— Дженнифер Джейсон?..

— Ли. «Одинокая белая женщина»? «Долорес Клейборн»?

Эллиот нахмурился. Так вот чем парень занимался целыми днями, когда дела шли вяло, — смотрел триллеры в подсобке.

— Кажется, я знаю, о ком вы.

Портье ухмыльнулся, он явно был фанатом Дженнифер.

— Она играет всяких рехнувшихся теток. С тараканами в голове, понимаете? — Он поймал взгляд Эллиота. Улыбка медленно сползла с его лица. — Короче, так она выглядела, вроде того.

В номере он прошел к окну, не включая свет. Осмотрел улицу. Никакого «фольксвагена». Ему пришло в голову, что это как-то связано с Надей и ее дорогостоящим новым адвокатом: наблюдение за супругом, все включено. Нет, бред. Нет никакой гарантии, что оба раза он видел одну и ту же машину. Может, и разные. Девушка, похожая на Джейсон Ли, — подруга Корнелиуса или, не исключено, доктора Линдквиста. Он подождал, пока еще несколько машин проедут мимо, и задернул шторы.

Включив свет, Эллиот налил себе водки из мини-бара. Если накручивать себя, то недалеко и до паранойи. Он читал об этом. Быть настороже означает быть готовым к неприятностям, а среди неприятностей всегда таилась возможности измены. Когда он узнал о неверности Нади, то начал видеть обман и злой умысел в каждом ее поступке. Хуже того, он перебрал былое и истолковал все в свете этой самой измены; так что в конце концов их отношения стали казаться ничем иным как иллюзией. Мошенница и ее жертва, она — с тайным знанием, он — с головой в облаках.

Проблема в том, что сложно признать себя обычным параноиком, когда ничего толком не знаешь. Например, когда именно Надя решила уйти и забрать Терезу с собой. На этот вопрос он до сих пор не мог ответить.

Он сидел на кровати, постукивая зубами о край бокала, вдыхал алкогольные пары, в сотый раз прокручивая в голове свою жизнь в поисках правды, той минуты, когда они с Надей стали врагами, когда любовь непостижимым образом превратилась в ненависть.

Его арест никак с ней не связан. Он в этом совершенно уверен. Вопрос в другом: кто рассказал все «Ивнинг Стандард»?

Заголовок статьи он будет помнить до конца своих дней: «НАЛОГОВЫЙ ИНСПЕКТОР РАЗОБЛАЧАЕТ АФЕРУ С ИКОНАМИ». Пяти с половиной дюймов колонки под ним хватило, чтобы уничтожить Эллиота. Неважно, что обвинения были сняты за отсутствием доказательств или что неправильная оценка ввезенных из-за границы работ — обычное дело в антикварном бизнесе. Предположения, что он был связан с — русской мафией, что он намеренно ошибся при оценке дорогостоящих предметов искусства, чтобы обойти ограничения на экспорт, оказалось достаточно. Когда он вернулся к работе, клиентов уже и след простыл. Не получалось продать даже вещи, в происхождении которых не было ни малейших сомнений. Через несколько месяцев ему пришлось пустить все свои запасы с молотка, потерпев серьезные убытки.

Вот только налоговый инспектор не разговаривал с журналистами, пока шло расследование. И он был не такой уж большой шишкой, чтобы кто-то платил за утечку информации.

Зато Надя могла проговориться. В шоке от ареста он позвонил ей и рассказал все. Он рассчитывал, что его профессиональный кризис заслонит трудности в их отношениях, что они сомкнут ряды перед лицом внешней угрозы — как если бы доктор только что сообщил ему, что у него последняя стадия рака или что-то в этом роде. Часть его даже надеялась, что беда может снова свести их. Надя не верила своим ушам, была потрясена, чуть ли не в отчаянии. По его просьбе позвонила адвокату. А может, и в газеты позвонила, как раз успели бы вставить в утренний выпуск.

Книги, которые он брал из отдела «Помоги себе сам» в библиотеке, утверждали, что иррациональные страхи надо формулировать вслух, и по возможности противостоять им. Жить в состоянии неопределенности опасно. Это может привести к потери уверенности в себе, объясняли они, поскольку уверенность в себе неразрывно связана с уверенностью в других. Авторы рассматривали откровенность фактически как панацею, а секреты — как зачатки патологии, этакие психологические раковые клетки, которые размножаются и сбиваются во всепожирающие опухоли. А когда откровенности недостаточно, есть еще ингибиторы обратного захвата серотонина, а также антидепрессанты старого поколения. Книги поощряли его не пренебрегать и ими тоже.

Он прикончил водку и взял телефон. Корнелиус ответил не сразу. В трубке были слышны чьи-то голоса.

— Маркус. Как ты? Как дела?

Хозяйское радушие. Гости собрались на ужин.

— Неплохо. Даже хорошо. Послушай, Корнелиус, я просто хотел спросить, ты не…

— Секунду.

Он услышал, как Корнелиус рукой прикрывает микрофон и тихо продолжает:

— Прости, так о чем ты?

— Здесь была женщина, Корнелиус. В отеле. Она спрашивала меня. Это звучит глупо, но я подумал, вдруг ты… Ну, может быть, она имеет к тебе какое-то отношение?

— Женщина?

— Сегодня вечером.

Корнелиус явно понятия не имел, о чем он.

— Извини, — сказал Эллиот. — Неважно. Вероятно, ошибка какая-то. Забудь.

Молчание.

— Маркус? Все нормально?

— Да. Конечно. Я провел целый день в пустом старом доме, вот и все. Наверное, я просто слегка не в себе.

Он услышал шум двигателя за окном и отдернул шторы. Мимо проехал фургон.

—  Ja,ладно… Нашел что-нибудь интересное?

— Да. Кое-что, с чем я… я определенно хочу разобраться.

Очень важно говорить уверенно.

— О Зое? Что именно?

Хранительница славянской культуры и профессиональная прелюбодейка.Эллиот помедлил.

— Расскажу при встрече. А у тебя что нового?

— Все хорошо. Рынок, конечно, лихорадит.

— Рынок?

— Включи телевизор, если можешь. — Эллиот потянулся за пультом и направил его на экран. — Хотя перспективы открываются интересные. Поступило еще несколько запросов из России. Кажется, у них там показали какую-то передачу про выставку.

— Ты говоришь о частных покупателях?

— Или об их агентах. Таких, как твой приятель Лев Демичев.

Эллиот опустил пульт.

— Демичев? — Он надеялся, что никогда больше не услышит это имя. — Он мне не приятель, Корнелиус. И никогда им не был.

Корнелиус вздохнул.

— Да, да, Маркус, как скажешь. Бизнес есть бизнес, ага?

— Он сказал, что ему надо?

— Думаю, просто хотел разведать обстановку. У него на родине потенциальные покупатели в очередь выстроились.

Насколько Эллиот знал, Демичев в основном занимался совсем противоположным: вывозил из России предметы искусства и прочие ценности, которые затем всплывали в западных аукционных домах или продавались напрямую коллекционерам. Его ремесло связано с массой ограничений, канцелярщиной, проблемами с безопасностью и бюрократическими препонами. Потому-то Демичев и взимал громадные комиссионные.

— Имен он, полагаю, не упоминал, — произнес Эллиот.

— Ой, ну ты же знаешь Льва, он всегда говорит обиняками, когда дело касается клиентов. Кстати, спрашивал о тебе.

— Обо мне? Как он узнал, что я..?

— Ну, я, видимо, упомянул в разговоре. Надеюсь, ты не против. Твое имя будет стоять на каталоге, Маркус, так что, думаю, ты не смог бы сохранить это в тайне.

Корнелиус защищался, он явно был раздражен.

— Нет, конечно, ты прав. Ничего страшного.

— Кстати, он очень рад, что ты снова встал на ноги. Так и сказал. А еще сказал, что неплохо бы как-нибудь нам всем собраться. Как тебе?

Эллиот задумался. На несколько секунд в трубке повисла мертвая тишина.

Договорив, он включил телевизор. «Си-эн-эн» сообщила об обвальном падении NASDAQ. За несколько часов бум«доткомов» превратился в мыльный пузырь,и пузырь этот наконец лопнул. Герои выпуска новостей, мужчины в полосатых рубашках, сидели, обхватив головы руками или уставившись в мониторы, ошеломленные, не верящие своим глазам. Лысый мужчина за шестьдесят с ушами, как у эльфа, заметил, что, если рассматривать ситуацию в историческом аспекте, стоимость решительно всех ценных бумаг абсурдно завышена. Эксперты выстроились в очередь, чтобы заявить: они это предвидели.