказала, чтобы он никогда не вздумал рассказывать об этом кому-то еще, поскольку с технической точки зрения это было нарушением закона. Феррис давно забыл об этом, но она помнила, на случай, если ей понадобится надавить на него. Вот и пришло ее время.

— Мистер Феррис, я жду вашего ответа, — гнусаво повторила Майра Каллум.

— Откуда вы получили информацию? — спросил он. — От «анонимного» осведомителя, так?

— Это не имеет отношения к делу. Отвечайте на вопрос. Встречались ли вы с сотрудниками йеменской разведки семнадцатого, восемнадцатого и девятнадцатого февраля двухтысячного года?

— Я отказываюсь отвечать.

— На каком основании?

— Это секретно.

— От имени Управления заявляю, что мисс Каллум, агент Саковиц и я имеем соответствующий допуск по секретности и можем выслушать эту информацию, — вмешался Кроудж.

— Извините. Я впервые вижу всех вас, так что хочу получить письменное разрешение от моего начальника, Эдварда Хофмана, главы ближневосточного отдела. И никак иначе.

Кроудж устало посмотрел на него. Каллум была в ярости. Агент ФБР выглядел скучающим.

— Продолжайте задавать вопросы, — сказал Кроудж. — Я свяжусь с четвертым этажом в течение минуты.