Этого Сайласа я не знаю, так же, как и того, который был сегодня на баскетбольной площадке. Я боюсь этого Сайласа, дергающегося, как дервиш, совершенно не в такт музыке, Сайласа, которого подняли бы на смех, если бы не его свирепые движения, не безумный блеск его глаз. Возможно, они все зачарованы этим новым Сайласом. Возможно, они ждут, что он опять запустит в кого-нибудь мяч.

Я смотрю и смотрю, пока не понимаю, что больше не могу. Кое-кто уже обратил на меня внимание, и я знаю, что через несколько минут слух расползется по всему залу. Сайлас и Ноэль поссорились. Сайлас и Ноэль расстались. У Сайласа новая девушка — стройная блондинка на умопомрачительно высоких каблуках.

Я разворачиваюсь и, расталкивая толпу, выбегаю на улицу. Я спрашиваю себя: «Что, если шептуны, уже взявшиеся за работу за моей спиной, правы?»

Я согласен с тем, что чудовищный размах, который обрела эта история, — дело рук прессы. Или же во всем виновата общественность. А может быть, и сама школа. Искать виноватых можно до бесконечности, но несомненно одно: пресса действительно подлила масла в огонь.

Я сдал свою статью в четверг, 26 января, чтобы она появилась в Бостоне в пятницу в утреннем выпуске. Интуиция меня не подвела. Редакторы разместили ее на первой странице, сразу под сгибом. До этого моя статья лишь однажды появилась на первой странице, но это отношения к делу не имеет. Мне кажется, содержание кассеты мне удалось описать более или менее правильно, хотя, пока ты ее не посмотрел, представить все это просто невозможно. Разумеется, мне пришлось обойти наиболее пикантные подробности, чтобы она хорошо пошла с утренним кофе. В Авери мне удалось раздобыть экземпляр адресного справочника студентов, и я наугад позвонил по нескольким телефонам. Просто удивительно, с какой готовностью эти ребятишки общаются с прессой. Но самое интересное в студентах — это то, что они почти никогда не лгут. Они всегда преувеличивают, и тут надо держать ухо востро. Но они очень редко лгут. Во всяком случае, журналистам.

Тогда мне не удалось поговорить с кем-либо из непосредственных участников событий. Я не смог и близко подобраться к семье Квинни. Роб Лейхт тоже отказался от разговора со мной. Но у Джеймса спустя какое-то время нашлось очень много информации для прессы. Следует заметить, он пошел на этот контакт вопреки рекомендациям своего адвоката. И у меня состоялся абсолютно феноменальный — пусть и короткий — телефонный разговор с пострадавшей девочкой. Я раздобыл номер ее мобильного через одну из одноклассниц, позвонил ей и услышал несколько весьма необычных и довольно противоречивых заявлений. Насколько я знаю, я единственный из журналистов, кому удалось напрямую с ней связаться.

История не сходила с первой страницы «Глоуба» пять дней подряд. Позже мы продолжали довольно часто публиковать статьи, посвященные этой теме, вплоть до первой годовщины происшествия. И всякий раз, когда где-либо затрагивается эта тема, тут же начинаются ссылки на Авери. Этой теме также были посвящены многие передовицы, особенно часто речь шла о склонности подростков к риску, ответственности школ и злоупотреблении алкоголем. Огромный интерес вызвала отставка Бордвина, а также гражданский иск Джеймса Роублса.

Должен сказать, что не прошло и часа после того, как моя история появилась в сети (а это произошло еще до выхода утренних газет), как представители всех местных новостных каналов и всех вермонтских газет уже мчались в Авери. Еще до обеда там была вся тяжелая артиллерия американской журналистики — Си-эн-эн, Эн-би-си, Эй- би-си, Си-би-эс, ФОКС, «Нью-Йорктайме», «Вашингтон пост», да и все остальные тоже. Всем хотелось урвать хоть что-нибудь от этого скандала.

Си-эн-эн первыми заполучили копию кассеты, и хотя они мало что могли показать (лица и определенные части тел пришлось затемнить), зато много и напыщенно разглагольствовали об этичности показа данных отрывков, вызывая тошноту и отвращение характерным для крупных телевизионных станций самолюбованием. «Руководствуясь интересами наших телезрителей, мы покажем вам этот сюжет, хотя целый день спорили об этичности данного показа». Что за куча дерьма! Потом они сумным видом созвали всех экспертов по этике и миллион других экспертов, после чего принялись обсуждать все подряд: от алкоголя в школе до того, как понимают посягательство на половую неприкосновенность в Вермонте, и попыток школы замять преступление. С экранов телевизоров не сходили все эти Андерсоны Куперы и Брайаны Уильямсы, расположившиеся перед воротами школы в Авери. От внимания наблюдательных телезрителей не ускользнул и тот факт, что все они вырядились в куртки «Норт Фейс», пытаясь походить на студентов.

Я отвечал за эту тему в «Глоуб» от начала и до самого конца. Я получил за нее Пулитцеровскую премию. Можно долго рассуждать о том, насколько этично принимать награду, присужденную за омерзительную историю о злоупотреблении алкоголем и сексуальном насилии, но просмотрите истории, получившие какие-либо награды в течение последних десяти лет, и вы убедитесь, что почти все они повествуют о жадности и похоти, сексе или убийстве. Ты пытаешься убедить себя в том, что твоя газета, в отличие от таблоидов, подает информацию объективно и непредвзято, но правда заключается в том, что все мы таблоиды.

В Авери это было особенно наглядно. В конце концов, им пришлось запереть ворота школы, но первые пару дней, когда журналисты брали интервью у всех подряд, многие детишки начистоту выкладывали им все, что происходит в стенах школы. Кстати, ничего нового, то же, что и в государственных школах. Вы можете представить себя на месте мамы и папы, включающих какой-нибудь национальный канал и лицезреющих на экране свою Джули или своего Джошуа, подробно рассказывающих о пивном штыне или отсосах?

Я обосновался в мотеле «Горный ландшафт». Кстати, как потом оказалось, в этом же мотеле находился РобЛейхт с матерью, когда его арестовали. Такой налет журналистов Авери наверняка приходилось переживать впервые. Их там были сотни, и я не преувеличиваю. Репортеры, телекомментаторы, операторы, техники… И все они искали, где бы остановиться. Владелец мотеля позже признался, что эта первая неделя скандала стала лучшей для бизнеса за всю его жизнь. Только я, наверное, и успел снять комнату по нормальной цене. Жители начали сдавать комнаты в своих домах… Черт возьми, они сдавали целые дома, а сами переезжали к тетушке Салли или еще куда- то! Они гребли деньги лопатой. Одна телеведущая всего лишь на ночь сняла комнату без удобств и была так возмущена ценой, что потребовала, чтобы ей из Нью-Йорка прислали трейлер с туалетной комнатой и спальней.

Авери не справлялся с этим нашествием. Двое местных полицейских теперь только и делали, что занимались регулированием движения и наведением порядка в лагере прессы. Когда местные жители поняли, как подается в новостях школа и их город, они закрыли рты на замок и отвернулись от журналистов. Сайлас Квинни был местным парнем, и многие с симпатией относились к Анне и Оуэну Квинни. Гэри Квинни был дядей Сайласа. Ричард Соммерс и его жена Салли, сестра Оуэна, держали единственную закусочную в городе, «Квик Стоп», на заправочной станции. Они закрылись, и всем пришлось ездить за бутербродами и пиццей в соседний городишко. Ну и еда там была, скажу вам! Мы сидели на пицце, тако и скверной китайской кухне. Впрочем, у них был неплохой сыр. Отличный сыр.

На третий день журналистам запретили ступать на территорию Академии. Если вы просмотрите сделанные после этого видеозаписи, вы увидите, что действие отныне происходило перед зданием расположенного через дорогу суда, а Андерсоны Куперы и Брайаны Уильямсы переоделись в строгие костюмы и галстуки. Иногда из ворот выходил представитель школы (первое время это был исполняющий обязанности директора школы Джефф Коггесхолл, которого позже назначили постоянным директором), делал заявление и отказывался отвечать на вопросы. Они старались устроить так, чтобы школа пострадала как можно меньше. Им ведь необходимо было позаботиться о выпускниках этого года и об остальных студентах, а также о предстоящем наборе. Но поздно спохватились — вред уже был нанесен. В конце концов, они наняли фирму, занимающуюся связями с общественностью, и поручили ей контакт с прессой.