Винченти хохотнул.

— Я туда не заглядывал.

— Эта баба — сумасшедшая.

Вот потому-то Винченти и изменил свои планы относительно флорентийца. Совет десяти принял коллективное решение, в соответствии с которым необходимо было всесторонне изучить вопрос относительно возможного устранения Зовастиной. Для того чтобы провести предварительную рекогносцировку, и был нанят флорентиец. Винченти же решил использовать флорентийца по полной программе, поскольку для осуществления его личных планов было необходимо, чтобы Ирины Зовастиной не стало. Поэтому он втайне от всех предложил флорентийцу огромный гонорар в том случае, если тому удастся ее убить.

А затем его осенила гораздо более плодотворная идея.

Если он сообщит Зовастиной о готовящемся покушении, это развеет ее подозрительность в отношении Лиги, а он таким образом выиграет время, чтобы придумать кое-что получше — план, который он вынашивал на протяжении нескольких последних недель. План более эффективный и менее затратный.

— Она снова посетила загородный дом, — сообщил О'Коннер. — Буквально только что. Выскользнула из дворца и поехала туда на машине. Одна. Ее приезд зафиксировали три установленные вокруг дома камеры скрытого наблюдения. Она пробыла там полчаса.

— Что нам известно о состоянии ее любовницы?

— Пока держится. Мы подслушали их разговор из соседнего дома с помощью параболического микрофона. Странная парочка. Любовь, ненависть… У них там все перемешалось.

Винченти казалось любопытным, что женщина, правящая железной рукой, подвластна подобной слабости. Несколько лет она жила в браке с мужчиной, занимавшим должность среднего уровня в министерстве иностранных дел бывшего Казахстана. Разумеется, для нее этот брак был необходим лишь для того, чтобы замаскировать свою нетрадиционную сексуальную ориентацию. Но при этом в донесениях, которые ложились на стол Винченти, говорилось, что отношения между мужем и женой вполне дружеские. Муж погиб неожиданно, в автомобильной катастрофе, случившейся семнадцать лет назад, сразу после того, как Зовастина стала президентом Казахстана, и за пару лет до того, как она создала Федерацию. Карин Вальде появилась несколькими годами позже и надолго стала единственной личной привязанностью Зовастиной. Впрочем, связь эта закончилась скверно. Тем не менее год назад, когда Карин вернулась, Зовастина окружила ее заботой и обеспечила с помощью Винченти всеми лекарствами, необходимыми для лечения СПИДа.

— Стоит ли нам приступить к действиям? — спросил он.

О'Коннер кивнул.

— Да. Если мы промедлим, может оказаться слишком поздно.

— Организуйте это. Я приеду в Федерацию в конце недели.

— Работа предстоит грязная.

— Плевать. Только чтобы не оставалось следов. Ничего, что могло бы вывести на меня.

Амстердам

21.20

В последний раз Стефани оказалась в тюрьме прошлым летом, когда их с Малоуном арестовали в Дании. Теперь вот представилась возможность познакомиться с голландской каталажкой. Разница была не очень заметной. Она предусмотрительно держала рот на замке, когда на мост прибежала целая ватага полицейских и обнаружила мертвеца. Оба агента Секретной службы успели смыться, и Стефани надеялась, что тому, который прыгнул в воду, удалось забрать медальон. Однако теперь ее подозрения нашли подтверждение: Торвальдсен и Кассиопея вляпались во что-то очень серьезное, и нумизматика тут ни при чем.

Дверь распахнулась, и в камеру вошел мужчина лет шестидесяти с длинным костлявым лицом и буйной седой шевелюрой. Эдвин Дэвис, советник президента США по национальной безопасности, сменивший на этом посту Ларри Дейли. Какой разительный контраст! Дэвиса перевели на эту должность из госдепартамента. Это был карьерный дипломат, имеющий две докторские степени: в области американской истории и международных отношений. Он обладал блестящими организаторскими способностями и врожденным дипломатическим даром. Ему была присуща простая демократичная манера общения, как и президенту Дэниелсу, что окружающие зачастую недооценивали. Три государственных секретаря использовали его таланты, чтобы привести в чувство свое хромающее на обе ноги ведомство. Теперь он работал в Белом доме, помогая администрации достойно закончить три года, оставшиеся ей до новых президентских выборов.

— Я ужинал с президентом. Между прочим, в Гааге. Восхищался городом, чудесным вечером. Еда была великолепной, хотя я и не отношусь к числу гурманов. А потом мне приносят записку, в которой сообщается о том, где вы очутились. Я говорю себе: наверняка должно существовать какое-то логичное объяснение того, почему Стефани Нелле оказалась в голландской тюрьме, будучи задержанной возле трупа с пистолетом в руке.

Она открыла было рот, чтобы ответить, но мужчина остановил ее, подняв руку с раскрытой ладонью.

— Я еще не закончил.

Стефани сидела молча в своей промокшей под дождем одежде.

— Я был готов оставить вас здесь, поскольку мне не было известно, зачем вас понесло в Амстердам, но президент отвел меня в сторонку и велел ехать сюда. Похоже, в вашем приключении принимали участие и двое агентов Секретной службы. С одного из них ручьями стекала вода после купания в канале, и он просил передать вам это.

Дэвис бросил ей какой-то предмет, и, поймав его, Стефани снова увидела медальон с изображением слона. Монета, как и прежде, находилась в пакетике.

— Президент вступился за вас перед голландскими властями. Вы свободны.

Стефани встала.

— Прежде чем мы уйдем, мне хотелось бы узнать, кем были нападавшие.

— Я предвидел этот вопрос и поэтому предварительно навел справки. У обоих убитых обнаружены паспорта Центрально-Азиатской Федерации. Мы проверили. Они входят в отряд личной охраны верховного министра Ирины Зовастиной.

Стефани заметила, как изменился взгляд Дэвиса. Этот человек был гораздо более открытым, нежели покойный Дейли.

— Вы не удивлены, — даже не спросил, а констатировал он.

— Меня в последнее время вообще сложно чем-то удивить.

Дэвис снова заговорил, но его голос упал до шепота:

— У нас возникла проблема, Стефани, и теперь, к счастью или к несчастью, вы тоже имеете к этому отношение.

Следом за Дэвисом она вошла в гостиничный номер. Закутавшись в банный халат, президент Дэнни Дэниелс развалился на диване, положив босые ноги на журнальный столик со стеклянной столешницей и позолоченными ножками. Это был высокий мужчина с копной светлых волос, громким голосом и обезоруживающими манерами. Хотя Стефани работала с ним уже пять лет, по-настоящему понимать этого человека она начала лишь прошлой осенью, когда им пришлось распутывать нити предательства в деле о пропавшей Александрийской библиотеке. Тогда он уволил ее, а затем вновь взял на работу. В одной руке Дэниелс держал стакан с какой-то выпивкой, а в другой — пульт от телевизора.

— По телевизору все передачи идут на голландском языке. Ни на английском, ни с титрами ничего нет. Я ни фига не понимаю. А от новостей Би-би-си и Си-эн-эн меня уже тошнит. Снова и снова крутят одни и те же сюжеты.

Дэниелс выключил телевизор и бросил пульт на диван. Отхлебнув из стакана, он сказал, обращаясь к Стефани:

— Я слышал, у вас выдалась еще одна ночка из тех, какие оканчиваются крахом карьеры.

Она заметила хитрый блеск в его глазах.

— Видимо, таков мой путь к успеху.

Он сделал приглашающий жест, и Стефани села.

— Этим список плохих новостей не исчерпывается, — продолжал Дэниелс. — Пропал ваш агент в Венеции. От нее нет известий уже двенадцать часов. Соседи по дому, в котором она устроила базу, рассказывают о шуме, который они слышали рано утром. Четверо мужчин, выбитая дверь… Разумеется, официально никто ничего не говорит. Очень по-итальянски. — Президент театрально воздел руку к потолку и продекламировал: — «Мамма миа! Не впутывайте меня ни во что!» — Он умолк. Его лицо потемнело. — Не нравится мне все это.