Ему было известно, через что пришлось пройти этой женщине. Сначала — ощущение того, что твой организм рушится, вызванное приемом симптоматических лекарств против ВИЧ. Кожные высыпания, язвы, высокая температура, быстрая утомляемость, тошнота, низкое кровяное давление, головные боли, частая рвота, неврастения, бессонница.

Он вновь поднял руку со шприцем.

— Это излечит вас.

— Дайте его мне.

В голосе Карин прозвучала жалобная мольба.

— А ведь то же самое могла сделать Зовастина, — проговорил Винченти, с жадностью наблюдая за тем, какую реакцию вызовет его ложь. — Ей известно об этом лекарстве.

— Я это знала. Она и ее микробы… Она годами была одержима ими.

— Мы с ней работали совместно. И, несмотря ни на что, она не предложила вам средство исцеления.

Больная горько покачала головой.

— Никогда. Она приходила лишь для того, чтобы полюбоваться тем, как я умираю.

— Она получила полный контроль над вами, и вы ничего не могли с этим поделать. Я понимаю, ваш разрыв, случившийся много лет назад, был болезненным. Ирина чувствовала себя обманутой. Когда же годы спустя вы вернулись, она увидела возможность отомстить. Она позволила бы вам умереть. Вам бы не хотелось поквитаться?

Винченти видел, что на какой-то момент в душе женщины забурлили чувства, но это длилось недолго. Он заранее знал, что ее сознание почти угасло.

— Я хочу только одного: дышать. Если цена за это такова, я готова ее платить.

— Вы станете первым человеком, который излечился от СПИДа…

— И расскажет об этом. Верно?

Винченти склонил голову.

— Совершенно верно. Мы с вами станем творцами истории.

Его слова, казалось, не произвели на женщину никакого впечатления.

— Если ваше лекарство — такое простое, почему кто-то не может украсть или просто скопировать его?

— Только мне известно, где можно найти единственно нужные археи. Их существует множество, но излечивает ВИЧ только один их вид.

Похожие на маслины глаза Карин сузились.

— Ясно, для чего это нужно мне. А вам?

— Для умирающей вы задаете слишком много вопросов.

— Но вы с готовностью на них отвечаете.

— Зовастина является препятствием на пути осуществления моих планов.

— Вылечите меня, и я помогу вам разрешить эту проблему.

Винченти сомневался, что женщина будет столь же сговорчива и в будущем, но, при всех прочих равных условиях, сохранить ей жизнь имело смысл. Бурлящую в ней ярость можно направить в нужное русло. Сначала ему казалось, что самым простым выходом является убийство Зовастиной, отчего он и предоставил флорентийцу карт-бланш. Но затем он передумал — и сдал своего наемника. Если бы Зовастину убили, это сделало бы ее мученицей. Наилучший способ расправиться с этой женщиной — опозорить ее. У нее много врагов, но все они запуганы. Возможно, ему удастся воодушевить их с помощью той несчастной, которая в эту минуту на него смотрит.

Ни Венецианская лига, ни сам Винченти не стремились покорить мир. Войны обходятся дорого, и прежде всего — за счет истощения финансовых средств и национальных ресурсов воюющих сторон. Лига представляла себе светозарное будущее совсем иначе, нежели Зовастина. Лично Винченти мечтал получать миллиардные прибыли и приобрести славу человека, победившего ВИЧ. Луи Пастер, Лайнус Полинг, Джонас Салк, и вот теперь — Энрико Винченти. Неплохая компания!

Он ввел содержимое шприца в трубку капельницы.

— Сколько времени это займет? — В голосе женщины теплилась надежда, ее усталое лицо словно ожило.

— Через несколько часов вам уже будет гораздо лучше.

Малоун уселся перед компьютером и открыл поисковую систему «Гугл». С ее помощью он отыскал сайты, имеющие отношение к древнегреческому языку, и, перепробовав несколько из них, наткнулся на тот, который предлагал переводы. Он ввел шесть букв — ΚΛΙΜΑΞ — и был удивлен результатом и звучанием слова.

— По-гречески звучит как «климакс», по-английски это означает «лестница», — сказал он.

Затем он нашел еще один сайт, который предлагал конверсию, ввел те же самые буквы с экранной клавиатуры и получил тот же результат.

Стефани все еще держала свечу, обернутую золотой фольгой.

— Птолемей приложил немало усилий, чтобы это слово дошло до нас, — проговорил Торвальдсен. — Оно должно нести очень важный смысл.

— А что мы получим, если расшифруем его смысл? — фыркнул Малоун. — Что в нем может заключаться важного?

— Важное заключается в том, — прозвучал новый голос, — что Зовастина намеревается уничтожить миллионы невинных людей.

Они обернулись. В дверном проеме стоял Микнер.

— Я только что оставил Виктора на берегу лагуны. Он был потрясен тем, что я все о нем знаю.

— Еще бы, — буркнул Торвальдсен.

— Зовастина улетела? — спросил Малоун.

Микнер утвердительно кивнул.

— Я проверил. Ее самолет оторвался от взлетной полосы примерно час назад.

— Каким образом и когда Кассиопея узнала про Виктора? — спросил Малоун и тут же догадался сам. Он повернулся к Торвальдсену: — Телефонный звонок. Ты говорил с Кассиопеей по телефону, когда мы с ней находились на Торчелло, и тогда же рассказал ей о Викторе, правильно?

Датчанин кивнул.

— Кассиопея должна была знать об этом. Нам повезло, что она не убила его там, на острове. Но конечно, тогда я не знал и десятой части того, что знаю сейчас.

— Начальство называет это «импровизируй по ходу дела», — хмыкнул Малоун, покосившись на Дэвиса.

— Принимаю упрек, — проговорил тот, — но ведь сработало!

— И три человека мертвы.

Дэвис промолчал.

— А если бы Зовастина не решила взять заложников, чтобы беспрепятственно добраться до аэропорта? — не отступал Малоун.

— К счастью, случилось иначе.

— Вы, на мой взгляд, чересчур беспечны. — Малоун разозлился не на шутку. — Если Виктор работает на вас, почему вы не знаете наверняка, жив Эли Ланд или нет?

— До вчерашнего дня этот факт не имел для нас значения. У Зовастиной был учитель, мы просто не знали, кто именно. Похоже, им был Эли Ланд. Когда мы узнали об этом, нам понадобилось вступить в контакт с Виктором.

— Виктор сказал, что Эли Ланд был жив, но, возможно, сейчас это уже не так, — сообщил Микнер.

— Кассиопея не знает, с чем ей придется столкнуться, — сказал Малоун. — Она в этой чертовой Федерации будет как слепая.

— Она сама все это затеяла, — проговорила Стефани, — возможно надеясь на то, что Эли все еще жив.

Малоун не хотел слышать это. По разным причинам, в которых он не хотел признаться даже самому себе.

— Коттон, — заговорил Торвальдсен, — ты хотел знать, почему все это так важно. Так вот, даже если оставить за скобками возможность биологической войны, остается то самое снадобье, о котором говорится в манускрипте. А что, если это некое универсальное природное лекарство? Так думали древние. Так думал Александр. Так думали историки, писавшие те самые манускрипты. Может, в этом что-то есть? Не знаю почему, но Зовастина хочет заполучить это снадобье. Его хотел заполучить Эли. Его хочет заполучить Кассиопея.

Эта тирада не поборола скептицизм Малоуна.

— Мы ни хрена о нем не знаем, — сказал он.

Стефани помахала в воздухе свечой, которую по-прежнему держала в руках.

— Мы знаем, что загадка Птолемея — не шутка и имеет под собой реальную основу.

Тут она была права. Малоуна самого разбирало любопытство и желание докопаться до сути. Именно из-за этого проклятого любопытства он вечно ввязывался в разные безумные авантюры.

— Однако нам известно, что Наоми погибла, — упрямо повторил он.

Он смотрел на скайтейл. Лестница. Что это — указание на какое-то определенное место? Если так, то оно было понятно только современникам Птолемея. Он знал: Александр Македонский требовал, чтобы его империя была самым тщательным образом картографирована. В то время искусство картографии находилось на детсадовском уровне. Малоуну приходилось видеть репродукции древних карт. Он решил посмотреть, что имеется по этому поводу в Сети. Двадцать минут поиска в Интернете не принесли результатов. Ничто не указывало на то, что может означать это ΚΛΙΜΑΞ — «климакс» или «лестница».