— Когда ты начнешь меня слушать?
Зоя остолбенела. Было что-то отвратительное в этом худом умном мужчине, прибегающем к насилию. До сих пор он всегда был для нее надежным тылом, якорем. Он верил, что Россия ведет мир к блистательному новому рассвету, и временами его мечты волновали, даже вдохновляли ее. Но сейчас он пытается напугать ее, потому что ревнует к людям, у которых больше стиля и вкуса, чем у него.
Она оторвала от себя его пальцы.
— Не будь грубияном, Андрюшка. — Она говорила спокойно и с прохладцей, она знала, как его это бесит. — Тебе это ни капельки не идет. Правда.
Охотничий праздник планировали несколько недель, и он обещал стать чем-то особенным. Все предусмотрели и за ценой не постояли. Граф Орлов выменял бриллиантовое колье на пол-ящика бордо из кремлевских погребов. Татьяна Аргунова, хорошенькая блондинка с розовыми щечками, отдала нить жемчуга за кило сухофруктов и капельку бренди. Все внесли свой вклад, но действовали осторожно, чтобы избежать нежелательного внимания. Тогда еще можно было раздобыть еду. Настоящий голод был впереди.
Туманной субботой, на рассвете, они погрузились в экипаж и покатили к северным склонам. Графиня Мария знала старый охотничий домик, который еще не обчистили, глубоко в лесу. Там они будут одни, скроются от назойливых взглядов. Они будут охотиться на кроликов и кабанов и без оглядки веселиться всю ночь напролет.
На Воробьевых горах еще лежал снег. Они позавтракали печеньем и бренди и углубились в лес. Трое мужчин шли впереди с винтовками, прокладывая путь. Остальные рассредоточились среди деревьев, чтобы гнать добычу на охотников. Говорили, что здесь водятся волки, что они подошли к городу в поисках пищи. Другие считали, что это просто одичавшие бездомные псы. Это придавало всему мероприятию привкус опасности — отличной от той, что они оставили позади.
Она толком и не смотрела на Юрия, пока он не стащил большую меховую шапку с головы и не улыбнулся ей. Его имя было ей знакомо. Он происходил из хорошей семьи, говорили — лучший теннисист в Москве. Вроде бы он изучал право и собирался пойти по стопам отца и стать ученым. Девушка с сигаретой, подруга графини Марии, описала его как «изысканного», словно произведение искусства.
Тем утром она поняла почему. Он остановил на ней взгляд серых глаз, и Зоя словно приросла к месту. У него были светлые волосы и бледное аристократическое лицо, он словно сошел с эпического полотна. Юрий скромно улыбнулся, как будто моля ее быть снисходительной к его недостаткам, как явным, так и скрытым.
— Я должен вам признаться, — сказал он, подойдя к Зое. — Только другим не говорите, но я на самом деле терпеть не могу охоту.
Он сказал, что наблюдает за нею всю дорогу от Москвы и надеется, она не против. Слова пронзали ее подобно огненным стрелам.
В тот момент все и началось — Зоя была сражена. Оглядываясь назад, она понимала, что это было не слишком умно. Подруга графини оказалась права. Юрий действительно был всего лишь произведением искусства: очаровательным, прекрасным, но хрупким. А хрупкость тогда была не в чести. Тогда все решала сила — сила, хитрость и умение оставаться незаметным. Но на Воробьевых горах все это казалось таким незначительным.
Они как-то отстали от компании — увлеклись разговором. Молодые люди вышли на опушку, перед ними расстилались снежные склоны, дыхание вырывалось из их ртов облачками пара. И она поняла, что счастлива, ощутила это физически, точно боль неожиданно отпустила. Юрий сделал ее счастливой. Даже позже ничем иным она не могла объяснить свою влюбленность. У нее было больше поводов полюбить Андрея или поэта Сандро Кусикова. Кусиков романтичен и отважен. Андрей умен и энергичен. Но в обществе Юрия она будто становилась цельной личностью, и снова все было возможно.
— Чему ты улыбаешься? — спросил он. А когда она отказалась отвечать, он слепил рыхлый снежок и погнался за ней вниз по склону.
Она бежала, задыхаясь от смеха. Юрий оказался чертовски меток. Снежки мазали совсем чуть-чуть, свистели у виска, заставляя ее пригибаться и уворачиваться. Некоторые угодили ей прямо в спину. Чуть оторвавшись от погони, она поспешно сгребала охапку снега и швыряла в него, хотя ни разу, кажется, не попала.
С визгом она влетела в лес. Остальные уже были там, на тропинке, и допивали остатки бренди. Граф Орлов подстрелил кролика, еще одного — его друг Сергей Раевский. Зоя выпрямилась, смахнула снег с пальто, пытаясь вновь вести себя с достоинством.
— Ты в порядке, Зойчик? — спросил Орлов, усмехаясь. — Мы уж решили, что тебя похитили.
— Так и было, — подтвердила она, пробираясь через подлесок. — Но я спаслась. Мне повезло остаться в живых.
В этот миг один из снежков Юрия угодил Орлову прямо в лоб. Битва продолжалась еще с полчаса. Орлов возглавлял один батальон, Юрий — другой. Когда Орлов наконец капитулировал, все отправились в старый охотничий домик и провели остаток дня, распевая песни, болтая и почти беспрестанно отчаянно подшучивая друг над другом. Сидя в кругу друзей Юрия, держа его за руку под пледом, Зоя смогла поверить, что это ее будущее, будущее, которое хранят узы любви, и что внешний мир — страх, подозрение, голод — скоро исчезнет, как дурной сон.
Когда дело дошло до вина, был провозглашен тост за «вечную дружбу». Его предложил Юрий.
Мать решительно воспротивилась браку. Зое было всего шестнадцать, достаточно, может быть, чтобы выйти замуж при дворе, еслипартия очень выгодная, но при подобных обстоятельствах для женитьбы она, конечно, слишком молода.
— Какие у него планы на будущее? Какие связи?
Они стояли на коленях, оттирая общую лестницу. Всем жильцам приходилось заниматься этим по очереди, но председательница домового комитета придиралась к ним, и теперь они мыли лестницу еще и за нее.
— Его отец читает лекции по праву, мама.
— По праву? Теперь кто сильный, тот и прав. Так что в этомхорошего?
Грязная вода текла по ступенькам. Руки матери кровоточили и шелушились, ногти напоминали иссохший бамбук. За последние месяцы от матери остались кожа да кости, она увяла и съежилась, словно от жестокой болезни. Блистательная, увешанная драгоценностями хозяйка дома, которую Зоя помнила с детства, теперь казалась не более чем сном.
— Мы должны найти тебе члена партии, — сказала она. — Кого-нибудь высокопоставленного. В этих кругах ты должна вращаться. А не среди твоих нищих поэтов и теннисистов. Ты хочешь, чтобы мы все умерли с голоду?
Партия забрала все. А теперь Зоя еще должна была выйти замуж за партию и, видимо, нарожать маленьких большевичков, которые будут презирать все, чем она когда-то дорожила, за что положили жизни ее отец и отчим.
Зоя была потрясена, что у матери не осталось сил даже на ненависть.
Прервав работу, мать оперлась на швабру. Зоя уже видела это раньше: мать ни с того ни с сего замирает, словно погружаясь в мечты. Затем реальность медленно обволакивает ее, и она приходит в себя. Зоя видела боль в ее глазах и знала, что та вспоминает прошлое.
Мать снова посмотрела на нее, шмыгнула носом, отбросила прядь седых волос со лба.
— Член партии, — подытожила она. — Ты выйдешь замуж за члена партии.
Разрешения им не требовалось. Больше не требовалось. Достаточно просто расписаться в регистрационной книге — и брак заключен. Однако Зоя хотела, чтобы они стали супругами в глазах Господа, не только государства, ибо такой брак безупречен вне зависимости от того, кто сегодня у власти. А это значило, что нужен священник и церковь.
Она осмелилась сказать матери, лишь когда все было сделано. Участие в религиозных церемониях считалось преступлением. Большинство церквей заколотили. Священники, избежавшие ареста, ушли в подполье, сбрили бороды и растворились среди безымянных народных масс. Другие превратились в agent provocateur,одной рукой благословляли, другой — строчили доносы в ЧК.