Но воспоминания жгли и тревожили. Он был не в силах простить всей этой несправедливости: увольнения тренера, отмены тренировочного плана. Рашид тогда учился в одиннадцатом классе и не успел проявить себя. Потеряв возможность играть, он уже никого не мог заинтересовать как игрок. Во время последовавшей за скандалом неразберихи Рашид съездил домой, в Северную Каролину, и поговорил с отцом, семейным врачом в Гринсборо. Для поступления в колледж или даже на медицинский факультет университета отец посоветовал ему изучать естественнонаучные предметы. Рашид учился хорошо, но выдающимся студентом не был, возможно, потому, что так много времени посвящал баскетболу. Когда он вернулся в Вермонт, ворота Академии Авери уже запирались на замок, а у него были совершенно иные жизненные планы.
Рашид перекинул через руку лямку рюкзака, вышел из общежития колледжа и зашагал вверх по холму, направляясь на первое после ленча занятие. Шекспир стоял в его расписании особняком, поскольку все остальное время он посвящал естественным наукам. Несмотря на долгие изнурительные часы, проводимые в лабораториях, они давались ему легко. На вершине холма он обернулся назад. Перед ним, как на ладони, раскинулся Бостон, город, в котором, как он надеялся, когда-нибудь найдется место и для него. Вряд ли он может рассчитывать на Гарвардскую медицинскую школу, но, возможно, ему окажутся по зубам медицинская школа Университета Тафте или Бостонский университет.
Почти все парни, с которыми Рашид познакомился в общежитии в первые недели занятий в колледже, были уверены, что он будет играть за Тафте в баскетбол. Их уверенность объяснялась его ростом и цветом кожи. С самого начала ему пришлось отказаться от множества приглашений поиграть в баскетбол. С тех пор как Рашид сюда приехал, он играл всего один раз. Он был в зале один, и ему захотелось потренироваться, побросать из-за трехочковой линии. Ему было приятно ощущать мяч в руках, но после тренировки он почувствовал себя опустошенным. Проснулась жалость к себе, о чем его предостерегал отец. «Получишь диплом врача, вот тогда и жалей себя. Но только день-два, не больше», — сказал ему отец. По расчетам отца, к тому времени Рашид успокоится и забудет о баскетболе.
Рашид пришел слишком рано. Он не стал входить в кирпичное здание факультета английского языка и литературы, а остался стоять снаружи, несмотря на то, что наступил ноябрь, а он был в одном джемпере. Дело в том, что его длинные ноги с трудом помещались под низкими столами, и к концу занятия Рашид с трудом разгибал колени. Борясь с этой проблемой, он входил в класс в самую последнюю минуту, что некоторые преподаватели расценивали как нежелание учиться или даже высокомерие, но он ничего не мог с этим поделать.
«Чертово письмо», — думал он, пиная носком ботинка каменную ступеньку.
Вся команда знала, что Академия Фэй — грозный соперник. Если бы им удалось обыграть Фэй, возможно, ближе к концу сезона они справились бы и с Вермонтской академией, что открывало им дорогу в финал турнира. У Авери давно уже не было такого устрашающего трио как Джей Дот, Роб и Сайлас. Рашид тоже быстро набирал очки и уже ценился почти так же высоко, как его лучший друг Ирвин. Джей Дот вывел их игру на новый уровень, и хотя этот парень Рашиду не нравился, он не сводил с него глаз, следя за каждым его движением. Он знал, что ему есть чему поучиться у Джей Дота, который обладал отменной реакцией и как ножом разрезал площадку, проходя к кольцу. Рашид еще никогда не видел такой пластики у белого парня.
Однако игра с Фэй с самого начала не заладилась. Они четыре раза потеряли мяч. Заметив их нервозность, тренер посоветовал им немного выпустить пар. В защите соперник играл безукоризненно, и близко не подпуская их к своему кольцу. Сайлас никак не мог попасть из-за трехочковой линии, и Рашид видел, что с каждым промахом он нервничает все больше. Один раз Роб поскользнулся и потерял мяч. Затем Ирвин сумел заблокировать две атаки Фэй подряд. Рашиду удался подбор, затем еще один, и он забросил два мяча, чисто, без касания кольца, после чего команда Авери впервые за всю игру вышла вперед, хотя и всего на одно очко. Болельщики на трибунах теряли самообладание. До конца второго периода оставалось три минуты. Рашид не сомневался: если команда Авери уйдет в раздевалку с преимуществом в четыре или пять очков, она победу из рук уже не выпустит. Почти всю первую половину матча они не могли найти свой ритм, свою игру, но когда у них это получалось, они неизменно выигрывали. Это случалось так часто, и в прошлом сезоне, и в этом, что у игроков уже успела выработаться такая модель и психологическая потребность: к большому перерыву Академия Двери должна опережать соперника.
После неудачного прохода игрока Фэй мяч оказался у Роба. До перерыва оставалось меньше минуты. Роб сделал передачу Сайласу, который тут же бросил из-за трехочковой. Чистое попадание. Трибуны Авери взревели. Секунд за двадцать до сирены мяч опять оказался у Сайласа, и он совершил еще один трехочковый бросок. Мяч взмыл в воздух, но потом как будто замер и упал вниз. Сайлас поперхнулся. С ним такое случалось крайне редко. Рашид заблокировал атаку Фэй и перехватил мяч. За считанные секунды до конца периода он услышал, что Сайлас требует мяч. Решив, что тот хочет успеть реабилитироваться, Рашид сделал передачу. Сайлас держал мяч слишком долго. Фанаты орали: «Бросай! Бросай!», но он вдруг повернулся спиной к щиту и запустил мяч на трибуну. Рашид не поверил собственным глазам.
Мяч врезался в лицо какой-то женщине. Команда, остолбенев, наблюдала, как травмированную болельщицу выводят из зала. Судья выгнал Сайласа с площадки и приказал ему удалиться в раздевалку. Рашид помнит, как он обернулся к Ирвину, и две пары глаз встретились в немом вопросе: «Что за чертовщина тут происходит?» Они оба знали, что Сайлас преднамеренно бросил мяч на трибуну. Ни один из них никогда не видел ничего подобного. Сирена возвестила об окончании второго периода, и они бросились в раздевалку, но Сайласа там не было. «Неужели Сайлас выбежал на улицу в одной майке и шортах?» — подумал Рашид.
Вторая половина матча без Сайласа и с командой, пребывающей в полном шоке, стала настоящим провалом. Хозяева площадки были подавлены, их игра полностью разладилась. Академия Фэй выиграла с огромным преимуществом.
Два дня спустя, в понедельник вечером, когда Рашид, пообедав, вернулся в общежитие, его окликнул сосед по комнате.
— Взгляни на это, — сказал Шон.
Рашид взглянул и увидел на экране его компьютера то, что он принял за порнофильм.
— Ты интересуешься этим дерьмом? — попытался поддеть он соседа.
— Посмотри внимательнее, — настаивал Шон. — Это же общежитие Авери.
Рашид подошел к Шону и пригляделся. На полу валялись кроссовки. Это вполне могло быть одной из комнат общежития Авери. Тот, кто выложил эти кадры на «Youtube», затемнил лица участников, но их действия не оставляли ни малейших сомнений. Рашид хотел отвернуться, как вдруг заметил на экране два лежащих на полу предмета одежды — зеленый свитер Сайласа и спортивную куртку Джей Дота с обрезанными чуть выше локтя рукавами. Рашид поднял голову и уставился в потолок. Он сразу понял, что с баскетболом покончено.
Он не мог остановить поток газетных статей, выливавших ушаты грязи на всю команду. Именно тогда ему очень хотелось выступить в свою защиту, крикнуть, что он ни в чем не виноват. Но отец рекомендовал ему быть сдержанным и осторожным. «Забудь об этом, — говорил он. — Молчи, иначе они исказят все, что ты скажешь». И Рашид смолчал даже тогда, когда выгнали тренера и отменили все игры до конца сезона. Даже когда писали об ответственности всей команды и о процветающем в ней беззаконии. Рашид не понимал, как людям может сходить с рук вся эта клевета, но репортеры писали и говорили все, что им вздумается, и делали это совершенно безнаказанно.
Рашид еще раз окинул взглядом Бостон и увидел своего профессора, поднимающегося по ведущей к корпусу дорожке. Он наклонил голову, защищаясь от ветра, всегда гуляющего по территории колледжа поздней осенью и зимой. Рашид скользнул в дверь и направился в класс. Иногда он вспоминал Джей Дота и Роба. Он ничего не знал об их судьбе, потому что связь между ними оборвалась. Поначалу Рашид обижался, что Ирвин не отвечает на его звонки. Рашид втиснулся за маленький деревянный стол. Под его фотографией в списке первокурсников значилось «Академия Авери». Его до сих пор спрашивали о скандале, причем не только студенты. Кое-кто из преподавателей отводил его в сторонку, пытаясь выудить достоверную информацию. «А ведь с рельсов сошел не я один», — размышлял Рашид, доставая из рюкзака книги. Как насчет Ирвина, и Джамайла, и Августа, и Перри? Всей его команде, включая подающих надежды девятиклассников, пришлось распрощаться с баскетболом. Эта история перечеркнула будущее как минимум четырех или пяти человек. Если бы даже команда сейчас возродилась, то Джейкоб как-там-его уже заканчивает школу. После такого перерыва ему не удастся привлечь внимание университетских селекционеров. Рашид не мог понять, в каких правилах записано, что школа, оказавшись в затруднительном положении, имеет право так поступить с командой и ее тренером и даже не принести извинений. Во всяком случае, перед Рашидом никто не извинялся.
